– У США и СССР много общего, – горячо проповедовал он, – нам приходится решать проблемы с перевозками товаров и передачей электроэнергии на большие расстояния; у нас неравномерно распределено население… Но главное, мы – нации мечтателей, отважных и изобретательных людей, которые не боятся трудностей!
Клим внимательно слушал Нининого мужа. Что и говорить – Оскар Рейх был прирожденным оратором. Он утверждал, что СССР похож на Дикий Запад в середине XIX века, и те, кто осмелятся исследовать его глубины, могут заработать несметные богатства.
Коммерсанты были в полном восторге от его рассказов о могучих северных лесах и залежах ценных металлов в Сибири.
Слово взял круглолицый, благостного вида чиновник из ВСНХ, Высшего совета народного хозяйства:
– Мы надеемся, господа, что наше сотрудничество не ограничится только поставками древесины. СССР вынужден форсировать свою индустриализацию: англичане и их приспешники готовятся напасть на нас, и чтобы противостоять их коварным планам, мы должны построить множество заводов и электростанций, и полностью перевооружить Красную армию. В самом ближайшем будущем мы собираемся закупить массу оборудования из США и Германии.
– А вы уверены, что у вас хватит средств? – осведомился седовласый банкир из Нью-Йорка.
Товарищ из ВСНХ понимающе улыбнулся:
– Да, наша банковская система не такая крепкая, как хотелось бы, и у нас нет колоний, за счет которых мы могли бы развиваться… Но зато у нас есть воля к победе и крепкие рабочие руки. Если нужно, мы затянем пояса и будем работать день и ночь ради достижения наших великих целей.
Оскар Рейх поднял бокал.
– Джентльмены, предлагаю выпить за советский народ – великий и непобедимый! Ура!
После шампанского за советский народ были съедены горы деликатесов и станцован десяток фокстротов.
Климу оставалось только поражаться цинизму большевиков. Ведь это прелесть что такое: сначала финансировать в соседних странах революции и забастовки, потом осознать, что за такие дела можно получить сдачи и затеять срочное перевооружение. А платить за политические игры руководителей должен был советский народ – идея «внутреннего колониализма» витала в воздухе в течение всех десяти лет советской власти, и большевики не видели в этом ничего «такого».
Простой мужик со своим барахлишком был тут, под боком, и чтобы обобрать и закабалить его, не требовалось никакого специального оборудования, кроме винтовки Мосина и прессы, которая внушала полуграмотным рабочим и крестьянам, что борьба с капиталом – это как раз то, ради чего стоит «затягивать пояса» и «отдавать жизни».
Но самое мерзкое заключалось в том, что большевики ступили на ту самую дорожку, которая привела к Мировой войне. Пятнадцать лет назад европейские нации тоже спешно вооружались, подозревая друг друга в желании напасть. Политики делали блестящие карьеры на массовых страхах, промышленники наживались на военных заказах, а генералы требовали все больших и больших ассигнований на армии.
В 1914 году этот пузырь ненависти лопнул, но, похоже, история никого ничему не научила. Можно было представить себе, какая паника поднимется в европейских консервативных кругах, когда там узнают, что СССР затевает военную индустриализацию! Там и так уже многие требовали поскорее вооружаться и проводить политические репрессии против коммунистов – дабы остановить распространение «красной заразы». Ответом на советскую милитаризацию несомненно будет милитаризация Европы.
И все начнется по-новой.
3.Все будто заразились бесшабашным весельем: пьянели с одной рюмки и орали «Какой хороший парень» по-английски и «Пусть долго живет» по-немецки – у кого-то из иностранцев был день рождения.
Клим поднялся из-за стола: «Ну вас к чертям собачьим!» и направился к выходу. У него не было никакого желания присутствовать на пиру во время чумы.
Когда он проходил через бальную залу, его взгляд вдруг выхватил из толпы знакомый силуэт: это была Нина – она танцевала с каким-то военным.
Фантастическое зрелище – красный командир и дама в роскошном платье скользили по паркету под звуки джазового оркестра. Кавалер улыбался ей восторженной улыбкой и касался Нининой обнаженной спины, вдоль которой спускалась тонкая цепочка с блестящим камушком.
Клим замер в оцепенении и тут же одернул себя: «Ну что – налюбовался? Можешь быть свободен».
Он повернул ручку на застекленной двери и вышел на широкий балкон, украшенный статуей химеры. Отсветы бальных огней подрагивали на ее каменном теле, и казалось, что она слегка ворочается на своем постаменте.
Пьяный, со съехавшим набок галстуком и мокрыми от пота волосам, Оскар тоже заглянул на балкон. В руках у него была рюмка с коньяком.
– Вас-то мне и надо! – воскликнул он, завидев Клима. – Вы слышали, что компания Форда собирается помочь русским построить автомобильный завод под Нижним Новгородом? Скоро сюда приедут инженеры и промышленные архитекторы – им надо произвести разведку местности. Как насчет того, чтобы написать об этом пару очерков? Нам надо раздуть шумиху в американской прессе и показать, что СССР – это страна новых возможностей.
