— А что будет с ней? — не забывая о «госпоже», с придыханием спросил воин. Я оглянулся, облизнулся и отдал команду двум новым слугам:
— Разденьте её.
Приказ был выполнен незамедлительно. Лысый гигант ещё кое-где мельтешился, а вот ассасинша без промедления срезала ремни на поясе, а после и трусы знатной сучки превратила в куски, отдельные друг от друга. Идеальная светлая кожа с парой ярких, новых красных пятен, на которых в дальнейшем всплывут гематомы. Большая, приятная глазу грудь, белый, выстриженный лобок… кайф, чё…
— Ты спросил, что с ней будет? — обратился я к самураю. — Выебу, как и обещал, сделаю своей шлюхой. Но, тебе предложу: не будь как она, научись жить по-новому, со всеми на равных, и, может, откроешь для себя новый мир.
Самурай печально поглядел на свой ритуальный клинок, лежавший на холодной земле.
— Раб не может жить как вольный человек.
— Вот попробуешь, а потом расскажешь. — Вложив ему обратно в руки его же оружие, направился к своему законному трофею. Надо будет вернуться к зеркалу, кое-что уменьшить, или я её и вправду очко её разорву.
Глава 18
Либо я, либо все пятьдесят твоих солдат — выбирай.
Когда на кону стоит жизнь, и маячит перспектива быть отодранной целым войском, даже ушлые, в краю охуевшие, жизни не знавшие бабы, предпочтут Князя тьмы рою голодных, хер пойми, чем болеющих солдат их собственного войска. С перешедшими под мой контроль авантюристами и наёмниками я в первую очередь решил посетить их лагерь, разграбить его и только потом, забрав всё ценное, прийти в Бавонию не как спаситель, а как узурпатор. Понимая человеческие возможности, усталость, трусость, обреченность связью с Князем тьмы, на солдат, переметнувшихся, решил не давить. Тем более «давить» — этой ночью мне было кого и куда. Воспользовавшись предоставленным, опустевшим от людского внимания «царским шатром» героини-сучки, не медля, занял место командира войска. Я велел простым солдатам безвозмездно забрать всё имущество тех, кто пал или сбежал; за дележку отвечал «самурай», а за раздвинутые ноги… та самая «героиня-сучка». Всю дорогу до лагеря я нес её прилюдно обнаженное тело на своём плече; затем кинул ту, словно секс-куклу, на кровать. В этом облике драть её означало казнить, не в одну из дырок я бы просто не влез. Потому ещё как минимум часов двенадцать предстояло ждать визита упырей Шалли, а за ними, с разведкой, прихода самой вампирши с заветным зеркалом. Появиться в таком виде в Бавонии или в её окрестностях всё равно что публично заявить, что Князь тьмы проводит захват, мобилизацию и призыв к действиям, войне. Пусть демоны там, в своей демонической стране, сидят смирно и дальше щелкают ебалом в поисках меня и мне подобного. Мы же тут, в стане людей, поживём мирно и спокойно кое-какое время. Посадим на трон Бавонии марионетку, распространим дух революции по миру и, ещё чего, распространим, в общем, с той силой, которая мне доступна; главное — уберечь моих девочек. А там, с Даном или без него, жизнь расцветет в новых аморальных красках!
С большим трудом выплюнув кляп из рта, мои мечтания о правлении миром, эротичных знойных красотках разных рас прерывает писклявая истеричка. Чей высокомерный голос привлекает внимание пары мужиков, стоявших на страже.
— Чудовище, смеешь смеяться! Давай, действуй, сделай это и убей меня!
Эта баба явно ждёт нашего соития гораздо сильнее меня. Прям аж плачет от нетерпения.
— Мужики, кто-нибудь хочет эту принцессу? — спросил я у них же.
— А можно? — Их аура отчаяния и страха внезапно изменилась на похотливую, омерзительно страстную и нетерпеливую. Не сложно представить, сколько солдат передергивало на своего эротичного командира. А ведь теперь сам Князь тьмы предлагал им, искушал отодрать её беззащитную и слабую.
— Ты… чьё имя… — показушно задумался я.
— Меня зовут… — стиснув зубы, гораздо тише, чем требовала её трахнуть, процедила баба.
— А точно… мне насрать, как тебя зовут и какая у тебя фамилия, — перебил её я. — Без приказа рта не открывай, или эти парни, — указал на беззубого старика и лапоухого дурачка с веснушками, — будут первыми, кто порадует тебя сегодня.
Стражники с омерзением заулыбались, захихикали, вызвав у меня и у сучки-героини приступ отвращения. Полуминутное молчание прерываю сам:
— Отлично, хорошо, что мы друг друга поняли. Вы двое, принесите алкоголь и еду.
— А командир?
— Я ваш командир, а она — сука. Видишь, лежит же, молчит… — пожал я плечами. — Я же человек слова, так что давай, ступай, если что, как и обещал, ты будешь у неё первым.
Страх идиота — вещь весьма интересная, собственно, как и его совесть. Почуяв сиюминутную выгоду, молодой ушастый с веснушками тотчас кинулся исполнять приказ. В принципе, как и безродный старик, очень старавшийся исполнять роль избранного стража и даже какого-то десятника Князя, выбранного лично им для «услужения». Пацан искал пиздёнки принцессы, дед, прикрываясь моим именем, подстилаясь, лизоблюдя, добивался повышения. Они оба идеально соответствовали своим ролям, пешкам, выглядевшим дерьмом на фоне своего величественного господина.
