пожарищ, поднимающийся от горящих участков ограды.
Еще ниже. Еще страшнее. Элитные сумеречники в темных доспехах расположились вокруг частокола. Это была не беспорядочная атака диких налетчиков.
Мое поселение находилось в осаде.
Пока я проходил испытания, мои люди истекали кровью.
Еще сотня метров до земли, и детали сложились в полную картину. На деревьях за внешним периметром я различал силуэты лучников: один укрылся за толстым дубом в пятидесяти метрах от ворот, двое засели на раскидистых ветвях вяза справа, еще один обосновался на сосне. Они методично обстреливали защитников на стенах, стрелы летели без остановки.
На северной стене мелькнула незнакомая фигура в кожаном доспехе. Один из новых воинов метался от бойницы к бойнице, по деревянным подмосткам, разя врагов из арбалета. Движения резкие, отчаянные.
Южную стену держал Железняк — широкие плечи дварфа выделялись даже с этой высоты. Большой щит укрывал троих лучников, но их стрелы взлетали в воздух заметно реже, чем вражеские.
Стрелы кончались. Или стрелки.
У главных ворот штурмовая группа из двадцати сумеречников планомерно поджигала частокол. Воины действовали слаженно: одни прикрывали товарищей большими щитами от обстрела со стен, другие подносили факелы к основанию кольев, третьи подавали горючую смесь из глиняных горшков. Дисциплинированная пехота из армии.
Командовал ими Лютый — я узнал его пепельно-серую кожу и уверенные движения. Он указал рукой влево — три лучника мгновенно сменили позицию. Махнул вправо — штурмовики усилили давление на восточную часть ворот.
А на стенах поселения было слишком мало защитников. Там, где должны были стоять десятки воинов, виднелись единицы. Западная стена вообще казалась пустой — лишь один силуэт перебегал от башни к башне, пытаясь создать видимость большего количества людей.
Гаврила… Эти твари… Они осмелились! Крушитель Оков в руке пульсировал мягким светом, словно тоже жаждал расплаты. Ладно, друг, начнем. Я развернул тело, выбирая траекторию, и направился вниз, прямо в их тыл.
Приземление получилось бесшумным, меч смягчил удар поглотив энергию. Ноги коснулись земли легко прямо позади троих сумеречников с арбалетами, затаившихся на толстых ветвях дуба.
Первый даже не успел обернуться. Крушитель прошел через его торс, словно рассекая дым, и темный эльф рассыпался синей пылью. Второй начал поворачиваться, его глаза расширились от ужаса, но синий клинок был беспощаден.
Третий успел вскинуть арбалет и нажать на спуск, однако я одним плавным движением разрубил бол, арбалет, руки и грудь стрелка. Сумеречник осыпался пылью, а клинок рвался в бой.
Три кучки серебристой пыли медленно опустились на землю.
Крики тревоги эхом прокатились по лесу. Остальные лучники развернулись ко мне и выпустили залп. Дюжина стрел просвистела в мою сторону, но в нескольких сантиметрах от моего тела они замедлились, потемнели и рассыпались серой пылью.
Защитное поле Крушителя пульсировало вокруг меня невидимым куполом.
Я пошел к воротам, не таясь. Спокойно, шаг за шагом. Пусть видят. Пусть понимают, что их ждет. Под сапогами хрустела пыль от разлетевшихся стрел и утоптанный снег. Оставшиеся лучники опомнились и снова открыли огонь. Один залп. Второй. Все впустую.
Путь мне преградил Лютый. Он встал точно между мной и воротами, обнажив рапиру. Его клинок засветился зеленоватым магическим светом.
— Выжил? — спросил он, принимая боевую стойку. — Гаврила дорого заплатит за твою голову.
— Попробуй.
Лютый шагнул вперед и нанес точный удар прямо в сердце. Я ответил простым взмахом Крушителя навстречу его клинку.
Зачарованная рапира развалилась пополам с жалким звоном. Зеленоватое свечение клинка погасло, словно задутая свеча. Лютый уставился на обломок рукояти.
— Что… как это возможно… — в глазах темного эльфа застыли боль и недоверие, зрачки расширились, а губы приоткрылись в немом вопросе.
Второй мой удар разрубил его от левого плеча до правого бедра. Тело Лютого на мгновение повисло в воздухе, а затем взорвалось облаком синей пыли.
Основная штурмовая группа у ворот замерла на секунду, глядя на развеивающуюся пыль, что когда-то была их командиром. Кто-то выматерился. Другой закричал что-то про месть. С диким боевым кличем сумеречники бросились на меня, размахивая мечами и топорами. Двадцать разъяренных воинов, готовых растерзать убийцу своего лидера.
Интуитивно, словно делал это тысячу раз я вонзил Крушитель острием в землю.
Синяя волна силы вырвалась из точки удара меча о землю и понеслась во все стороны с невероятной скоростью.
Снег исчез, почва раскололась паутиной трещин.
Сумеречники в радиусе тридцати метров взлетели в воздух вверх, подброшенные невидимой силой, после чего рухнули вниз беспомощными куклами.
На стенах частокола показались знакомые фигуры. Забава сжимала ятаганы, её левое плечо было обмотано пропитанной кровью повязкой. Лара держала лук наготове, хотя в колчане осталось всего несколько стрел. Железняк тяжело привалился к щиту, пытаясь отдышаться. На северной башне стоял незнакомый мне лучник.
