– Врага не сделаешь мягкостью другом, а только увеличишь его притязания, – ответил Куря. – А раз враг заговорил о дружбе, значит, ему плохо, и он хочет хитростью добыть то, чего воин добывает себе мечом. Хвастун твой князь, и ты вместе с ним. Все народы окрест давно плачут от этого хищника, разорившего волжских болгар, полонившего ясов и косогов, порушившего богатую хазарскую державу и наведшего страх на ромейского царя. Он заставил весь мир дрожать, в том числе и печенежские племена. Ну нет! Выпустить его на волю – значит самому ожидать смерти.
Куря осклабился и захлебнулся от радости.
– Я ждал этого случая со дня на день – иметь его отрубленную голову у себя под пятой. И мне будут завидовать все каганы народов.
Улеб решил, что о мирном исходе дела нечего и думать. Следует пускаться на хитрость. И он задумал устрашить Курю.
– Князь русский не напрашивается на дружбу, он ее предлагает. Но если дойдет дело до меча, тогда пеняйте на себя. Все каганы и цари мира убедились в силе его оружия.
– Оружие без воинов – мусор. А у Святослава воинов – горстка.
– Твои лазутчики, князь, ничего не стоят. Мы ведем с Дуная несметную рать, а из Киева нам навстречу идет храбрый воевода Свенельд со свежей дружиной… Старый, могучий Свенельд…
– Полно брехать, хвастун, – оборвал его Куря сердито. – Еще зелен, чтобы меня провести. Царь ромейский из жалости выпустил твоего князя с Дуная. Он оповестил нас, какая «несметная рать» у твоего князя. А Свенельд занят тем, что мирит враждующих между собой сыновей Святослава… Ему не до вас.
Улеб понял, что промахнулся. У Кури были добротные лазутчики. Тогда он пустился на новую выдумку. Он хотел сыграть на жадности Кури к добыче.
– Кроме всего прочего, князь мой приказал мне по секрету передать, что, если бы к нашим силам да присоединить ваши, тогда царю ромейскому несдобровать. В стране его повальный голод, беспрестанные войны обессилили державу, народ ропщет, в Малой Азии поднял мятеж Варда Фока с сыновьями. Арабы тревожат с моря. Если захотим – Романия наша. И великая добыча ожидает нас. Нет богаче на свете Романии. В храмах у них слитки золота по конской голове… И всего видимо-невидимо. В домах – золотые чаши, на женщинах там драгоценные камни, в лавках парча, шелк, ковры неслыханной красоты. Всех печенежских жен оденешь в роскошные наряды, все воины твои будут иметь мечи в золотой оправе. Весь народ твой будет пить ромейское чудесное вино из золотых чаш. Я сам бывал в Царьграде и видел безумную роскошь двора и несметные богатства этого города.
Куря затаился и слушал не прерывая. Его увлекли описания греческой роскоши, о ней он много слышал на своем веку, видел на своих приемах разодетых ромейских послов.
Улеб был доволен и тем, что его хоть слушают. Он готов был говорить без конца, только бы выиграть время, чтобы князь с дружиной мог перебраться через пороги. О себе он и не думал, гибнуть ради спасения рати – есть ли слаще и почетнее роль? А с гибелью своего князя и жить дружиннику зазорно. Он рассказывал о красоте смуглых греческих женщин, об их горячих объятиях, о богатых нарядах, о легкости борьбы с расслабленным наслаждениями народом ромеев.
Как вдруг Куря оборвал его:
– Зачем же твой князь просит у меня помощи, когда взять ромейского царя так легко и просто? И разве мало сил на Руси? Ой, не таков этот коршун, чтобы с другими делиться добычей. Обманщик! – вдруг закричал он. – Я заставлю тебя говорить иначе! Отнимите у него оружие.
Служители забрали у Улеба лук и меч. Куря подал знак, чтобы с него сняли и верхнее платье.
– Сейчас я посажу тебя, бахвал, в муравьиную кучу, если ты мне не скажешь истинную правду. И от тебя останутся только одни кости. Или вот сейчас отсеку тебе твою башку.
Куря обнажил свою саблю и приблизил ее к шее Улеба. Тот скрестил руки, закрыл глаза, готовый умереть.
– Говори-ка, сколько у Святослава воинов и провизии.
Улеб остался неподвижен и молчал. Тогда Куря вложил саблю в ножны и подал знак, чтобы Улеба одели и отдали меч. Куря велел положить рядом с собой подушку и на нее пригласил Улеба. Тот сел рядом с князем.
– Ты храбрый воин – с такими воинами всякому легко воевать, но гибель твоя неизбежна. Князь теперь в моих руках. Я слежу за ним неустанно, и каждый камень этой реки имеет у меня засаду. Я обещаю тебе жизнь, возьму тебя в свои полководцы, потому что и мне такие нужны, верные долгу и без страха. И потому что русские – опытные полководцы. Откажись от князя и служи мне. Женщин, табунов скота будешь иметь столько, сколько захочешь. Только сделай одно: иди и скажи, что печенегов нигде нет и защиту выставлять не надо. Когда понесут по берегам лодки, тогда мы возьмем всех, в том числе князя, голыми руками. Я хочу взять князя живым. Я хочу сам своими глазами видеть его смерть и рассказывать о ней… И молва об этом пройдет по всему миру, а сочинители сложат песни. А меня будут бояться…
Улеб утерял спокойствие и воскликнул:
– Ты предлагаешь мне изменить князю?
