ядя на окна дворца. Они желали всей душой выздоровления императору{209}.
Совсем иной взгляд на происходящее дает известный литературный деятель того времени журналист В. В. Водовозов. В своих воспоминаниях он пишет: «Меня поразило, что в тех либеральных кругах, в которых я вращался, ожидание близкой смерти Александра наполняло почти всех какой-то непонятной мне радостью. И я не любил Александра III, но я ровно ничего не ожидал от его смерти: наследник был совершенно неизвестен, и не было никаких оснований думать, что при нем произойдут какие-нибудь перемены к лучшему. Особенно радостно ожидали смерти в кружке профессора Н. И. Кареева, а в нем едва ли не всех более радовался И. В. Лучицкий (Киевский), в то время находившийся в Петербурге и, кажется, живший у Кареева (или, по крайней мере, постоянно у него бывавший).
— На что вы рассчитываете? — допрашивал я, но сколько-нибудь вразумительного ответа ни от кого не получал.
Вечером 20 октября пришла телеграмма о смерти и была расклеена по улицам. Весь вечер я бродил по городу, интересуясь тем, какое впечатление произведет известие о смерти на толпу, и видел одно: полнейшее равнодушие. Подойдет человек к телеграмме, прочтет ее и совершенно спокойно продолжает свой путь. Никакого горя на лице не заметно. Подойдут два человека, прочтут, произнесут какую-нибудь ничего не значащую фразу вроде: «Вот как!», «Этого следовало ожидать», и продолжают прерванную беседу. О горе населения не может быть и речи»{210}.
Император Александр III скончался 20 октября 1894 года. Многие в империи и за ее пределами искренне оплакивали смерть русского монарха. Как пишет современный исследователь А. Н. Боханов, Александр III далеко не всегда знал, что и как надо наилучшим образом делать для блага государства. Значительно чаще он знал, что не надо делать. Здесь чувство его редко обманывало. В этом смысле он куда ближе был именно к крестьянству, чем к окружавшему его дворянско-чиновному миру. Более чем за 150 лет существования империи это был, пожалуй, наиболее русский, самый народный монарх{211}. Личность сильного самодержавного монарха и его консервативные убеждения сыграли стабилизирующую роль для Российского государства.
С подобными оценками деятельности Александра III согласны далеко не все историки. Примечательно, что традиция негативного и даже отрицательного отношения к царю-миротворцу восходит к представителям нашей либеральной историографии, и одним из первых в ряду критиков политики Александра III был А. А. Корнилов. Именно ему мы обязаны распространением в литературе термина «контрреформы», использующегося чаще в идеологическом плане, чем в научном. Ясно, что русские либералы имели серьезные претензии к почившему в Бозе императору, сумевшему приостановить дальнейшую радикализацию всей общественной жизни в России после убийства Александра II. Не случайно, что очередной этап этой радикализации наступил с началом царствования Николая II.
Как уже отмечалось, на рубеже XIX–XX веков заметным явлением в российском обществе стал процесс консолидации либеральных сил. Департамент полиции отмечал значительную активизацию общественного движения в конце XIX века и явно выраженное в нем стремление к объединению либеральных кругов различных оттенков. Литературная деятельность, издание газет и журналов стали той почвой, на которой чаще всего объединялась интеллигенция. Журналы «Русская мысль» и «Юридический вестник», газета «Русские ведомости», издававшиеся в Москве, и петербургские «Вестник Европы», «Право» и «Русское богатство» выражали интересы и взгляды широкого круга демократической общественности, последовательно пытались проводить мысль о необходимости реформ. Впоследствии почти все активные деятели этих органов слились в «Союзе освобождения», в организации и деятельности которого ведущую роль играл Дмитрий Иванович Шаховской.
Объединяющими центрами либеральной оппозиционности стали также различные профессиональные организации интеллигенции: Общество литературного фонда, основанное в 1859 году, Юридическое общество, возникшее в Московском университете в 1865 году, Русское техническое общество, созданное в 1866 году. По подсчетам А. Д. Степанского, в Департамент полиции в 1890 году было подано 182 просьбы о разрешении открыть различные легальные организации; в 1891 году таких просьб было уже 218, в 1892 году — 260, в 1893-м — 318, в 1894-м — 348, в 1895-м — 374, в 1896-м —476. Не все ходатайства были удовлетворены, но общее число действовавших в стране легальных организаций росло из года в год. Например, количество научных обществ (без научно-медицинских) возросло с 73 в 1890 году до 130 в 1904 году, медицинских и научно-медицинских за то же время — со 100 до 170, учительских обществ взаимопомощи — с 4 до 71 в 1902 году{212}.
