клянными выставочными стендами и ковровой дорожкой по праздникам, не удержалась и презрительно фыркнула.
– Интересно, где тут учительская? – вслух поинтересовалась Эзергиль. – Пошли-ка на второй этаж. Начнем поиски оттуда.
– Может, проще спросить кого-нибудь? – предложила я.
Эзергиль на мои слова не отреагировала. Ах да, сообразила я, мы же шпионим. Мы поволокли кофр на второй этаж. Там было совсем темно – лампы перегорели, что ли, – и пахло олифой. В темном коридоре через равные промежутки располагались одинаковые двери. Одна из них была приоткрыта. Я мельком заглянула внутрь, заметив нагромождение мольбертов и нечто вроде египетского саркофага, вокруг которого эти мольберты группировались. Аудитория была пуста.
– Это училище словно вымерло, – поделилась я наблюдениями. – Совсем тут никого народу нет, кроме той компашки на крыльце…
Словно в опровержение моих слов, впереди в полутьме послышались гулкие шаги, и перед нами возникла объемистая женская фигура.
– Девочки, вы что здесь шастаете? – раздался начальственный голос. – Занятия давно закончились!
– Мы из Академии художеств, к вашему директору с поручением, – жизнерадостно заявила Эзергиль, демонстрируя кофр.
Тетка, окинув нас изучающим взглядом, холодно предложила Эзергиль следовать за ней. Решив, что приглашение ко мне не относится, я тихонько отстала и спустилась по лестнице в вестибюль. Выйти на улицу и мерзнуть в этом продуваемом всеми сквозняками дворе не захотелось, так что я села на подоконник и принялась разглядывать вид за окном. Снаружи почти стемнело. Из окна смутно виднелся задний двор с помойными баками и противоположное крыло училища, где горел свет и двигались тени людей. Несмотря на всю таинственность, которую разводила Эзергиль, я почти не нервничала и ощущала скорее легкий азарт, как будто ввязалась в чужую игру.
«Тетка ведь сказала, что занятия закончились, – вспомнила я. – А не сходить ли да посмотреть, что там такое, пока Эзергиль занята?» Я уже полезла с подоконника, когда в другом крыле открылась дверь, которую я раньше не заметила, и кто-то вышел. «Ага! – осознала я. – Да это же отдельный вход!» Мне сразу стало гораздо интереснее. В нашей мастерской реальности тоже был отдельный вход. Я тут же отправилась на улицу.
Компания с крыльца куда-то убралась, но мне это было только на руку. Перед входом, поскрипывая, качался на ветру фонарь, чуть ли не единственный на весь двор. Подбираясь к окнам, я обошла училище вокруг. Идти пришлось в почти полной темноте; я придерживалась рукой за стену, осторожно ступая по полоске бетона и думая о том, как бы во что-нибудь не вляпаться. Наконец впереди показались освещенные окна. Встав на цыпочки, я заглянула в одно из них.
Прямоугольное помещение было чем-то похоже на спортивный зал. Аккуратное, не в пример прочим аудиториям. Стены белые, в нескольких местах орнамент, наведенный как будто по трафарету: какие-то крючочки и галочки столбиками от потолка до пола. В центре помост. В углу стопка матов. На полу что-то забавное, типа соломенного паласа с плетеным узором в виде расходящихся кругов. В дальнем конце зала, ближе к двери, разговаривали несколько человек. Кучка ребят разного возраста – не те ли, что стояли на крыльце? – столпились вокруг невысокого стройного деда в синем джемпере. Внешность деда притягивала к себе внимание: у него были белые волосы, стриженные ежиком, надменное римское лицо с решительными морщинами и не по возрасту блестящие глаза. Он что-то экспрессивно объяснял, сопровождая каждую фразу движением рук.
Я подкралась к другому окну, чтобы попытаться подслушать, о чем он там распространяется. Вдруг почти рядом со мной с лязгом распахнулась дверь. Едва не угодив в пятно света, я отступила на пару шагов и прижалась к стенке.
Из зала, на ходу натягивая куртки, вышли двое парней. Один, светловолосый, с правильными чертами лица, сразу напомнил мне Сашу. Другой – среднего роста, сутулый, темненький – тоже показался знакомым, но его лица я толком разглядеть не смогла. Вопреки моей надежде, что они уйдут, желательно в противоположную от меня сторону, парни остановились напротив двери и закурили.
– Ну здесь и столпотворение, – буркнул темноволосый, затягиваясь. – Специально договорились встретиться после занятий, так на пару минут уединиться невозможно, чтобы кто-нибудь не притащился поговорить за жизнь…
– Какая разница? – знакомым голосом возразил блондин. – Нам-то что до них? Ходят и ходят.
У меня по коже поползли мурашки. Неужели и вправду Саша?
Вместо ответа темноволосый чиркнул в воздухе перед собой сигаретой. Огонек описал замысловатую дугу, оставив огненный знак. Он провисел во мраке долю секунды и погас. Темноволосый еще раз затянулся и бросил окурок в лужу.
– Вот теперь действительно без разницы.
«И с чего это я решила, что он похож на Сашу?» – подумала я.
– Так насчет нашего дела… – заискивающе произнес блондин.
Второй отозвался не сразу.
– Есть одна тема, – проронил он неохотно. – Непростая. Не факт, что ты с ней справишься. Работа в субпространстве.
