Цимисхий ткнул его сапогом в живот, и тот грохнулся на сосуд с вином и уж больше не старался подниматься.
– Заприте их вместе с потаскушками, – приказал Цимисхий витязям. – Пусть продолжают пир, мы им изрядно помешали…
Они вышли из зала, в котором под столами и стульями сидели не дыша участники попойки, заперли двери, и Цимисхий сказал:
– Пошарьте кругом. Если найдете кого, закрывайте двери наглухо. Коли встретите паракимонена – не трогайте, он болен и нам не помешает.
Они обыскали соседние комнаты, в которых было пусто: живущие тут давно попрятались кто куда.
– Теперь я поведу вас в спальню человека, последние минуты пребывающего в звании василевса, – сказал Цимисхий.
И они двинулись к спальне Никифора.
Никифор долго ждал свою венценосную супругу, но утомление после нежной встречи взяло над ним верх, и он заснул. Проснулся он от шума, который исходил из внутренних помещений дворца.
Производить шум вблизи василевса – это равнялось преступлению. Василевс поднялся, вышел в коридор и прислушался. До него донеслось бряцание оружия и даже знакомые голоса людей, которым показываться во дворце не полагалось. Острая мысль пронзила его: предупреждение доносчика не было ложным, а все слухи о скорой его кончине, наполнявшие город, явились предвестниками реальной опасности. Он кинулся бежать полутемными переходами в ту часть дворца, где находились слуги. Но все комнаты их были пусты. И эта пустота комнат пахнула на него ужасом непоправимого несчастья. Он бросился к ларцу, в котором хранилась рабочая одежда слуг, и зарылся в этом пахучем отрепье.
Цимисхий подвел своих сообщников к дверям царской спальни и сказал тихо:
– Вот мы у цели, которая и вам казалась невозможной. Но, только желая невозможного, можно добиться возможного. Того же, что достижимо, не стоит и желать…
И он распахнул дверь спальни. Одни остались сторожить выход, другие подошли к ложу. При тусклом светильнике, который был внесен, трудно было глазами под грудой покрывал различить тело василевса. Цимисхий повел мечом по этой груде, но, к их удивлению, под покрывалом никто не шевельнулся. Тогда они стали запальчиво рубить ложе во всех направлениях: клинки мечей увязали в материи, куски растерзанных покрывал летели во все стороны. Но тела василевса они не обнаружили.
Все оцепенели от ужаса. Ведь если он успел, предупредив события, убежать – им гибель. Скорее надо было тщательнее осмотреть дворец. Если царицей подкуплена дворцовая стража, то армия была еще в его руках. Метнулись в покои Феофано, встревожили слуг, патрикий и особенно царицу, которая была поражена больше всех исчезновением василевса и, как глухонемая и слепая, бродила по комнатам, хватаясь бесцельно за предметы и ощупывая стены. Заговорщики перерыли все шкафы, осмотрели все укромные места, лазили под кровать, диваны, под столы и под скамейки. Нет василевса! Теперь и василиса, бледная как сама смерть, стояла среди разрытого скарба, беспомощно опустив руки и окаменев. Бежать? Но куда бежать? Где можно скрыться царице в своем государстве, изнеженной женщине, всем известной, привыкшей к исключительной и утонченной жизни?!
– Марш, пока не поздно, – сказал один из заговорщиков Валант, – бросимся в море, и лучше искупаться, чем быть посаженным на кол.
И Цимисхий разделял это мнение. Он лучше всех знал энергию и решительность Никифора, а также любовь к нему армии. Но пока он раздумывал, в это время пришла одна рабыня с женской половины дворца и поманила Цимисхия. Она повела его к ларю, в котором под одеждой скорчился Никифор. Цимисхий открыл этот ларь и стал рыться в тряпье. Никифор охнул и высунул голову из ларя. Валант сгоряча ударил Никифора мечом. Меч попал в самую бровь, пробил кость, но не коснулся мозга. Кровь ручейками растекалась по лицу и капала на пол.
– Спаси меня, Богородица, – со вздохом произнес Никифор.
Валант вытащил Никифора из ларя и бросил на пол под ноги Цимисхию. Цимисхий велел ему встать, но Никифор мог подняться только на четвереньки. Валант тыкал кончиком меча в зад Никифора и направлял его в тронную залу. Так ползком и добрался василевс до трона. А в это время там Цимисхий облекся в одежды ромейского василевса: обулся в пурпуровые сапожки, набросил на плечи плащ христианского самодержца, расшитый рисунками орлов, и уже сидел на троне с царственным видом.
Никифор хотел подняться с четверенек на колени, но от боли не смог этого сделать и распростерся у ног Цимисхия.
– Скажи мне, обезумевший и жестокий тиран, – кричал Цимисхий, упираясь подошвой сапога в голову Никифора, – не через меня ли ты взошел на ромейский престол и получил верховную власть? Как осмелился ты, увлеченный завистью и безумием, забыть благодеяния и лишить меня, своего благодетеля, начальства над войсками, как подлого какого-нибудь преступника выслать в деревню, заставить коротать дни вместе с невежественными поселянами?.. Меня, человека знатного, храброго, храбрее тебя самого, и страшного для войск неприятельских. Никто теперь не освободит тебя из рук моих. Говори, если можешь что-нибудь сказать в свое оправдание.
