Он отломил себе кусок и отошёл к своему месту у края платформы. Я с сомнением посмотрел на лист, затем на Лару. Она ободряюще мне кивнула. Отломил маленький кусочек и положил его в рот.
Вкус оказался на удивление сложным и приятным: сначала молочная, почти сливочная сладость, потом она сменилась густым, терпким ароматом мёда и лесных трав.
Я держал его на языке, пока вкус полностью не исчез, и выплюнул остатки, чувствуя, как напряжение в мышцах стало медленно спадать.
— Не могу поверить, что ты не знаешь про сонник, — хихикнула Иляна, придвигаясь ближе и устраивая голову у меня на плече. — Каждый ребёнок в наших краях знает про это растение.
— Я не местный, забыла? — ответил ей, стараясь лишний раз не двигаться. — На моей родине для этого были другие средства. Похуже. И с последствиями.
— Будь осторожен с ним, — добавила Лара уже серьёзнее со второй стороны. — Это дар земли, но он коварен. При частом приёме вызывает привыкание. Без него потом не уснуть, а сны становятся… беспокойными.
Ну, видимо не так уж и сильно это снотворное отличается от земной фармакологии. Но с другой стороны я мысленно отметил, что солнцепоклонники имеют доступ к довольно сильным растениям и снадобьям. На уровне поселений это полезная информация.
Я устроился поудобнее, пытаясь очистить разум. Беспокойные мысли не отпускали, но сонник медленно брал своё. Мир вокруг начал медленно таять, звуки леса превратились в далёкий, убаюкивающий гул, и сознание провалилось в темноту.
…Солнечный свет заливал райскую поляну. Воздух был тёплым и плотным, пах медовыми цветами и нагретой землёй. В центре стояла женщина в простом тёмном платье, её рыжие волосы сияли, как нимб.
— Стефания?
Я двинулся к ней, не чувствуя веса собственного тела, не слыша шагов. Сердце забилось чаще, наполняясь чистым, незамутнённым ликованием. Я почти дошёл. Но лес вокруг начал растягиваться словно резина, а её фигура отдаляться, оставаясь недостижимой.
Я побежал. Мчался к ней, казалось, целую вечность, пока пространство не сжалось, и она вдруг не оказалась прямо передо мной.
— … Стефания?
— Не оставляй меня… — её слова едва дотягивались до слуха, словно последний вздох листа, соскользнувшего с ветки под порывом холодного ветра.
Я коснулся её плеча, поворачивая к себе. В руках она держала букет идеальных, только что распустившихся полевых цветов. Я заглянул в её улыбающееся лицо, ища ответы.
— Ты… ты в порядке?
Её улыбка перекосилась, словно кто-то незаметно добавил в неё горечь. Глаза скользнули вниз, к цветам. Я перевёл взгляд. Яркие бутоны будто сгорели изнутри: лепестки скукожились, потемнели, а потом осыпались трухой, оставляя после себя только серые пятна на земле.
— Василий?
Я снова посмотрел на неё. Это была уже не она. Серый оттенок кожи, словно пепел, облепил лицо, натянувшись на череп так, что каждая кость проступала, как на анатомической модели.
Волосы исчезли, будто их пожрал огонь, оставив лишь клочья, похожие на обугленные нити. Вместо глаз — две черные, сочащиеся мерзкой жижей дыры, а рот застыл в жуткой гримасе, будто её последний крик застрял где-то между ужасом и болью.
— Нет…
Я отшатнулся. Она рухнула в мои объятия, и её тело, ставшее хрупким рассыпалось прахом, который просочился сквозь пальцы, оставив ощущение холода.
— Стефания!
Я резко сел, вынырнув из кошмара. Сердце все еще бешено колотилось о рёбра, но разум постепенно приходил в себя. Я осмотрелся.
Низкое предзакатное солнце заливало пост густым оранжевым светом. Иляна и Лара крепко спали рядом. Сонник срубил всех. Всех, кроме одного.
Откинув одеяло, я взял меч и пошёл искать Светана. Его вахта как раз заканчивалась и начиналась моя.
Услышал его раньше, чем увидел. Это был низкий, монотонный, вибрирующий гул, похожий на пение или молитву.
Княжеский сынок сидел на дальнем краю платформы. Скрестив ноги и глядя куда-то в лес. Но его глаза были закрыты. Он медленно наклонился вперёд, изгибая позвоночник в неестественном, почти болезненном поклоне.
Это был его личный момент. Поэтому я не собирался ему мешать и повернул, чтобы уйти.
— Твоя смена, князь.
Я обернулся. Он не сменил позы, говорил, не открывая глаз.
— Не хотел прерывать.
— Я не знаю покоя, — его голос был ровным, но в нём слышалась глубокая усталость. — С тех самых пор, как узнал о скорой кончине отца.
Он выпрямился, открыл свой инвентарь и извлёк пару небрежно скрученных сигар.
— Не хочешь?
— Не курю.
— Я тоже. Почти. Но, как ты говоришь, времена опасные.
Я оглянулся на спящих — наш лагерь был спокоен. Мы сели рядом на краю платформы, свесив ноги над пропастью. Странное место для разговора по душам.
Он ловко высек искру кремнем, прикуривая сигару от огонька. Дым оказался обычным, крепким табаком, но он помогал собраться с мыслями.
— Тебе бы отдохнуть, — заметил я. — Через час выдвигаемся.