– Как нечего делать! Я там уже работал, – поспешно заявил светловолосый.
– Надо будет зайти внутрь – раз. Побродить там, осмотреться – два. Наметить выходы – три.
– И только? – пренебрежительно сплюнул светловолосый.
– Не говори «гоп»… Субпространство – штука коварная и непредсказуемая. Но ты парень лихой, и мы в тебя верим, так что держи – это ключ…
Темноволосый протянул блондину какую-то плоскую прямоугольную коробку. Я же, как ни странно, не могла отвести взгляд от блондина. Все-таки он был очень похож на Сашу, но как-то мельче, бесцветнее, грубее – не больше похож, чем, скажем, настоящий Исаакиевский собор на убогий набросок, нацарапанный за бутылку пива бомжующим художником. В такие минуты, подумала я, и осознаешь в полной мере Сашину уникальность и его принципиальное превосходство над всеми прочими парнями.
Я попыталась разглядеть второго, но он, как нарочно, повернулся ко мне спиной.
– Я им еще докажу, – злобно посулил блондин, пряча коробку. – Они поймут, кого лишились…
– Ладно, посмотрим, – добродушно проворчал темноволосый. – Еще раз, что от тебя надо: зайти, оглядеться, выйти. Самое главное – выйти. Отмечай удобные выходы. Ориентируйся по звездам. Если хоть кого-нибудь встретишь, сразу вали оттуда со всех ног. Хотя отсутствие результата – это тоже результат, но ты нам нужен живой, ха-ха! Не бойся – это я так, подстраховываюсь. Ну, давай, ни пуха…
Он бросил на землю недокуренную сигарету и взялся за ручку двери.
– К черту, – отозвался светловолосый. – А к чему это все? Просто проверка? Типа, тест?
– Считай себя первопроходцем.
– Там вообще как, опасно?
Он докурил сигарету, застегнул куртку и протянул собеседнику руку.
– Если по-дружески, то я никаких гарантий дать не могу, – сказал тот. – Но ведь тебе это действительно нужно…
– Ты насчет восстановления? Да плевал я на них. Это скорее просто спортивный интерес.
– Ну-ну. Мухе тоже интересно, что там за гамак такой в траве поблескивает.
– Какой еще мухе?
– Которая летает туда-сюда и кричит: «Съешьте меня, съешьте!»
Блондин вздернул подбородок. В этот момент он поразительно напоминал Сашу.
– У меня свои методы. Я в ваши игры не играю.
– А хочется, – подытожил второй. – Ладно, до скорого.
Светловолосый кивнул и пошел в сторону улицы Авиаконструкторов, а другой парень вернулся в зал. В окно было видно, как он что-то сказал старику и все засмеялись. Лицом ко мне он так и не повернулся.
Разговор двух парней меня весьма озадачил. Такое ощущение, что один посылал другого на разведку. Опасно – не опасно, отмечай выходы… Все эти разговоры, иероглифы на стенах, пустой зал, дед, напоминающий итальянского кутюрье, не вязались с тем, что я привыкла понимать под Чистым Творчеством. Я тупо глядела в окно, когда мне на глаза наконец попалось что-то стоящее. Над дверью с внутренней стороны виднелась надпись. Этот обычай, общий для всех художественных училищ, – писать над дверями всякие лозунги и девизы – мне был хорошо известен еще со времен младшей школы. Я изогнулась как могла, почти прилипнув к стеклу и рискуя, что меня заметят, разобрала багровые готические буквы:
«Мы пользуемся материей, как оболочкой и оружием».
Снизу мелкие буквы поясняли, откуда взята цитата, но этого мне было уже не разглядеть. Однако и самого лозунга вполне хватило. Все встало на свои места. Никакая театральная студия не взяла бы себе подобный девиз. Я подумала, что свою шпионскую задачу выполнила с блеском, и побежала искать Эзергиль.
Она ждала меня на крыльце, нетерпеливо оглядываясь по сторонам.
– А что я видела! – торжествующе воскликнула я. – Пойдем покажу…
– Валим отсюда! – прошипела Эзергиль, схватила меня за руку и потащила за собой.
Мы почти бегом добрались до остановки на Авиаконструкторов и вскочили в кстати подошедший автобус. Только тут Эзергиль позволила мне говорить.
– Жалко, что мы убежали так быстро. Я бы тебе показала, как у них оформлена мастерская реальности. Надо и у нас что-нибудь такое сделать – хоть стены расписать…
– Лучше я тебя послушаю, – ухмыльнулась Эзергиль. – Они меня пасли от кабинета директора до самого выхода. Директриса, по-моему, тут же раскусила, зачем я пришла. Сейчас они, наверно, пытаются узнать, где все это время болталась ты. Теперь у них есть развлечение на ближайший месяц: выяснять, кто мы такие и откуда.
Пока мы ехали, она внимательно слушала мой рассказ, особенно заинтересовавшись узорами на стенах и полу, даже попросила меня нарисовать их в ее блокноте. Девиз мастерской она записала там же.
– Надо посмотреть, откуда цитата, – задумчиво сказала она, – определенные подозрения у меня есть…
– Звучит красиво, – заметила я.
– Некоторыми фразами лучше просто так не пользоваться. Они как ключи. Произносишь их, и дверь открывается. А еще цитату можно выдрать из контекста, и ее значение меняется на противоположное. Эта фраза, похоже, именно такая – как ключ от непонятно какой двери.