– Не время сейчас думать об этом, – ответил угрюмо Святослав, – враг за спиной у нас…
Свенельд закашлялся и опять отпил меду.
– Значит, они нас перемудрят? – спросил Святослав.
– Коли жив будешь, вспомнишь старика, перемудрят. Несметное войско, и все на конях, зашиты в железо. А мы на конях не умеем… Трясемся, как бабы… Даже смешно.
– Что же, старина, делать нам? Уж не бежать ли?
– А бежать войску еще хуже. И как на глаза своим в Киеве показаться? Но благоразумие – наша сила. Уметь избежать смерти – какой в том зазор. Это твоя, князь, обязанность перед подданными. Вот, скажут, смекнуть не мог, полез на рожон и голову сложил. Хитрость не попрек, хитрость – та же сила. Много я дорог исследил, много вина с людьми выпил и того мнения, князь, что меч не всегда умен.
Он поднялся из-под одеяла и сказал с мольбою:
– Князь, успокой старика на старости лет, поезжай на Русь. Земель у тебя много, дел – непочатый край. Молод ты – тебе жить да жить, да землю рядить, а я здесь останусь… Сложу тут кости с дружиной, чтобы избежать упреков в трусости. Сам говорил, что мертвые сраму не имут…
– Нет, – воскликнул Святослав, – этому не бывать. Оставить своего воеводу, когда опасно, это свыше моих сил.
– Голова моя в твоей власти, сложу рядом с твоей, не опасностей боюсь, за землю печалуюсь. Земля останется без князя, дети – малолетки, начнется раздор, бояре рядить будут да судить, передерутся… толстопузые. Не дай бог этой бестолковой драки.
– Нет, старик, не пристало нам избегать опасностей. Прошли мы с тобой болота, одолели реки и нрав морей, плавали по Русскому и Хвалынскому морям, полонили арабские области, а от ромеев убежать – честь потерять. Помни, пощады им больше не будет. Довольно благодушествовали славяне, довольно они принимали обид. За русских князей, терпевших поражения от ромеев, за беды отца моего, за вероломство – найду ли в себе предел мести?..
– Ну ладно, ладно, – зашептал старик, – не буду тебя больше уговаривать. Ведь и мне страсть как хочется побить самохвала Цимисхия.
Весь день Святослав хлопотал по подготовке к сражению. Проверял довольствие, закалку оружия, обозревал окрестности, пробуя угадать, где расположится противник и где удобнее выкопать рвы.
К вечеру пришли парламентеры из дружины Свенельда, полоненные Цимисхием в Великой Преславе. Отпущенники эти дали слово склонить Святослава к миру. В рубищах, с окровавленными ногами, с лицами, сожженными солнцем, они остановились у крыльца княжеских палат.
Свенельд, уже отдохнувший и переодевшийся, вышел к ним в атласных шароварах, но без верхней рубахи. Поглаживая обросшую волосами грудь, он молча оглядел пришельцев и спросил:
– Ну, с чем пришли?
– Да вот, царь ромейский нас отпустил и велел сказать…
– Велел сказать? – зарычал Свенельд, так что воины вздрогнули. – Сукины дети! Вам может велеть только киевский князь да его приближенные… Велел сказать?! Да как он, мошенник, может велеть сказать моим дружинникам? А?
Те молчали, упершись глазами в землю, им было стыдно своего воеводы.
– Куда спрятали языки? Говорите. Не напугать нас угрозами какого-то там ромейского царька, которого мы из жалости пощадили.
– Он велел сказать, – продолжал сотник, – дескать, русским конец пришел, дескать, его, царя, сила несметна… Дескать, порубают нас ромеи как капусту и тела бросят в море на съедение рыбам. Дескать, лучше было бы уйти нам к себе на Русь. Ромеи не только не помешают нам уйти, а еще помогут одеждой и харчами и оснастят наши суда…
– Хвастун этот царек! – вскричал Свенельд. – Это нас-то вздумал запугать, мелюзга… Ну а вы что сами-то на это сказали?
– Да что нам было делать? Промолчали, кукиш в карманах суля. Клялись Перуном и Христом передать все это князю.
– А что думали про себя?
– Да что нам думать, кроме одного: поскорее бы отпустил к своим, перестал бы зубы заговаривать. Нешто мы потеряли воинский дух али перестали быть русскими? И рады бы сложить головы, да не довелось. Обезоружили нас, окаянные… Облепили, как мухи, на каждую руку по десятку… Ни туда ни сюда!
– В сотни бы поскорее нам, воевода, – заголосили пришельцы. – По товарищам соскучились, сил нету. Да, может быть, и схватка близка… Подраться бы. Ходим по дорогам, как бродяги, нешто нам это свычно… Воину негоже…
– То-то! – вскричал воевода. – У меня помни: в плену ли, на своей ли земле… помни, что ты вовек русский. А если вы, стервецы, хоть одним помышлением в победе нашей усомнились и веру в великого князя Руси потеряли, так вот вам сказ: идите на все четыре стороны, к своим бабам, таких слабодушных нам не надобно…
– Что ты, что ты, воевода! – закричали дружинники. – Мы с князем славу делили и добычу, так можно ли его в беде покидать?