В середине 1890-х годов земское движение превратилось в организованную, оппозиционную правительству силу — съезды «третьего элемента» — земских учителей, врачей, статистиков, которые требовали решительных и последовательных реформ всего общественного переустройства страны. Земское движение сделало выбор в пользу правового, конституционного государства, всесословного, открытого, демократического общества с равными возможностями для всех его граждан на основе частной собственности и равенства всех перед законом. Об этом открыто заявлялось на различных форумах. Примечательно, что с 1871 года по 1905 год врачи собирались на съезды 301 раз, ветеринары — 158, агрономы — 87, страховые агенты — 110, техники и инженеры — 44 раза.
В оппозиционное движение включались даже такие организации, которые первоначально создавались для поддержки самодержавия и существовавших в стране порядков. Так, весьма характерна трансформация, произошедшая с Императорским Вольным экономическим обществом (ВЭО). Созданное еще при Екатерине 11 в 1765 году с целью оказывать содействие экономической и социальной политике правительства, оно в конце XIX века превратилось в один из центров сосредоточения либерально-оппозиционных сил. Президентом его был граф П. А. Гейден, вице-президентом — К. К. Арсеньев, секретарем — В. В. Хижняков. В 1890-е годы ВЭО пополнилось такими видными деятелями земского движения, как Ф. И. Родичев, П. Д. Долгоруков, И. И. Петрункевич, А. В. Винберг, Д. И. Шаховской, П. Н. Милюков, А. В. Пешехонов, П. В. Струве и др.
В подавляющем большинстве своем новые члены придерживались либеральных взглядов. К середине 1890-х годов ВЭО превратилось, по мнению петербургской охранки, в зловредное гнездо крамолы и оппозиции, «в парламент, обсуждающий публично, всегда при громадном стечении публики решительно все вопросы нашей внутренней государственной жизни».
Еще в 1861 году при ВЭО был организован Комитет грамотности. Чиновники Департамента полиции утверждали, что члены Комитета грамотности, «занимая общественные должности, преимущественно земских деятелей и учителей, должны были оказывать противодействие мероприятиям правительства на легальной почве». Комитет развернул довольно широкую издательскую деятельность, выпустив в свет более 120 работ общим тиражом около двух миллионов экземпляров.
Активными деятелями этого объединения являлись Б. Э. Кетриц, А. М. Калмыкова, с которыми у Д. И. Шаховского и его друзей завязались дружеские отношения и переписка на долгие годы. После ноября 1895 года многие члены Комитета грамотности, в том числе и Б. Э. Кетриц и А. М. Калмыкова, вышли из его состава. Они перешли в III (экономическое) отделение ВЭО, где развернули оппозиционную борьбу, которая еще резче усилилась в связи с голодом 1897 года. В основном их требования сводились к отмене телесных наказаний, реформе денежного обращения, вопросу о мерах, препятствующих ухудшению сельскохозяйственного производства.
Властей беспокоила деятельность ВЭО. В апреле 1900 года был изменен устав Вольного экономического общества, согласно которому запрещались публичные заседания секций, программы заседаний и тексты докладов должны были присылаться на утверждение министра земледелия и государственных имуществ. ВЭО фактически свернуло свою работу, восстановив ее в полной мере лишь после царского Манифеста 1905 года{213}.
Признаки оживления оппозиции были связаны и с развитием земского движения. Д. И. Шаховской в «Автобиографии» писал: «В 1892 году начинается организация общения между собой земцев различных губерний, и в 1894 году мне хорошо памятен разговор со Струве и его приятелем К. К. Бауэром, причем на их вопрос, как мыслю я себе выход из политического тупика, я с уверенностью ответил: «В виде самочинного собрания представителей земства, которое потребует конституции». Какой наивностью показалась тогда моим друзьям-марксистам такая мечта и как близко подошла потом к ней действительность! Тогда же при моем участии издано было несколько брошюр за границей, освещавших политический вопрос с точки зрения земского либерализма. Велись переговоры и о постоянном печатном органе, но тогда дело не удалось поставить на ноги»{214}.
Созданные на началах представительства, согласно реформе 1 января 1864 года, земства — органы местного самоуправления для заведования делами, относящимися к местным хозяйственным пользам и нуждам каждой губернии и каждого уезда, действительно рассматривались многими представителями передовой либеральной общественности как зародыш конституции. Так, К. Д. Кавелин в письме от 20 марта 1865 года писал: «После отмены крепостного права ни один внутренний русский вопрос не интересует меня так живо, как этот. От успеха земских учреждений зависит вся наша ближайшая будущность, и от того, как они пойдут, будет зависеть, готовы ли мы к конституции. Пора бросить глупости и начать дело делать, а дело теперь в земских учреждениях и нигде больше».