{189}. И вот в 70-х годах снова обостряется борьба за Киев: черниговские князья пытаются играть роль равноправных партнеров и воспреемников, Мономаховичи делают последнюю, неудачную попытку восстановить Мономахову традицию (спор Ярослава Изяславича со Святославом Всеволодовичем см. гл. II){190}.
Среди черниговских князей на первые роли выходит в это время Святослав Всеволодович, оставшийся старшим среди левобережной династии{191}. Теперь он пытается утвердиться и как старейшина во всем роде Рюриковичей, что давало бы ему права и на Киев. Ему действительно, благодаря военной силе удалось в 1176 г. на некоторое время (не без помощи пригласивших его киевлян) завладеть столицей{192}. После изгнания Ростиславичами он оставался главным претендентом на великое княженье. Это заставило их (по мнению летописи, не хотевших «губити Рускои земли и крестьяньскои крови проливати»){193} предложить ему в 1176 г. киевский стол{194}.
Святослав согласился не сразу. Он предпринял попытку изгнать соперников вообще: «Помысмли во умѣ своемь, яко Давыда ему, а Рюрика выжену изъ землѣ, и прииму единъ власть Рускую с братьею»{195}. Попытка оказалась неудачной, Святослав не получил ничего, в Киеве сел Рюрик Ростиславич. Прав оказался летописец: «Богъ бо не любить высокая мысли наша, възносящегося смиряеть»{196}.
Это произошло в 1180 г. В том же году Святослав в который раз совершил набег и захватил Киев. Рюрик отступил в Белгород, но удачными действиями посеял панику в стране Святославовых союзников, оказался хозяином положения и снова предложил компромисс: «Рюрики же аче побѣду возма… и размысливъ с мужи своими, угадавъ, бѣ бо Святославъ старѣи лѣти. И урядився с нимь, съспупився ему старѣшиньства и Киева, а собь возя всю Рускую землю. И утвердившеся крестомъ честнымъ»{197}.
Так в Киеве возник очередной дуумвират, длившийся до смерти Святослава Всеволодовича в 1194 г., после чего Рюрик стал «единодержцем». Это действительно был компромисс, не просто между Рюриком и Святославом — между отчинной концепцией «Мономахова племени» и концепцией старейшинства Ольговичей.
Оставляя в стороне вопросы функционирования нового дуумвирата, достаточно освещенные в литературе{198}, попытаемся ответить на вопрос: было ли возникновение диархии в Киеве в XII в. закономерным этапом развития центральной власти, или же это — временное явление, в достаточной мере случайное и недолговечное.
Для политической мысли Руси XII в., вообще отдающей предпочтение коллективным формам власти, диархия — явление отнюдь не чуждое. Законность всех трех дуумвиратов не подлежала сомнению для общества Руси и Киева{199}. Таким образом, их возникновение было подготовлено и, значит, в какой-то степени закономерно в условиях неразрешимых политических и военных кризисов. Но мог ли стать новый строй власти столбовой дорогой развития политических институтов Руси, основой дальнейшего развития?
На этот вопрос приходится отвечать отрицательно. Никто из дуумвиров, да и вообще современников, не рассматривал диархию как нерушимый, навечно установленный порядок. Это особенно хорошо иллюстрирует третий дуумвират Рюрика Ростиславича и Святослава Всеволодовича.
У каждого из них была своя программа властвования в Киеве, но различались они основанием, а конечная цель была общей — установление единоличного правления в Южной Руси. У Святослава это проявилось в стремлении «одному держать всю власть Русскую» даже после первого предложения Ростиславичей в 1180 г. Рюрик также не оставлял надежд стать «самовластцем», вынашивая замыслы, может быть, еще более честолюбивые, чем Святослав. Он дождался своего часа: Святослав умер раньше. После этого его личное летописание неоднократно титулует Рюрика «самодержцем», «самовластцем», «царем». Пример вдохновляемого князем придворного летописца Моисея, игумена Выдубецкого монастыря, — уникальный во всем летописании домонгольского периода случай действительной апологии единоличных форм власти.
Дуумвираты сыграли свою положительную роль в жизни Киева в XII в., примиряя враждебные княжеские союзы и политические учения, дважды стабилизировав положение столицы. Но они не стали, да и не могли стать основой дальнейшего политического развития, основой строительства центральной власти, поскольку рассматривались и их участниками, и современниками только как временный перерыв в непрерывной цепи единоличных княжений.