– В какой беде? Опомнитесь! – Воевода стал зело гневен. – Никакой беды нету! У князя беда позади. Вспомните, как били буртасов. Полонили камских булгар, прошли смерчем по Хазарскому царству, перепугали арабов и хорезмийцев за Хвалынским морем… А силу ромейского царя князь и в помышление не берет…
– Вестимо! – закричали дружинники. – Какая же это беда с ромеями драться? Прогулка. Прикажи, воевода, налить с устатку по кувшину браги да отточить мечи…
– Разойтись по сотням, – приказал Свенельд. – Выдать им по кувшину браги к ужину, пусть пьют да готовят мечи…
К вечеру у городских ворот, которые были заперты, столпилась уйма беглецов из ближайших городов и селений. Все пространство вокруг стен заняли люди со скарбом, с лошадьми и повозками. Святослав взошел на стену и спросил, что им надобно. Снизу закричали, замахали, просились в город. Князь велел открыть ворота и впустить народ, который хлынул и затопил площади и кривые переулки. Святослав велел им занять пустующие амбары, дома, клети и дворы. Потом он узнал, что военачальники, союзники его – печенеги и венгры уже убежали из Доростола, а те отряды, которые стояли в ближайших городах на страже, предались Цимисхию. Так доносили разведчики. Он сказал об этом Свенельду.
– Легко сильному приобрести союзников, князь, а от слабого норовят все убежать. Значит, нас почитают слабыми. Ну, мы печалиться не будем. Придет время, сами с повинной придут…
С городских стен Святослав увидел подходившее войско Цимисхия. Оно остановилось в отдалении от города на холме и дальше не продвигалось. Это было в субботу, накануне последнего дня Пасхи. Всю ночь дозорные следили за противником. Но, по-видимому, войско Цимисхия, уставшее от переходов, решило отдыхать. Решающий день схватки обещался быть завтра. Оно так и вышло.
Глава 39Начало конца
23 апреля 971 года Святослав построил свои войска у Доростола рядами, и каждый ряд имел вид сплошной стены из щитов и копий. Цимисхий выставил впереди своих линий испытанную конницу и бросил ее на русских. Всадники ринулись на стены щитов и копий. Копья трещали, ломались, лошади падали, замешательство в рядах ромеев усиливалось. Целый день шла жестокая борьба. Двенадцать раз кидались ромеи на стойкие ряды руссов, двенадцать раз были отбрасываемы назад. Наконец к вечеру Цимисхий приказал коннице отступить. И когда русские, ослабевшие от неимоверного напряжения, снялись с места и направились в город, василевс вдруг бросил на них свежие силы лучшей части всадников. Она смяла первую линию руссов, но Святослав, подняв меч над головою, вышел вперед, и воины, повернувшись лицом к врагу и собрав последние силы, стали копьями колоть лошадей в грудь и в ноги. Лошади брыкались, падали, сбрасывая и давя всадников. Все смешалось. Образовавшийся спутанный и шевелящийся вал из людей и лошадей застопорил путь остальной коннице. Святослав увел войска в город и заперся в нем. Оставленный им арьергард пал жертвой воинскому долгу, будучи втоптанным в землю разъяренной лавиной лошадей.
На другой день русские не выходили за ворота, а с городских стен следили за противником. Ромеи копали ров перед лагерем, чтобы оградить себя от внезапного нападения. Перед рвом насыпали высокий вал и на нем воткнули копья, а на копья повесили щиты. Еще раз Цимисхий осмотрел местность со своим миксуратором, начертил план лагеря. На возвышенном и открытом месте водрузил свое знамя. Тут будет царская ставка. После того миксуратор отметил от центра по 500 саженей в направлении четырех частей света и поставил на каждом конце знак.
И вот ромеи стали подступать к самим стенам. Русские принялись бросать в них камни, стрелы и копья. Враг не отступал. Тогда Святослав приказал доставить всех коней и на них посадил дружинников. Ему хотелось испытать силу, сноровку спешно перевооруженной дружины. Русские кони, не привыкшие к совместным и стройным движениям, разбегались в стороны. Ряды руссов расползались, замешательство сразу дало себя знать. Ромеи смяли и разбросали переднюю линию конного русского войска, и Святослав приказал ему отступить в город.
Он собрал военачальников и сказал им:
– Враг оказался и умнее и опытнее нас. Лучше признаться в своей слабости, чтобы не впасть в новое заблуждение или в заносчивость, которые в таком случае равны глупости. Не научились сражаться конными, будем поражать противника теми средствами, с которыми мы сильнее.
В это время показались на Дунае огненосные греческие суда. Население в страхе отхлынуло от берега. Святослав велел вытащить все русские лодки на сушу из опасения, что они будут испепелены. С этого дня путь в отечество был окончательно отрезан, а Доростол окружен со всех сторон. Несколько дней подряд все население и войска рыли рвы вокруг городка. Святослав не предпринимал больше вылазок и сам стал ждать появления врага. Следовало думать о продовольствии. Мука, пшено, мясо – все было съедено. Горожане тяжко голодали. В темные ночи Святослав отправлял отряды в глубь Болгарии, которые проходили берегом не замеченными с греческих судов. Таким образом осажденные прокормились еще несколько дней.
В одну из подобных ночей возвращающийся со съестными припасами отряд руссов увидел на берегу беспечных греков, они все до одного были уничтожены. Цимисхий за это посадил на кол нескольких своих военачальников, пересек рвами все дороги от города и придвинул к нему два б