– Тебе не остается ничего другого.
– Если бы мне предложил это кто-нибудь другой, я смыл бы оскорбление мечом. Русские воины не знают позора более величайшего, чем измена.
– Взять его и обезоружить. Псу собачья смерть.
Вдруг он прислушался. Со стороны днепровского берега доносились крики. Они усиливались с каждой минутой. Несколько всадников кричали издали:
– Руссы! Руссы!
Залаяли псы, из-под телег вылезали печенеги, из кибиток высовывались женщины. Куря вынул меч и вонзил его в грудь княжеского посла. Тот упал на землю, обагряя парчовую одежду кровью. Печенеги кинулись стаскивать с него башмаки и одежду.
– Издох? – произнес Куря, глядя на распростертое тело Улеба. – Таких возьмешь только хитростью. – Напрягся, преобразился. – Сладкая минута! Вот она! Я ночей не спал, ожидая этого часа, когда Святослав будет мой. А за его голову мне ромейский царь обещал много, много. Коня!
Куре подвели коня. С легкостью юноши он подпрыгнул и угадал прямо в седло. Конь пошатнулся от грузного тела Кури и помчался к берегу.
Из шатра вышли нарядные молодые жены Кури, увешанные украшениями, которые принес Улеб, и стали хватать из золотой чаши куски баранины.
Глава 51Исход
Увидя бегущих к Днепру печенегов, Святослав приказал вытащить лодки и нести их на себе вдоль берега. Воинов и дружину он поставил впереди, как это делал всегда, защищать несущих. Здесь начинались пороги. Скалистые гряды, пересекающие речное русло, образовывали подобие естественных плотин, через которые в брызгах и пене перепрыгивал поток с бешеной яростью, обрушивался на острые гранитные камни, торчащие из воды, кипел, клокотал и мчался дальше с ужасающим гулом. Голоса птиц, зверей и людей, свист ветра – все скрадывалось в этом адском шуме. Часть пустых лодок вели смельчаки водой, прощупывая каждый выступ порога и каждый большой камень. В одном из тесных проходов реки вдруг выскочили из-за укрытия печенеги и с диким воем кинулись на руссов. Это был передовой отряд Кури, не так уж многочисленный, но смелый, молодой, сильный. Опытом они не отличались, и русские, поставив стену щитов и торчащих из-за них копий, быстро отбросили этот отряд и изрубили его. Но через малое время появились всадники. Пригибаясь к гривам коней, они мчались по берегу густою толпою, намереваясь, как казалось, сразу сбросить русских в пучину. Закинув за спину продолговатые свои щиты, русские побежали к ним навстречу и мгновенно построились в дугообразные ряды. Так они создали из щитов сплошной забор и загородили от печенегов тех, которые несли лодки и кладь. По мере продвижения несущих лодки передвигались вперед и защищающие их ряды воинов. Много раз с дикими возгласами налетала конница печенегов на эту движущуюся крепость, пытаясь сломить ее или перервать. Но всякий раз колючая изгородь копий встречала коней. Лошади с пронзенными грудями отпрядали назад, вздымались на дыбы, скидывали с себя всадников и топтали их. Когда ряды всадников поредели, русские прогнали их и заняли берег реки. После этого появилась печенежская пехота, русские тут же бросились вперед, смяли ее и начали колоть копьями и рубить мечами. Русские уже устали колоть и рубить, а печенеги все текли и текли. Степь изнемогала от криков и воплей. Наконец русские были прижаты к берегу Днепра. Побросали лодки и сдвинули щиты. Тучи стрел полетели в их сторону. Но русские давно научились предохраняться от стрел щитами. Печенеги теснили их к воде лавинами людских масс. Святослав стоял в первых рядах.
– Князь, – сказала ему дружина, – сперва ляжем мы, чтобы не видеть твою гибель. Уйди отсюда!
– Не время считаться, кому быть впереди. Не сумеем отбиться от врага, будем лежать вместе. Но не сокрушайтесь, други, и верьте в успех. Удача всегда была верным детищем мужества.
Воины окружили князя. Тогда Куря, ожесточенный этим упорством русских, задним рядам своей конницы приказал подталкивать передних. Первые ряды русских были сжаты силой этого напора. Но следующие ряды стояли как вкопанные. Гнулись копья, трещали щиты, вопли и стоны поднимались к небу. К полудню русские стали падать от изнеможения. Дружина Святослава таяла на глазах, и только горсточка храбрецов, окружавших его, была неотступна, продолжала разить врага. Кольцо печенегов становилось все теснее. Князь Куря приказал не рубить князя, а взять его живым.
Святослав стоял у воды и сбрасывал в реку каждого, кто пытался до него добраться. Головы печенегов, гладкие, как черепа, падали в воду под ударами мечей. Фалалей-Дудица ограждал князя с одной стороны, с другой охранял язычник. Святослав видел, как этот язычник, окруженный частоколом сабель, отбивался искусно, но вскоре исчез из глаз. Послышался торжествующий крик печенегов. Они прорубались к князю.
– Князь, – сказал Фалалей-Дудица, – сила врагов неисчислима. Руки мои истомлены, язык мой сух от жажды. Я полон мужества, но лишен сил. Единственно, что я могу сделать, – преградить к тебе путь собой. Это будет последний мой цирковой номер.