– Ты звала меня, великая княгиня?
– Как ведет себя боярин Асмус, Свенельд? – спросила Ольга, и взгляд ее был неспокоен. – Что сообщают о нем твои личные соглядатаи?
– Он никуда не отлучается, кроме верховых прогулок. Даже на охоту.
– Ты уверен?
– Вполне. Почему ты вдруг вспомнила о нем?
– Потому что Святослав растет, а вместе с ним растут и его уши. Твой Живан, которого ты вовремя пристроил дядькой, так и не смог вызвать мальчика на откровенный разговор. По его словам, Святослав закрыт, как добрый византийский ларец.
– Мне это нравится, – улыбнулся Свенельд. – Из него растет настоящий…
– А мне – нет! – резко оборвала великая княгиня. – При княжеском дворе всегда достанет доброхотов, готовых поведать ребенку…
И неожиданно замолчала, крепко, в ниточку сжав губы.
– Что поведать? – тихо спросил воевода.
– Правду!
– Ты стала бояться правды?
– Славяне давали роту покорности князю Рюрику. Даже мой отец, князь Олег, прозванный Вещим, назывался только правителем славян.
– Однако это не мешало жить ни ему, ни тебе. Князю Игорю пришлось отравить его, чтобы наконец-то прорваться к Великокняжескому Столу.
– Мы, русы, лишь чистая река в океане славян. Рано или поздно эта река иссякнет, Свенельд.
– Я наполовину славянин. Может быть, поэтому я никак не возьму в толк, чего ты боишься.
– Единого восстания славян, мой великий полуславянский воевода.
– Они привыкли опасаться моих мечей.
– Никаких мечей не хватит, чтобы примучить все славянские племена. Их – тьмы темь. Они уйдут в леса, а мужчины с дубинами перекроют все наши дороги. И поставят крепкие заставы у Днепровских порогов.
Свенельд помолчал. Усмехнулся невесело:
– И поэтому ты настойчиво просишь меня отказаться от собственного сына.
– Не поэтому, Свенди, – горько вздохнула великая княгиня. – Только во имя спасения всего Великого Киевского княжества. Только во имя его.
– И во имя спасения ты вспомнила об Асмусе?
– Наш сын должен быть великим князем. Великим! И никто лучше Византии не знает, что такое величие.
– Если величие не опирается на меч, это – соломенное величие. Славяне на масленицу изготовляют их во множестве. А потом сами же и сжигают с песнями, хороводами, плясками и хохотом.
– Ты опояшешь это величие мечом и наполнишь силой, Свенди. Ты, самый великий из воевод.
– Но мой воспитанник будет слушать ромея, моя королева, – улыбнулся Свенельд. – А византийский мед легче проникает в душу, нежели грубый звон мечей и вопли дружинников.
– Тебе мало того, что ты – мой соправитель?
– Я гоняюсь за славой только на поле битвы.
– Тогда почему ты так насторожился, когда я спросила, как ведет себя византийский дворянин Асмус?
– Я не доверяю ромеям и не скрываю этого. Ты это знаешь, моя королева.
– А я хочу, чтобы Святослав был воистину великим князем и великим воином. Первого сделает ромей, второго – ты.
– Ты права, как всегда.
Свенельд поклонился, полагая, что сказано все и ему пора удалиться.
– Подожди, мой воевода, – вдруг тихо, мучительно тихо сказала Ольга.
– Что с тобой? – обеспокоенно спросил он.
– Неосторожность. – Она попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась. – У нас будет ребенок, Свенди.
– Ребенок?.. – Полководец растерянно заулыбался. – Это же… Это же прекрасно…
– При мертвом муже?..
Великая княгиня горько усмехнулась и, не прощаясь, вышла из личных покоев.
Весь день Свенельд мучился от случайно сорвавшейся фразы. Он обидел любимую женщину, обидел грубо, ударив в самое сердце. Отлично изучив характер Ольги, он знал, что сегодня на ее глаза попадаться не следует, нужно выждать хотя бы сутки, но завтра к вечеру…
А на следующий день в усадьбу Свенельда прибыл доверенный дворянин князя Мала Сбойко. И событие, о котором он поведал, затмило все личные ссоры и обиды.
Древлянский князь Мал выехал на шумную княжескую охоту вместе со своим зятем Мстишей сыном Свенельда, прозванным Лютом Свенельдычем. Неделю лесные дебри вокруг столицы древлян сотрясал глас охотничьих рогов и труб, отмечавших каждого убитого охотниками зверя. Все шло, как заведено, а заведено было, что Отрада, приемная дочь князя Мала, всегда встречала его на пристани, к которой причаливали лодьи охотников.
Это была парадная встреча. На ней присутствовали все приближенные, но в центре непременно стояла Отрада в белом платье и богатом убранстве. Князь Мал, не осчастливленный родными детьми, души в ней не чаял.
Только на сей раз Отрада не смогла исполнить этого обычая. Она последние дни носила ребенка, и вторые роды обещали быть куда труднее первых.
– Богатыря носит! – радовался Мстиша Свенельдыч. – Ворожея ей нагадала, что великого богатыря родит.
Прийти Отрада не могла, но, чтобы отец не огорчался, послала вместо себя подружку, сенную девушку, ростом и статью напоминающую свою госпожу, повелев ей надеть княжеское платье и княжеское уборочье.