СИСТЕМА «КОЛЛЕКТИВНОГО СЮЗЕРЕНИТЕТА» НА РУСИ В XII–XIII вв.: ИСТОРИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ И ИСТОРИОГРАФИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ
Одной из важнейших и нерешенных проблем древнерусской истории является проблема организации государственной власти и механизма междукняжеских отношений в период феодальной раздробленности XII–XIII вв. Вопросы, связанные с этой темой, достаточно оживленно обсуждались в исторической литературе прошлого века, но ввиду отсутствия единого исследовательского подхода не получили удовлетворительного объяснения. Последовавший затем известный перерыв историографических традиций привел к тому, что и советской исторической наукой проблема была унаследована в таком же дискуссионном состоянии. Чрезвычайная сложность, а порой и невозможность исследования форм государственной власти на основе принятой в советской историографии вотчинно-сеньориальной теории эволюции древнерусского феодализма долгое время препятствовала заметному прогрессу изучения междукняжеских отношений XII–XIII вв.
В этом разделе предполагается сделать едва ли не единственную в советской историографии конкретно сформулированную и имеющую некоторые черты завершенности концепцию организации княжеской власти в XII–XIII вв. Это так называемая теория коллективного сюзеренитета русских князей над Киевом.
Несмотря на то что сформулирована эта концепция была не так давно и приобрела популярность в последние два десятилетия, она, в сущности, весьма традиционна для отечественной исторической мысли. Призванная преодолеть недостатки предшествующих объяснений государственного устройства Руси XII–XIII вв., конструкция «коллективного сюзеренитета» обнаруживает устойчивую зависимость от ранее предложенных теорий, ко многим из которых генетически восходит. Корни концепции «коллективного сюзеренитета» входят в два историографических стереотипа, выработанных еще в прошлом веке. Здесь сказались, несомненно, различные интерпретации «родовой теории» С. М. Соловьева с ее идеей родового владения, ставшей к началу XX в. общим местом трудов по истории Руси. С другой стороны, своеобразно дала себя знать и унаследованная от историографии прошлого века мысль о распаде Киевской Руси с середины XII в. на ряд самостоятельных государственных организмов. Как увидим ниже, теория «коллективного сюзеренитета» есть попытка преодоления обеих указанных парадигм, но не путем отказа от них, а посредством объединения и компромисса.
Зависимость советской исторической науки от работ историков XIX в. очевидна. До настоящего времени в состоянии скрытой дискуссии остается вопрос о государственной форме Руси, в том числе и в период феодальной раздробленности. Подавляющее большинство дореволюционных исследователей, историков и правоведов не признавали существования государства в строгом смысле у восточных славян в X–XIII вв. Пытаясь рассматривать древнерусскую историю в точных юридических понятиях и терминах, они не находили факторов, определяющих государственное единство Руси, отводя таковую роль лишь единству правящего дома. Известно, какую силу имели эти воззрения, скрепленные авторитетом таких выдающихся историков, как В. И. Сергеевич, В. О. Ключевский, А. Е. Пресняков и др., в довоенной советской историографии. Не в последнюю очередь это было обусловлено тем, что в 20–30-е годы активно работали историки, идейно вышедшие из школы В. О. Ключевского. Не признавал наличия государства на Руси, например, М. Н. Покровский. Историки же, утверждавшие существование относительно единого государства в X–XI вв., не смогли преодолеть идеи государственного распада в середине XII в. Эти взгляды, поддерживаемые в свое время С. В. Юшковым, Б. Д. Грековым, дожили до наших дней.
Таким образом, к середине 60-х годов, когда впервые возник термин «коллективный сюзеренитет», в советской историографии все еще достаточно влиятельны были воспринятые из дореволюционных трудов две идеи: коллективного владения княжеским родом русскими землями и государственного распада некогда единой раннефеодальной монархии на более десятка независимых в политическом отношении организмов при отсутствии единой государственной власти. Таковы историографические основы возникновения концепции «коллективного сюзеренитета» в период феодальной раздробленности.
Теория коллективного сюзеренитета в общих чертах была намечена В. Т. Пашуто в вышедшей в 1965 г. монографии «Древнерусское государство и его международное значение», написанной рядом крупных историков. К этому времени мысль о полной государственной деструкции Руси уже мало кого удовлетворяла, и созрела необходимость отыскания какого-либо генерального, структурообразующего принципа социально-политических отношений в период феодальной раздробленности XII–XIII вв. В указанной монографии полемизируя с современной ему зарубежной историографией, утверждавшей государственную анархию для XII–XIII вв., но и не принимания мнения о сохранении единого государства во главе с киевским князем, В. Т. Пашуто выдвигает идею о гегемонии в Южной Руси (собственно, Русской земле и Киеве в том числе) нескольких наиболее влиятельных князей.