Все взирали на меня с потрясением, в их глазах читались надежда и огромное облегчение.
Выжившие сумеречники, очнувшись от оглушения, обратились в бегство. Один из их командиров достал кристалл-коммуникатор и стал быстро докладывать кому-то о происшедшем.
Уже убегая, командир среднего звена крикнул:
— Мы еще вернемся, Князь. Господин Гаврила никогда не прощает обид.
Тяжелые створки ворот открылись со знакомым скрипом. Первым ко мне выбежал Кузьма. Домовой выглядел измученным: глубокие морщины прорезали лицо, коричневая кожа приобрела нездоровый серый оттенок, глаза запали.
— Князь! — он запыхался, словно пробежал несколько километров. — Слава всем богам, ты вернулся! Осада идет уже третий день.
Я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Получается меня не было три или даже пять дней? Тошнота подкатила к горлу от того, сколько времени я потерял проходя испытания.
— Кузьма, собери всех раненых в доме Юлия. Немедленно. Он рванул выполнять приказ, а я обнял своих жён, что кинулись мне на встречу.
— Живой!!!
Лазарет встретил меня запахом крови, пота и боли. Стефания склонилась над раненым тигролюдом, зашивая глубокую рану на его боку. Руки ее дрожали от усталости, лицо было бледным, с темными кругами под глазами. Платье, когда-то белое, теперь покрывали бурые пятна засохшей крови.
Юлий перебинтовывал голову молодому лешаку резкими, нервными движениями. По всему помещению на импровизированных постелях из одеял и соломы лежали мои бойцы. Некоторые стонали, другие дышали тихо и неподвижно.
Я начал считать. Двадцать три раненых. Дьявол.
Молодая тигролюдка с забинтованной рукой. Дварф со сломанными ребрами. Старый лешак с прострелянным плечом. Среди них были и незнакомые лица — новые поселенцы, которых я не успел толком узнать. Каждый из них пострадал, защищая наш дом.
Дай, сказал я Стефании, протягивая руку.
Она удивленно посмотрела на меня.
К самым тяжело раненым подошел с Крушителем в руке. Остались те, кто уже балансировал на грани. Один лежал, истекая кровью, другой хрипел, хватая ртом воздух, словно рыба на суше. Рукоять меча коснулась плеча ближайшего.
Синий свет вспыхнул мягким пульсом, и что-то теплое, живое, словно поток воды, хлынуло через клинок. Глубокие разрывы плоти начали сходиться, будто сами собой, а темные пятна крови на бинтах перестали расползаться.
Стефания наблюдала за происходящим с нескрываемым изумлением:
— Ты лечишь лучше любого лекаря, которого я когда-либо видела.
Я молча продолжал работу, некогда сейчас было отвлекаться на болтовню.
— Вот ещё, новая проблема, — Стефания протянула мне стрелу с черным оперением.
На наконечнике засохла темно-коричневая субстанция, которая даже в засохшем виде источала едва уловимый сладковатый запах.
Краксолист.
Сам не понял, откуда появилась в моей голове эта информация. Самый жестокий яд Полесья, от которого нет противоядия.
— Ею ранили лешака, — продолжила Стефа. — Всего лишь царапина на руке, но он уже четвертый час корчится от боли, кричит.
Я резко встал.
— Веди.
Пошел к постели раненого быстрым шагом.
Лешак лежал, свернувшись в клубок, его козлиные ноги дергались в агонии. Лицо искажено болью, изо рта идет пена.
Плохо дело. Отравление краксолистом — одна из самых мучительных смертей в Полесье.
Положил руку на его горящий лоб и мысленно обратился к Крушителю с просьбой о помощи. Меч ответил мягким голубоватым свечением, и боль на лице Добряка начала медленно утихать.
Через несколько минут он открыл глаза:
— Князь? Ты вернулся? Боль… боль прошла… как ты это сделал?
— Позже, — сказал я, поправляя одеяло. — Сейчас отдыхай. Восстанавливайся.
Когда закончил с последним воином, выпрямился и устало смахнул пот со лба.
Через несколько минут устроил собрание в Комнатер Карт. Жены уже ждали меня там, и их вид едва не сломил мое самообладание.
Забава сидела на стуле, держа неподвижно левую руку. Рукав рубашки был срезан, плечо туго перебинтовано, но темные пятна крови все равно проступали сквозь белую ткань. На правой щеке виднелся свежий шрам от близко пролетевшей стрелы — розовая полоса пересекала скулу от виска к подбородку.
Обычно живые, полные боевого огня глаза потускнели от усталости хищницы, которая три дня подряд защищала логово без отдыха.
Лара стояла у карты, не выпуская лук из рук даже в относительной безопасности. Пальцы правой были стерты до крови от постоянного натяжения тетивы. Колчан за плечом почти опустел.
Иляна забилась в дальний угол, обхватив колени руками. Она была на пределе сил, почти оторвана от своей водной стихии. Обычно голубоватая кожа приобрела болезненный оттенок.
Таисия металась по комнате, как зверь в клетке. Кончики когтей то выдвигались, то втягивались — верный признак предельного нервного напряжения. На ее одежде темнели пятна грязи и крови.