Пока я разглядывал трофейные карты, перечитывал письма, переписки короля с отрядом авантюристов Адамантитового уровня и их обсуждения о моей кончине, привилегиях и прочем, нашлось кое-что очень интересное, трогающее до глубины моей черной души. Лефесто, он и вправду прибыл в город ничегошеньки не зная, но вот уже после встречи со мной у лавки… Этот гадёныш смог заткнуть свою ауру ещё до пробного боя, он обманул мои ожидания, сохраняя хладнокровие, умудрялся вести вокруг пальца до прибытия своей быстрой и мобильной команды. Каким бы я себя распиздатым бойцом не чувствовал, понимая, что меня долгое время водили за нос, ощущаю слабость своего ума. Гений — это кто угодно, но не я. Доверчивый простак с большими руками, ногами, накаченным прессом и очень маленьким мозгом — вот кто я такой. Легкая обида вырвалась порывом неконтролируемой красной эсенции, что истекала из моего тела.
Баба-капитан, авантюристка, надменная, сильная и гордая, глядя на меня со стороны, лёжа на собственной кровати, начала шмыгать носом, гоняя по глотке сопли. Она мычала, с полными ужаса глазами глядя в мою сторону, в очередной раз распустила нюни. Наверное, это и спровоцировало меня к действиям.
Когда принесли еду, выпивку, не став дожидаться прихода упырей Шалли, задергиваю входную простыню, велю солдатам разойтись, а после обрезаю верёвки с рук пленницы. Её имя мне по-прежнему не интересно, для меня она вещь, которую я собирался оприходовать.
— Сделаешь хоть что-то, что мне не понравится, тебя оттрахает не только твои собственные солдаты, но и призванные мною демоны. Поняла? — Боясь сломать кровать, сажусь у изголовья, раскупориваю целый бочонок алкоголя, галантно наполняя принесённую полулитровую кружку.
— Ты ведь и так убьёшь меня…
— Выебу, но не убью, — в очередной раз возразил я. — Это наказание за твои слова. И если это тебя взбодрит, могу добавить: выполняй мои приказы, как твои солдаты, и твоя бесполезная в моих интересах задница отправится домой на своих двоих. Пощажу тебя, отпущу на все четыре стороны, но при определённых условиях.
Гордая аристократка показушно зажмурила глаза, сделала несколько глубоких вздохов, пытаясь взять под контроль свою ликующую ауру. Она радовалась; её жизнь не прервется сию минуту, и, как оказалось, честь для неё не главное. Оно и понятно, ведь между ног у неё всё там словно конём раздолбанно. Пиздюки из клубов такое называли «щавлем», хотя мне лично пофиг. Я женщин за стоны люблю.
Принцесска покорно раздвигает ноги, закрыв глаза, поднимает голову к верху, жестом всего тела говоря: — действуй.
Хм… хорошо. Она не стала пить протянутый мною алкоголь, даже не притронулась. Не пропадать же добру. Взяв сосуд, от груди и до пиздёнки, проливаю спиртное. Оно стекает по её соскам, груди, животу, скапливается на пупке и струйками сливается с него. Один из ручейков бежит к белому, ухоженному лобку, а после, проливаясь между складками, устремляется к аналу. Она дрожит, ей страшно, и это хорошо. Четыре руки позволяют делать с ней многое, но самое главное — не переборщить, сдерживать силы в этом демоническом облике, иначе, заигравшись, я могу лопнуть её, раздавить тело, голову, грудь или любую из конечностей всего двумя пальцами.
Руки использовать для ласок рисково. Они слишком сильные, а пальцы, каждая как бычий хер. Остаётся только одно, и мне, человеку, давно утратившему стыд и срам, любопытно, заставлю ли я эту напуганную суку кончить. Верхняя пара моих рук вдавливает предплечья аристократки в перину, вторая, раздвинув ноги, сковывает их движения. От такой растяжки девка болезненно оскалилась, но всё так же не открыла глаз. Мой язык, обычно я не обращал на него внимание, но в этот раз, словно отвечая моим пожеланиям, он длинным, словно змеиным кончиком коснулся выступающей плоти её вагины. Никакой вони, только вкус алкоголя и чего-то, манившего мужское естество. От второго змеиного косания ножки сучки дрогнули, попытались скинуть с себя мои нижние руки, но это невозможно, не с её ничтожной силой. Тело владыки демонов полностью отвечало всем предпочтениям и желаниям господина, я был огромен, мог делать с этой писклей всё, что заблагорассудится, в ответ на что она лишь пищала, боясь быть отданной на растерзание толпы.
Когда язык мой стал продвигаться глубже, а гримасса недовольства, злости постепенно стала уходить с лица аристократки-актрисы, я, играясь, расслабил руки. Теперь, при желании сопротивляться или даже атаковать, эта женщина могла спокойно, вжавшись в перины, вырваться из плена. Язык мой погружался всё глубже, края его становились толще, вкус алкоголя слабел, и на смену ему приходила лёгкая солёность с опадающими с него длинными, блистающими в пламени свечей вязкими нитями. Разочаровывающе, жертва даже не пыталась вырваться; с красным лицом, глядя на меня с прищуром, пуская слюни, она пальцами рук и ног впивалась в простыни и подушки. Она приняла мой лик, смирилась с неизбежным, стала женщиной и забыла, что я делаю, что должно служить наказанием, а не наградой.