После смерти Всеволода киевский стол действительно на короткое время перешел к Игорю Ольговичу. Но ему не удалось продолжить политику брата, он даже не смог удержать Киев.
На этом заканчиваются попытки создания системы княжеских отношений в духе Любецкого съезда. До 1146 г. три династии стремились закрепить за собой исключительное право на старейшинство и связанный с ним сюзеренитет над Киевом — Изяславичи, Мономаховичи, Ольговичи.
Режим Любечского съезда, сохранившего принципат (великое княжение), но сделавшего его собственностью одной княжеской линии на основе отчинных прав, можно (не претендуя на точность термина) назвать отчинным, или династическим, принципатом. Подобная модификация системы принципата не есть нечто необычное, наоборот, скорее это закономерный этап его эволюции. Несколько позже, в конце XII в. подобную метаморфозу претерпевает принципат в Польше. Казимир II на Ленчицком княжеском съезде сделал первый шаг в закреплении исключительных наследственных прав на Краков (бывший принцепским уделом) за одной линией Пястов. Лешек Белый в начале XIII в. завершил этот процесс.
И на Руси, и в Польше изъятие принцепского (великокняжеского) удела из общеродового владения, закрепление за ним статуса отчины знаменовали упадок принципата как общегосударственной формы власти. Великокняжеский удел, обладавший дотоле особым статусом, в перспективе неминуемо должен был сравняться со всеми остальными землями. Его политическая гегемония не могла удерживаться долго, подкрепленная отныне только традицией. Князья других земель начинали смотреть на столичную землю как землю рядовой княжеской линии. В Польше подобные мероприятия свидетельствовали о практически полной деградации общегосударственного строя власти, торжество политической раздробленности. Результаты «династического старейшинства», таким образом, оказывались парадоксально противоположны первоначальной его идее укрепления и упорядочения государственной власти.
В отличие от Польши на Руси не удалось до конца последовательно провести решения Любечского съезда. Старания трех династий (не в последнюю очередь благодаря частой их смене) оказались напрасными. Со смещением Игоря Ольговича вновь восторжествовала идея отсутствия отчинных прав на Киев у какой-либо династии{163}. Режим Любечского съезда остался как идеальная желаемая схема в среде Мономаховичей (точнее, у Мстиславичей), которые и впредь не будут оставлять надежд возродить политическое наследие деда. Их усилия останутся безуспешными, поскольку остальные князья будут придерживаться противоположного мнения о Киеве как общединастическом достоянии.
Попытки распространения отчины на Киев подорвали авторитет центральной власти, но незавершенность этого процесса предопределила следующее: слабея и теряя контроль над Русью, Киев еще долгие годы будет оставаться столицей, средоточием всех политических программ и устремлений русских князей{164}.
1097–1146 гг. действительно особый этап в развитии политической системы Руси, который характеризуется несколькими моментами. Как указывалось выше, классическая форма принципата-старейшинства основывалась на родовом сюзеренитете княжеской династии. До конца XI в. это тождество было полным и подкреплялось идеологией. Со второй половины века наряду с родовым сюзеренитетом стали развиваться основанные на земельном пожаловании сюзерена типично вассальные связи. «Причастье» стало уступать место «наделению». Начался разрыв юридических форм и идеологических воззрений с фактической эволюцией форм феодальной собственности на землю.
Системе принципата отвечала идеология «старейшинства» в том ее виде, в котором находим ее в памятниках XI в. В период «династического старейшинства» на передний план выдвигается понятие «отчины», которая должна была объединить норму и практику. Не случайно ссылок на «старейшинство» в летописных текстах не находим (или они очень редки) вплоть до второй половины 40-х годов XII в., т. е. до окончательного крушения системы Любечского съезда. В это время систему «старейшинства» вновь попытаются возродить такие князья, как Юрий и Вячеслав Владимировичи, Изяслав Мстиславич — для занятия великокняжеского стола. А это свидетельствовало о возврате политической системы архаических времен, принципату на основе сеньората (родового старшинства), но уже на другом уровне. Но и эта реставрация не будет полной, так как родовой сюзеренитет, на котором она должна была бы строиться, остался только в области идеального — доктринах общности княжеского рода, братства князей и т. д.{165}
Дальнейшее политическое развитие Руси в XII–XIII вв. не будет характеризоваться сколько-нибудь чистыми формами — это будет соперничество и равновесие (в зависимости от конъюнктуры военных и политических сил) двух рассмотренных выше систем: старейшинства и династического старейшинства. Первый будут отстаивать Ольговичи, второй — Мономаховичи. Компромиссы приведут к появлению знаменитых киевских дуумвиратов XII в.
