– Почему бы это? – спросил Калокир.
Улеб пожал широкими плечами.
– Я думаю, народ боготворит Ольгу за то, что она упорядочила дани и оброки, прекратила бесчинства княжеских наместников, – проговорил он после краткой паузы. – Если в прежние времена князь каждую осень уходил с дружиной в полюдье, то ныне народ сам везет дань на княжеские погосты. К тому же Ольга учредила уставы и уроки. Всякая дань в этих уставах обговорена, и никто не смеет взимать больше установленной нормы: ни князь, ни боярин, ни княжеский подъездной. Что и говорить, порядку на Руси стало больше.
– Стало быть, мудрость сильнее меча, – улыбнулся Калокир. – Предлагаю, друг мой, выпить за здоровье княгини Ольги. Долгих ей лет!
Улеб охотно взял чашу и осушил ее до дна. Греческое вино он любил. Калокир сделал лишь глоток от хмельного питья, ибо знал во всем меру. Сетования Улеба на несправедливую судьбу были понятны Калокиру. В империи ромеев нередко случалось, когда ради власти брат шел на брата, сын на отца… Убийство законных наследников трона в империи ромеев было обычным делом. Закон в таких случаях принимал сторону сильнейшего. На Руси, как видно, царил тот же самый закон силы. Калокир только не понимал, почему Святослав оставил в живых Улеба и его сына. Ведь если Святослава постигнет смерть в сражении или от случайной стрелы, то можно не сомневаться, что Улеб сделает все, дабы оставить сыновей Святослава без княжеской власти.
Заговорить об этом с Улебом напрямик Калокир не решался. Он надеялся со временем сам во всем разобраться. Внезапно дверь в трапезную распахнулась и на пороге возникла довольно высокая стройная женщина в длинном лиловом платье до пят. Голова женщины была укрыта белым платком, поверх которого, по славянскому обычаю, возлежала диадема из тисненой кожи. К диадеме с двух сторон над висками незнакомки подвешены серебряные гроздевидные подвески, украшенные сканью. Такие подвески в виде колец с припаянными к ним серебряными бусинами, по три на каждое кольцо, были распространены в Моравии; они так и назывались – моравские подвески. Незнакомка поклонилась Калокиру. У нее были большие серо-зеленые глаза, густые, почти бесцветные брови, прямой благородный нос, пухлые чувственные губы. Слегка удлиненный овал ее лица необычайно гармонировал с прямым носом и высоким открытым лбом.
– Это Сфандра, моя жена, – сказал Улеб.
Калокир вежливо пригласил Сфандру к столу. Он сам придвинул ей стул, налил яблочной сыты. Калокиру сразу бросилось в глаза то, как Сфандра прямо держит спину, сколько грации и величавости в ее движениях, наклоне головы. Она двумя пальцами отщипывала маленькие кусочки от пирога с рыбой и изящно отправляла их в рот. Эта молодая красивая женщина была похожа на прекрасный распустившийся цветок, благоуханная прелесть которого не может никого оставить равнодушным, в особенности мужчин.
Калокир сразу смекнул, что Сфандра появилась в трапезной не случайно. Сфандра без обиняков принялась выспрашивать у Калокира, заинтересован ли василевс ромеев в том, чтобы Русью правил князь-христианин. И готов ли василевс ромеев поддержать ее мужа в его противостоянии со Святославом? Ответ Калокира понравился Сфандре. Конечно, Никифор Фока отдаст предпочтение князю-христианину нежели князю-язычнику. Ромеи готовы поддержать Улеба при условии, что и он не будет бездействовать.
– Я ему о том же твержу! – пылко воскликнула Сфандра, чуть подавшись вперед. – Прежде всего, нужно избавиться от детей Святослава, а муж мой робеет.
– Да ты спятила, Сфандра! – сердито зашипел на супругу Улеб. – На какой тяжкий грех ты меня толкаешь! Иль ты не христианка?
– Гляди, Улеб! – зло прищурилась Сфандра. – Ныне ты нужен Святославу, вот он и щадит тебя. Токмо это до поры!
– Повторяю! – Улеб повысил голос. – Я через кровь не переступлю.
– Заповеди христианские надо чтить, – подал голос Калокир, – токмо убийство убийству рознь. Кто-то убивает корысти ради, а кто-то ради некой высшей цели. К тому же ежели дело касается близких родичей, то в пролитии крови вовсе нет надобности. Неугодных родственников можно, скажем, ослепить или сослать куда подальше. Это грех небольшой, согласитесь.
Калокир перевел взгляд с Улеба на Сфандру и обратно.
– Не по плечу мне тягаться со Святославом. – Улеб раздраженно отодвинул от себя опорожненную чашу. – У Святослава в дружине витязи один храбрее другого, да и сам Святослав в сече троих стоит. Моя дружина невелика, ибо я набираю токмо христиан, да боярского рода. Святослав же берет к себе и имовитых и безродных, меряя всех бесстрашием и мастерством ратным.
– Не забывай, Святослав поступил не по родовому праву, заняв стол киевский, – холодно вставила Сфандра, не спуская с мужа глаз. – Ты вдвое старше Святослава. Многие бояре киевские горой за тебя встать готовы.
Улеб нервно передернул плечами.
– Знаю я этих крикунов! Они голосисты, покуда Святослав далече, а когда Святослав в Киеве, так вся эта свора помалкивает.