И князь Мал, увидев в центре принаряженной девичьей группы знакомую фигурку, и впрямь очень обрадовался. Закричал что-то веселое, пришпорил коня, замахал руками…
В этот момент из зарослей противоположного берега вылетела стрела. И вонзилась в грудь подружки Отрады чуть выше щедро расшитого нагрудника…
– Вот эта стрела, – сказал Сбойко, личный посланник князя Мала, протягивая Свенельду два обломка.
– Вятичи, – сказал воевода, внимательно осмотрев обломки. – Яд был на острие?
– И очень сильный. – Сбойко вздохнул. – Неужто вятичи осмелились напасть на князя Мала?
– Это всего лишь стрела вятичей, – повторил Свенельд и тоже вздохнул. – А вот руки, которые лук натягивали, вполне могут быть и из Киева. Вполне.
Он вдруг замолчал. Густые, с проседью брови его резко сошлись на переносице, и молчал он долго. Сбойко терпеливо ждал его первых слов.
– Князь Мал должен немедля отправить Отраду с дочерью в Киев. Охрану я выделю на границе.
– Не гневайся, великий воевода, но это невозможно. Отрада непраздна и не перенесет переезда. Именно так повелел мой князь передать его слова.
– Но пусть отправит хотя бы ее дочь под мою руку. Я вышлю навстречу не только добрый отряд, но и византийские носилки с балдахином. И перекрою границу вятичей, хотя, непременно скажи это своему князю, тетиву натягивала киевская рука. Выезжай немедля. Тебя накормят и дадут свежего коня.
Посланник князя Мала тут же выехал в Искоростень. А Свенельд повелел оседлать своего коня. И, никому не сказав ни слова, поскакал к Берсеню, последнему другу, совет которого он старательно взвешивал всякий раз.
К этому времени Берсень уже оставил думскую службу и никуда не выезжал. Он почти ослеп, кое-как передвигался по дому, скакал на старом, мудром мерине по утрам, а в Киеве больше не появлялся, объявив жестко и коротко:
– Слепой советник хорош только для слабых правителей, королева русов.
– Мне будет трудно без тебя, Берсень, – вздохнула великая княгиня.
– Я просил тебя взять на службу моего сына Неслыха. Это верный человек, способный распутывать любую пряжу и плести любую сеть.
– Я знаю его, но он редко попадается на глаза.
– Зато все видит и слышит. Кроме того, у тебя есть Свенельд. Внук соправителя великого Рюрика Трувора Белоголового. У тебя, королева русов, два надежных защитника. Меч и ручная змея.
Воеводу Берсень любил. Это же был его Свенди, друг детских игр в королеву русов.
– Ты прав, Свенди, – сказал он, внимательно выслушав гостя. – Это не вятичи. Это бояре Игоря, которые боятся Ольгу и тебя. И, думаю, больше всего – тебя, потому что стрела убивала сразу трех зайцев: жену твоего сына, князя Мала и тебя вместе с Мстишей Свенельдычем. Это киевская игра, а как далеко она зашла и кто именно в нее играет, я постараюсь узнать. Кое-кто из старых знакомцев еще остался в гнилой тине киевских тайных замыслов. И потом…
Он вдруг замолчал.
– Что – потом? Почему ты замолчал, друг?
– Я думаю, друг.
– Малушу я спрячу у княгини Ольги, – сказал Свенельд. – Наша королева русов не очень-то жалует моего сына, но это – для киевской черни, которая орет на улицах, что князь Игорь должен быть отомщен.
– Поставь добрые дозоры на границе Древлянской земли, Свенди. Среди киевских бояр более чем достаточно верных сторонников Игоря.
– Дельный совет, друже. Я воспользуюсь им, только по-иному. Я попрошу об этой услуге черных клобуков. Им знакомы эти места, а их конница наглухо перекроет все дороги.
– Ты мудр, воевода. Ты всегда набирал больше всех кувшинок для королевы русов. – Берсень улыбнулся. – Ты мудр, а я многое знаю. Я знаю человека, которого зовут Неслыхом. Это мой сын, Свенди, ты его помнишь. Я пристроил его в окружение королевы русов, где он беззвучно живет на самом дне. И он знает, как прищучить самую зубастую щуку и закарасить самого жирного карася. Неслых сам найдет тебя, когда будет нужно, и исполнит любой твой приказ.
– Прими мою благодарность, друг. Время куда тяжелее, чем ты себе представляешь.
Берсень улыбнулся. Потом вдруг протянул руки к лицу Свенельда и пальцами осторожно ощупал его лицо. И невесело вздохнул:
– У тебя появились две новые морщинки, Свенди. Тяжкий груз лег на наши с тобой плечи, но тебе досталась, пожалуй, самая тяжкая доля.
Кочевое тюркское племя каракалпаков (черных клобуков, как их называли в те времена) кочевало по степным окраинам Киевской Руси. Дальновидный Свенельд еще в начале своей воеводской службы великому киевскому князю не поленился объехать все пограничные кочевые племена, которые принесли роту на верность. И не просто познакомился с их каганами, как, по примеру Хазарского каганата, именовались их племенные вожди, но и подружился с ними. Особенно теплые отношения у него сложились с каганом черных клобуков Карабашем. Это был славный витязь – сильный, веселый и бесстрашный. Он водил своих конников, помогая Свенельду и против тиверцев, и против угличей, и Свенельд не беспокоился ни за свой тыл, ни за свои фланги.