Он неожиданно замолчал. Подумал, спросил негромко:
– Может, я не понял тебя…
– Не совсем понял. – Княгиня Ольга улыбнулась. – Ты непременно должен жениться, сын. Мы подобрали тебе невесту в Европе из царского рода. Красавица, я ездила на смотрины. Она родит тебе законных наследников Киевского престола, и, когда это случится, ты можешь ехать громить Хазарию.
– Но я не собираюсь жениться…
– Таково решение Боярской думы, Высшего совета и мое как правительницы, сын. Чем скорее ты назначишь день свадьбы, тем скорее родишь наследника Киевского Стола. Ступай и подумай о судьбе Киевского Великого княжения.
– Я не собираюсь жениться по решению Боярской думы!.. – выкрикнул Святослав.
– Тогда Боярская дума и я немедленно отзовем в Киев дружину Морозко.
И вышла из палаты.
Святослав возненавидел жену в тот самый миг, когда великая княгиня Ольга сказала, что Боярская дума отзывает дружину Морозко. Однако свадьбу сыграли пышно и торжественно с гостями из зарубежья, роскошными подарками, шумом, блеском и криками «Хвала!» и «Слава!».
Молодым отвели лучшие покои великокняжеского дворца. Святослав ночевал в них дважды в неделю, каждый раз уходя в свой стан еще затемно. Однако как человек женатый, то есть взрослый по меркам того времени, обязан был присутствовать на заседаниях Боярской думы, где молчал как истукан, если к нему не обращались с вопросом. Отвечал коротко, сквозь зубы и уходил при первой же возможности. Не к жене, естественно, а в свой стан, к своей дружине и к своей хазарянке.
И тут молодцы из племени радимичей дважды перехватили торговые караваны на пути из варяг в греки. Дума приняла решение заставить князя радимичей выдать этих молодцев для княжеского суда. Свенельд был на юге, а потому Святославу поручили это деликатное дело с помощью дружины Морозко.
Лодка великого князя первой пристала к берегу княжества радимичей. Ее встречал статный молодой человек с мечом на поясе, который, поклонившись, вежливо протянул руку.
– Здравствуй, великий князь Святослав. Я – Бориська, сын князя радимичей. Благодарю от имени отца, что ты откликнулся на нашу просьбу.
– Какую просьбу?
Святослав несколько опешил от такой встречи, почему и воспользовался помощью княжича радимичей, когда вылезал на берег.
– Мы послали гонца с сообщением, что нас постиг неурожай, посевы вымокли, люди голодают. Мой отец просит хлеба в долг…
– И поэтому твои молодцы разграбили торговые караваны?
– Голод, великий князь…
– Татьба, а не голод! – выкрикнул Святослав. – Я пришел карать, и кара моя не будет знать снисхождения!
– Разве тебе не передали прошения моего отца? – растерянно спросил Бориська.
– Никакого прошения я не видел.
– Значит, бояре спрятали его под сукно, – вздохнул Бориська. – Но все равно, отец мой здесь ни при чем.
– Твои отроки грабили караваны?
– Когда матери и сестры мрут от голода, это не грабеж. Это спасение женщин и детей.
– Я прикажу убить твоих отроков. А тебя, княжич, продам в рабство. Чтобы ты долго и позорно умирал, помня о своем ослушании.
– Но, великий князь…
– Ты будешь продан в рабство. Твоего отца я не трону. Взять княжича!
Княжич Бориська был тут же повязан.
Святослав не тронул князя радимичей и его семью. Он обрушил свою ярость на народ в целом, не желая разбираться, кто прав, а кто виноват. Сжег дотла все деревни, вызывающие у него подозрение, что оттуда могли быть родом преступившие закон, убил всех стариков и женщин, а мужчин, молодых женщин и детей продал в рабство проезжим купцам.
С ними вместе был продан и княжич Бориська. Это возмутило всегда уравновешенного Морозко.
– Великий князь, ты убиваешь и продаешь в рабство наших сородичей! Радимичи будут мстить, переметнутся к хазарам…
– Не смей мне перечить! Никогда, слышишь?
– Кровная месть…
– Они уже переметнулись, воевода. Переметнулись тогда, когда продали товары с разграбленного каравана хазарским купцам.
– Но ты же продал в рабство радимичей тоже хазарским купцам!..
– Я их и освобожу. Всех, кроме этого дерзкого княжича.
– Я ухожу от тебя, великий князь, – сказал Морозко. – Я не хочу и не могу воевать против братьев-славян. Ищи себе другого сподвижника и не рассчитывай больше на меня и моих воев.
И в тот же день погрузил свою дружину на лодьи и увел ее в Киев.
В Киеве Святослава ждала буря, потому что Морозко прибыл туда первым и рассказал о непонятных и ничем не оправданных жестокостях великого князя. Боярская дума потребовала лишить его права на командование войсками, княгиня Ольга с трудом сдержала гнев, а знатная европейская супруга твердо заявила, что немедленно отправляется на родину.
Святослав до боли сжал зубы – аж желваки вздулись на скулах – и молча уехал в стойбище. Однако великая княгиня гонцом востребовала его в Киев.