— Молитва пока заменяет отдых.
— Ты молишься богам?
— Я не молюсь богам, — он выпустил кольцо дыма, которое тут же растаяло в неподвижном воздухе. — Я молюсь этой земле. Этому миру, чтобы он позволил мне достичь цели.
— И как? Работает?
— Иногда, — усмехнулся он без всякого веселья.
— То слово, что прохрипел дикарь… Костобой. Твой человек сказал, это имя полубога. Они ему поклоняются?
Улыбка Светана исчезла. Он долго молчал, глядя в темнеющие кроны деревьев.
— В диких племенах поклоняются иным существам… Тем, что когда-то ходили по этой земле, но теперь утрачены. Их имена лучше не произносить.
— Каким существам?
— Можно назвать их древними чудовищами. Легенды гласят, что тысячи лет назад они возвышались над деревьями. Они не боги. Боги созидают. А эти… они не могут созидать. Только разрушать.
— Ты сказал «не могут», в настоящем времени. Ты что, веришь в эти древние сказки?
Он помолчал, вглядываясь в лес так, словно видел там нечто большее, чем просто деревья.
— Тебе доводилось встречать настоящего лесного зверя? Не волка или кабана, а что-то… действительно крупное?
— Одного. Гигантскую волчицу, что могла проглотить меня целиком. Мы убили её несколько недель назад, когда она напала на мои земли.
— Так это был ты? Волчья голова на торговом посту к северу…
— Да.
Светан повернулся ко мне, и впервые я увидел в его глазах не высокомерие, а искреннее, неподдельное уважение. Он протянул руку, и я её пожал. Его хватка была крепкой.
— Впечатляющая работа. Тот зверь терроризировал всех в округе.
— К чему ты это спросил?
Серьёзность вернулась на лицо Светана.
— Давно, когда я был моложе и глупее, я пытался доказать отцу свою доблесть. Забрался в эти леса, дальше, чем было позволено. Провалился в расщелину. И там, внизу, в абсолютной тьме, я увидел его. Гигантское существо, одно лишь присутствие которого замораживало кровь. Я не видел его целиком, только два глаза. Они горели красным, как угли в кузнице, и в них не было ничего, кроме векового, ненасытного голода… Я знаю, что я видел. Одно из древних чудовищ, что теперь прячутся под землёй. И когда наших женщин похищают, а последний вздох дикаря — имя древнего полубога… да, это заставляет меня беспокоиться. За сестру. И за твою жену.
— А этот Костобой… что он такое?
— Древнее крылатое создание с огненными глазами и тлеющими крыльями. Легенды говорят, он требует кровавых жертв, чтобы поддерживать своё существование. Он спит, но его последователи могут его разбудить. И если дикари поклоняются ему… это не сулит ничего хорошего для наших женщин.
Холод, не имеющий ничего общего с ночной прохладой, пробежал по моей спине. Кошмар, его рассказ, имя, прохрипевшее из уст умирающего дикаря — всё складывалось в уродливую, чудовищную картину…
— Закат через час, — в итоге прогнав мрачные мысли, я хлопнул по коленям и поднялся. — К тому времени, как дойдём до моста, будет совсем темно.
Светан посмотрел на меня, и в его глазах я увидел ту же мрачную решимость. Он молча кивнул.
Мы пошли будить остальных. Разногласия были отложены. У нас была общая цель. И общий враг.
Спуск с исполинского древа оказался куда рискованней подъёма. Влажная от ночной росы кора крошилась под пальцами, а ветки толщиной в руку угрожающе скрипели под весом тел, грозя в любой миг обломиться. И скинуть с себя вниз незадачливого древолаза.
Наконец, подошвы моих сапог коснулись мягкой лесной подстилки. Мы устроили короткая передышку, чтобы перепроверить снаряжение. В колчане осталось двадцать три оперенные чёрным пером стрелы. Лара бесшумно проверила остроту парных кинжалов, проведя по лезвиям подушечкой пальца. Иляна крепче перехватила древко своего ледяного посоха. Светан извлёк из подсумка кожаный кисет и отсыпал каждому по щепотке серого порошка.
— Натрите одежду и открытые участки кожи. У здешних дикарей нюх острее зрения.
Порошок, едко пахнущий прелой хвоей и кислятиной, въедался в ткань. Запах был неприятный, но он — единственный шанс пройти незамеченными.
— Идем гуськом, — сказал после этого я. — Без остановок до Моста костей — это единственный проход через ущелье. За ним будет вражеская земля, не нанесённая на наши карту. При встрече с противником сразу уничтожаем без лишнего шума. Держимся вместе, оружие чтобы всегда наготове.
Далее наш отряд растворился в чернильной темноте. Подлесок с каждым шагом становился плотнее. Колючие, узловатые ветви цеплялись за плащи, словно костлявые руки самой чащи, не желающей пускать чужаков в свои нехоженые дебри.
Мрак здесь был живым, сгущавшимся в причудливые тени, которые плясали на периферии зрения.
Два километра пути в мёртвой, давящей тишине, нарушаемой лишь сухим хрустом палой листвы под ногами. Каждый шорох заставлял замирать, и пальцы сами ложились на рукояти оружия.
В этом лесу не было жизни. Ни уханья сов, ни возни мелких зверьков в кустах. Даже ветер, казалось, затаился в густых, переплетённых кронах, боясь нарушить зловещий покой.