Никифор шептал, изнемогая от боли и душевного потрясения:
– Пречистая Матерь Божия все видит и каждому воздаст по заслугам… Мы временные гости на земле. Угрозы твои мне никак не страшны. За все, что происходит в мире, отвечаешь и ты.
– Ах ты, презренный святоша! – вскричал в исступлении Цимисхий. – Так вот тебе.
Он схватил Никифора за бороду и вырвал из нее клок волос.
– Сам ты попал на трон подло, а других упрекаешь!
Цимисхий пхнул его ногой, а остальные принялись бить рукоятками мечей во что попало, так что Никифор выплюнул с кровью все свои зубы. Потом Цимисхий спрыгнул с трона и ударом меча рассек ему голову. Тогда, чтобы угодить новому владыке, все стали тыкать мечами в бездыханное тело бывшего самодержца земли ромейской. И хотя в этом уже не было надобности, Валант, чтобы его отметил новый василевс, широко размахнувшись, ударил Никифора в спину боевым ножом-акуфием. Длинное, подобное носу цапли острие пронзило тело насквозь, до самой груди. Долго и грубо они кощунствовали над мертвым телом некогда всесильного василевса, за которого еще накануне воссылали мольбы к Вседержителю, ждали от него больших наград, чинов и милостей.
Было утро декабря. Не сходя с трона, Иоанн Цимисхий стал размышлять, что же делать дальше. В это время ему доложили, что телохранители Никифора и часть его гвардии ломают ворота палат, чтобы пробраться в покои царя. Цимисхий отрубил голову Никифору и велел на копье показать ее гвардейцам.
Так и сделали. Гвардейцы в ужасе разбежались. Потом спохватились, собрались и первые провозгласили Иоанна Цимисхия василевсом. Это было для них привычным делом.
Обезглавленное тело Никифора и отдельно голова валялись на снегу целый день. К вечеру Цимисхий приказал предать тело погребению. На скорую руку сделали ящик, подобрали тело и голову и уложили их в этот ящик. Внесли в храм, переложили Никифора в гроб Константина Великого, прозванного «святым». На гробнице Никифора Фоки художник начертал слова:
ОН ВСЕХ ПОБЕДИЛ, КРОМЕ ЖЕНЩИНЫ.
Глава 24Слава василевсу Иоанну!
Теперь придворные всех званий и рангов рвались засвидетельствовать новому василевсу свою полнейшую верноподданность. Но он не принял даже не только их, но и саму царицу, отговорившись, что он очень занят расследованием печальных причин внезапной смерти василевса Никифора. А совещался он теперь только с одним паракимоненом Василием, который, как только узнал, что Никифор обезглавлен, сразу объявился выздоровевшим, явился к Цимисхию, поздравил с восшествием на престол и спросил, оставаться ли ему теперь на своем посту или удалиться в свое поместье.
Цимисхий знал, что кому бы ни служил паракимонен Василий, он всегда служил верно, толково, усердно, предвидел падение своего василевса раньше всех и раньше всех норовил в самые опасные моменты перемен уйти в тень и прежде всех переметнуться на сторону нового василевса. Цимисхий другого поведения и не ожидал от умного сановника и заверил паракимонена, что державе он полезен и останется на своем посту.
О чем советовались они в это время, осталось тайной. Зато твердо известно, что на другой день, в субботу, гвардия василевса Никифора, вдруг ставшая личной охраной Цимисхия, ходила по городу и провозглашала восшествие на трон нового мудрейшего и храбрейшего во вселенной василевса Иоанна Цимисхия.
И толпы народа отвечали им дружно:
– Да царствует отважный и непобедимый самодержец Иоанн Цимисхий!
– Слава василевсу Иоанну, опоясанному силой и могуществом, который возродит империю Востока!
– Пусть будет волею Бога и Его святых всегда здрав великий и богоданный василевс! – кричала неистовая толпа.
За гвардейцами шел паракимонен Василий со своей свитой и призывал от имени нового царя называть сообщников, проникших в Священные палаты и лишивших жизни угодного Богу василевса-мученика. Охотников назвать имена злоумышленников оказалось немало, так что протоколисты Василия целыми днями корпели над составлением крамольных списков, а схваченные все как один под пытками признавались в своих намеренных злодействах.
Атмосфера была так накалена, что народ, возбужденный противоречивыми слухами о смерти Никифора, целыми днями толпился у ворот Священных палат, кричал и требовал у Цимисхия еще больших арестов, выкрикивая имена преступников. Толпа требовала дальнейших жертв отмщения за неожиданную смерть Никифора. И Цимисхий должен был выходить, уверять негодующих, что решительно все убийцы будут пойманы и наказаны. Списки все росли, новый василевс приказал, наконец, объявить народу, что, в знак своей милости, он прекращает дальнейшие розыски злодеев и их разоблачения.
Затем Цимисхий принял сановников и патриарха. Патриарх каждый день приходил в Священные палаты, чтобы получить аудиенцию у нового царя. И вот его наконец приняли.
Полиевкт стоял за дверью в рясе, открытой на груди и вышитой крестиками на подоле. Испуг окаменел в его глазах. Цимисхий увидел его руки в широких рукавах рясы с вздрагивающими пальцами.