– Сколько Святославу лет? – поинтересовался Калокир.
– Двадцать четыре, – ответила Сфандра.
Калокир изумленно присвистнул.
– Совсем мальчишка!
– Этот младень в сече неустрашим и неудержим, – угрюмо промолвил Улеб. – Святослав из всех походов с победой возвращался, нигде ни разу бит не был. Бог свидетель.
– И много ли воевал Святослав? – спросил Калокир. – На кого он меч обнажал до сего похода на вятичей?
– На севере Святослав воевал с ятвягами, радимичами и кривичами; на юге – с бужанами и уличами, – перечислил Улеб. – Один раз Святослав ходил ратью на печенегов.
– По силам ли Святославу одолеть хазарского кагана?
Повисла пауза. Калокир напряженно ждал ответа.
– Печенегов Святослав разбил, а эти степняки почти все кочевья хазарские к рукам прибрали, – наконец проговорил Улеб. – Уверен, Святослав не устрашится скрестить меч и с хазарами.
– Почему хазарский каган не навел свою конницу на Киев? – продолжал допытываться Калокир. – Ведь уже два года прошло после избиения дружиной Святослава хазарских торговцев. Почему медлит с местью повелитель Хазарии?
– Нет у кагана былого могущества, потому и не смеет он мстить Святославу, – вставила Сфандра. – Я сама слышала речи пленных печенегов, взятых Святославом в степи. Похвалялись поганые язычники тем, что примучили хазар, живущих по Дону. В былые времена все пастбища по Северскому Донцу хазарам принадлежали, а ныне там печенеги хозяйничают. Что дальше будет?
– Что правда, то правда, – покивал головой Улеб. – Святослав потому и осмелел, поскольку знал, что в степи печенеги повсюду теснят хазар. Не до Руси ныне хазарам, у них у самих земля под ногами горит.
Вернувшись на подворье греческих купцов, где его ожидали слуги, Калокир погрузился в глубокое размышление. Несомненно, на Руси грядут большие перемены. С таким князем-воителем Русь не станет платить дань ни хазарам, ни печенегам. Святослав уже показал, что он не страшится гнева ни хазарского кагана, ни германского императора. Наверняка и договоры с ромеями Святослав не будет соблюдать, если усмотрит в них что-то несправедливое. Чтобы это выяснить наверняка, Калокиру необходимо дождаться возвращения Святослава из похода.
На другой день Калокир опять пришел в княжеский терем, желая вручить подарки от василевса ромеев жене и детям Святослава. Княгиня Предслава предстала перед Калокиром в длинном неприталенном платье из синей парчи с золотыми узорами в виде диковинных птиц. Платье было явно греческого покроя. Голову молодой княгини покрывал легкий белый плат, стянутый на лбу диадемой. Серебряные височные кольца красиво обрамляли овальное лицо Предславы со слегка заостренным подбородком. Это была статная миловидная женщина с большими темно-синими очами и красиво изогнутыми бровями.
Предслава сидела на стуле с подлокотниками, рядом с нею на скамье сидели два ее сына: восьмилетний Ярополк и семилетний Олег. Позади княгини и двух княжичей стояла большая группа знатных девиц и боярынь в богатых одеяниях. У бревенчатой стены на длинной широкой скамье восседали семеро знатных мужей, их длинные волосы и бороды отливали сединой. Один так и вовсе был согбенный годами и белый как лунь.
Слуги Калокира разложили на развернутом персидском ковре дары княгине и ее сыновьям: резную шкатулку из слоновой кости, ожерелье из полудрагоценных камней в золотой оправе, отлитые из меди маленькие фигурки конников.
Княжич Олег, живой и непосредственный, подскочил к подаркам и, присев на корточки, принялся разглядывать игрушечных всадников. В его глазах светились изумление и восторг. Не утерпел и Ярополк. Усевшись на полу рядом с братом, он с жадным любопытством вертел в руках крошечных медных наездников, каждый из которых легко умещался у него на ладони.
Калокир обратил внимание, что старший из братьев удивительно похож на мать. Ярополк был такой же синеглазый, с таким же чуть вздернутым носом, с таким же овалом лица и красиво очерченными губами. Русые волосы Ярополка были заметно темнее, чем у его младшего брата. Олег был более коренаст, более подвижен, у него было круглое румяное лицо и немного оттопыренные уши. От матери княжичу Олегу достались чуть заостренный подбородок и синий цвет глаз. Короткий нос и низкие брови, по всей видимости, передались мальчику от отца.
Разглядывая шкатулку и ожерелье, Предслава поблагодарила Калокира и предложила ему отобедать с нею сегодня после полудня. Седоусые бояре поинтересовались у Калокира, не связан ли его приезд в Киев с избиением монахов-латинян, учиненным волею Святослава. Бояре не одобряли жестокость своего князя, но и поведением немецких монахов они были очень недовольны. С их слов выходило, что немецкие проповедники занимались развратом, умыкали девиц и совсем юных мальчиков.
«Гнев киевлян подтолкнул Святослава к кровопролитию, – молвили бояре Калокиру. – Латиняне вздумали было искать защиты у хазарских купцов, у тех крепость была возведена на горе Щекавице, где хранились их товары и злато-серебро. Токмо киевляне разнесли эту крепость по бревнышку, перебили и монахов, и купцов хазарских, и стражей хорезмийских… Как говорится, по делам и награда!»