– Радимичи такие же подданные Киевского княжества, как и все соседние славянские племена, сын мой. На Совете славянских князей я обещала им защиту и покровительство, а не мечи и рабство. Объясни мне, что нам делать после учиненного тобой разгрома.
– Они получили то, что заслужили.
– Заслужили наказания полтора десятка юношей, которых ты казнил без суда. Остальных ты продал в рабство купцам, и среди проданных тобою – княжич радимичей Бориська.
– Он дерзко вел себя.
– Надо быть терпимым по отношению к подчиненным. Терпимым и добрым.
– Этому научил тебя киевский поп или византийский патриарх? – зло спросил Святослав. – Я – сирота, и я это знаю. Отныне моя семья – моя дружина. Мой дом – моя дружина. Моя опора – моя дружина. Морозко предал меня, но я соберу молодцов со всей земли и завоюю себе собственное княжество.
Повернулся и вышел, не прощаясь и не прося разрешения удалиться. Через час из его становища примчался гонец.
– Великий князь Святослав объявил стан своей землей. Любой нарушивший границы без предупреждения будет убит.
И все замерло. Святослав, лишенный дружины Морозко, не в силах был предпринять задуманный поход, и неизвестно, как бы повернулась история Древней Руси, а значит, и наша, если бы в стан не прибыл посланник новгородского посадника.
Но у нас еще есть время до прибытия в стольный град новгородского посадника.
Княжич Бориська, проданный Святославом купцам – перекупщикам живого товара, спускался тем временем вниз, к устью Днепра. Он был воином, сильным и хорошо физически развитым, почему его и не сунули в вонючий и тесный трюм огромной торговой насады, а, сковав по рукам и ногам цепями, приковали к скамье. И он греб, обливаясь потом, и бич надсмотрщика постоянно свистел над его головой.
Издевательства, бич из витой сыромятной кожи хлещет по потной обнаженной спине, похлебка с червями, сон три-четыре часа и снова – каторжный труд. Нет, лучше бы взбунтоваться, вложить всю силу в один – последний перед мучительной смертью – удар…
Три могучие силы удерживали его попранную гордость. Месть, ненависть и жажда конечной победы. Он верил в свою удачу, как верит в нее каждый воин, вступая в жестокую битву. Да, не всем, далеко не всем улыбается богиня удачи, но нельзя, невозможно не верить в нее, пока ты жив.
Но порой удача улыбается столь незаметно, что поди ее разгляди. А второго раза не будет. И тогда… позорная смерть раба.
Значит, самая главная задача – поймать бледную улыбку удачи. В этих каторжных условиях даже сама богиня не рискнет улыбнуться открыто. Только чуть дрогнут ее губы, и…
И ты должен уловить этот миг. Должен!.. Терпеть. Стиснув зубы, терпеть все. Терпение – главное условие победы.
Ох, как же неспешно сплавлялся по течению торговый караван! Перегруженные смоленские насады и новгородские пузатые суда тащились медленнее, чем само течение могучей реки. На перекатах останавливались, рабы разгружали суда и волоком перетаскивали их на глубину. Свистели бичи, ревели глотки надсмотрщиков, а рабы бегали по грудь в воде, и плохо было тому, кто падал с грузом на плечах.
Одного забили насмерть. Молодого чудина, который оступился, выронил груз, и этот груз унесла стремнина. Как долго, как мучительно он умирал…
И это вписал в строку княжич Бориська. И это отложил в своей памяти, напитанной ненавистью к великому киевскому князю Святославу.
Он не услышал – скорее почувствовал шум днепровских порогов, тогда как в караване по-прежнему стояли крики, свистел бич, звенели цепи. Княжич воспринял услышанное только им приближение порогов как знамение.
«Вокруг порогов проводят пешком… – мельком подумалось ему. – В цепях, но всех – пешком. Вдоль берега…»
И когда его отковали от скамьи гребцов, он изо всей силы ударил кандальной цепью надсмотрщика и бросился в воду.
Славяне справедливо считались лучшими пловцами в те времена. А княжич с детства любил нырять, неожиданно для всех появляясь там, где его и не ожидали увидеть. Это вызывало восхищение отроков и в особенности девиц, почему Бориська и стремился довести свое мастерство до совершенства.
Но когда на ногах и руках тяжелые цепи… Плыть под водой с ними было невозможно, и княжич решил отталкиваться от дна ногами, постепенно пробираясь к противоположному берегу. Однако стоило ему коснуться дна, как ноги стали уходить в ил, намытый рекой у порогов. Но он и тут не растерялся, начал цепляться за камни порогов, подтягивая себя, скованного по рукам и ногам, к спасительному противоположному берегу.
Выручало то, что он еще в детстве, пугая девчонок, научился подолгу задерживать дыхание. Волны, наталкиваясь на пороги, бились и пенились, и княжич осторожно высовывал губы в эту пену и переводил дух. Но сил уже не хватало, когда он, как в тумане, вдруг увидел протянутую сквозь камни руку. Схватился за нее, и его сразу же вытащили из речной пучины.
Когда он пришел в себя и увидел склонившееся над ним лицо, с ужасом понял, что попал в плен к степнякам, и опять провалился в полубессознательное состояние.