КИЕВСКИЕ «ДУУМВИРАТЫ» XII в.
Наиболее интересным феноменом в XII в. с точки зрения форм власти в Киеве стала своеобразная структура, получившая в современной литературе название «дуумвиратов»{166}. Это единственное принципиально новое явление в эволюции княжеской власти на Руси заслуживает самого пристального внимания. Историки долгое время проходили мимо случаев соправительства в Киеве двух князей как новой формы центральной власти. Пожалуй, первым, кто утвердил такой взгляд на них, был М. С. Грушевский{167}. Исследователь рассматривал соправительство Изяслава Мстиславича и Вячеслава Владимировича, позднейшее кратковременное совместное княжение Ростислава с тем же Вячеславом в 50-х годах XII в. и аналогичное соправление Рюрика Ростиславича со Святославом Всеволодовичем — в 80–90-х годах как временный «компромисс», обусловленный исключительно равновесием военных и дипломатических сил противоборствующих княжеских коалиций в борьбе за Киев{168}.
В таком же ключе политических перипетий борьбы за киевский стол рассматривают киевские «дуумвираты» и современные исследователи{169}. Подобный подход объясняет непосредственные поводы и причины возникновения «дуумвиратов», оставляя главный для нас вопрос — происхождение подобной формы правления — практически открытым. Попытка Б. А. Рыбакова объяснить ее возникновение творчеством киевского боярства, «придумавшего» дуумвират{170}, не представляется удачной. Да и само количество «дуумвиратов» в настоящее время не совсем определено, поскольку эта форма княжения в Киеве трактуется расширенно — как «фактическое соправление»{171}.
Таким образом, можно констатировать, что помимо непосредственных политических обстоятельств возникновения дуумвиратов наши знания о них весьма скудны: неясен юридический статус этой структуры власти с точки зрения правосознания эпохи (т. е. XII в.), ее идейные источники и, наконец, глубинные причины (развитие политических учений и институтов власти Руси к середине XII в.), сделавшие существование дуумвиратов возможным.
Можно ли считать киевские дуумвираты XII в. какой-то особой, новой формой правления в Южной Руси или же всего лишь внешне похожий феномен, «фактическое» положение вещей, при котором сильный и энергичный князь навязывает свою волю киевскому?
Ясный ответ, помимо прочего, поможет определить количество дуумвиратов, отделить юридически «законные» от «фактических».
Полагаем, что ответ на эти вопросы нужно искать у самих современников событий в их взглядах на соправительство.
Вот как описывает ход событий, приведших к первому дуумвирату Изяслава Мстиславича и его дяди Вячеслава Владимировича, Киевская летопись. Под 1150 г. Изяслав в очередной раз занял Киев и сел на столе: «Изяславъ же въ Кыевѣ сѣде на столѣ дѣда своего и отца своего с честью великою», совершив обряд интронизации в Софийском соборе{172}. Но, помня о притязаниях Юрия Долгорукого, в тот же год посылает Изяслав к Вячеславу со словами: «Нынѣ же, отче, осе даю ти Киевъ, поѣди, сяди же на столѣ дѣда своего и отца своего»{173}. Под следующим годом читаем: «Уведе Изяславъ стрыя своего и отца своего Вячьслава у Киевъ. Вячьславъ же уѣха в Киевъ, и ѣха къ святѣѣ Софьи и сѣде на столѣ дѣда своего и отца своего»{174}. Таким образом, при одном венчанном князе в Киеве венчался еще один. Оба находились в столице, ситуация требовала юридического оформления. «Утрии же день присла Вячьславъ къ Изяславу и рече ему: „Сыну, Богъ ти помози, оже на мене еси честь возложилъ, акы на своемъ отци. А я пакы, сыну, тобѣ молвлю: я есмь уже старъ, а всих рядовъ не могу уже рядити, но будевѣ оба Киевѣ“»{175}.
Еще точнее, без лишних подробностей передает дело Суздальская летопись: «Изяслав же сѣде с Вячеславом в Кыевѣ, Вячеслав на Великом дворѣ, а Изяславъ подъ Угрьскымь»{176}.
В 1154 г. после смерти Изяслава Вячеслав еще раз повторяет формулу приглашения к соправительству, теперь уже по отношению к Ростиславу Мстиславичу: «Сыну, се уже въ старости есмь, а рядовъ всих не могу рядити, а, сыну, даю тобѣ, якоже брат твои держалъ и рядилъ, тако же и тобѣ даю. А ты мя имѣи отцемь и честь на мнѣ держи, якоже и брат твои Изяславъ честь на мнѣ держалъ и отцемъ имѣлъ»