Клим покачал головой.
– Как только закончится Шахтинский процесс, я возьму отпуск. Моя дочь болеет, так что мы с ней едем на юг.
– О, сочувствую…
Дверь снова распахнулась и на пороге показалась Нина.
– Оскар, тебя все ищут! Ты же обещал, что будешь играть в бридж!
– Сейчас иду.
Он допил коньяк и вышел.
Нина и Клим долго смотрели друг на друга – как враждующие соседи, случайно встретившиеся на границе владений.
– Что с Китти? – наконец произнесла Нина. – Она плохо себя чувствует?
– День на день не приходится, – нехотя признался Клим. – У нее иногда бывают отеки и головные боли.
– Ты водил ее к доктору? – встревожилась Нина. – Что он сказал?
Она сыпала вопросами, Клим отвечал и чувствовал, как в нем поднимается глухое раздражение. С чего это Нина начала изображать из себя заботливую мамочку? Совесть проснулась?
– Куда именно ты хочешь отвезти Китти? – спросила она.
– Куда будут билеты, туда и поедем.
– То есть, билетов еще нет?
Нина хотела что-то добавить, но на балконе вновь показался Оскар.
– Ну вот – сама позвала меня и сама тут застряла!
– Ладно, еще увидимся… – проговорила Нина и ушла, оставив Клима в обществе каменной химеры.
Он покосился на скорчившееся на постаменте чудище: голова львицы, вдоль хребта – гребень, тело вообще ни на что не похоже… Химера – химера и есть: дурная фантазия, сочетание несочетаемого. Именно в это превратилась его любовь.
4.Иностранные журналисты чуть ли не в полном составе явились на очередное судебное заседание – всем хотелось узнать, чем закончится допрос Скорутто.
Судья вызвал его к микрофону, и тот ровным и тихим голосом сказал, что полностью признает свою вину.
– Я отказался от показаний только из-за жены.
По залу пронесся едва слышный вздох разочарования.
– Не надо было ей ничего кричать, – шепнул Зайберт на ухо Климу. – Она выдала чекистам, что они с Николаем любят друг друга, а это лишняя точка давления. Скорутто небось пригрозили, что если он не признает вину, его супругу арестуют.
Клим мрачно кивнул. Все это напоминало «пляску смерти» – был такой аллегорический сюжет во времена Средневековья: ухмыляющийся скелет вел в хороводе людей всех званий и состояний, и что бы человек ни делал, силы рока все равно сводили его в могилу.
Сопротивление большевикам было абсолютно бесполезным.
5.Клим вышел из Дома Союзов и сразу увидел Нину. Она приблизилась к нему – легкая и нарядная в своей маленькой соломенной шляпке и белом платье в цветочек.
– Добрый день! Как Китти?
– Нормально, – отозвался Клим, не поднимая глаз.
Не сговариваясь, они пошли к Охотному ряду. Навстречу им тек народ и, пропуская прохожих, Клим и Нина то соприкасались плечами, то расходились в разные стороны.
– Я знаю, куда надо отвезти нашу дочь, – сказала Нина. – Элькин прислал мне письмо… Он сейчас в Коктебеле – это маленькая болгарская деревня в Крыму. У его тетки там дом, и она сдает комнаты постояльцам. Элькин давно звал меня туда.
– Представляю твоего рафинированного муженька посреди крымской деревни! – хмыкнул Клим.
– Это я еду в Коктебель, а Оскар еще вчера отправился в Германию. Над улицей раздался грохот, и в воздухе повисло облако известковой пыли. Клим оглянулся: за забором, оклеенным театральными афишами, ломали церковь Параскевы Пятницы. Золотых куполов уже не было, а в стенах зияли дыры, через которые виднелись головы рабочих.
– У меня есть знакомый в Наркомате путей сообщений, и он заказал для меня купе, – продолжила Нина. – Вы с Китти можете поехать вместе со мной в Феодосию, а дальше мы автобусом доберемся до Коктебеля.
Клим в изумлении посмотрел на нее. Какое купе? Она думает, что он согласится куда-то с ней ехать?
– Дорогая моя… Между нами все кончено.
Лицо Нины исказилось – словно от боли.
– Ты же сам сказал, что Китти надо отвезти на юг!
– Я не приму от тебя никаких подношений.
– Почему?
– Потому что ты спишь с Рейхом! – в сердцах отозвался Клим.
Нина опустила голову.
– Так ведь и ты со своей Галей не пасьянсы раскладываешь.
– Побереги-и-ись! – раздалось из-за забора, и с церковной крыши с грохотом сорвалась балка.
– Ты хотя бы выслушал меня для начала… – с запинкой произнесла Нина. – Хотя чего я тут распинаюсь? Если ты готов из-за своей дурости угробить ребенка…