. Это не совсем так. Летопись действительно сухо констатирует: «Святополкъ же сѣде в Киевѣ по отци своемь»{89}. Но все памятники борисоглебского цикла, включая и летописную статью 1015 г., единодушно настаивают на «старейшинстве» Святополка. Исследователи склонны не соглашаться с этим, поскольку источники созданы значительно позже событий и подчинены определенной тенденции{90}. Если даже согласиться с этим мнением, надо признать, что все-таки к моменту смерти Владимира Святополк оставался старшим среди братьев (после смерти Вышеслава и Изяслава, не имевшего, к тому же, прав на отцовское наследие, о чем подробнее — ниже). Не считаться со старейшинством Святополка едва ли правомерно: во второй раз после смерти киевского князя стол Киева, еще точнее, — «место отца», занимает его старший сын (как увидим, будет и третий — Изяслав Ярославич). И это несомненно указывает на определенный порядок, норму. Предположение о существовании старейшинства на Руси с конца X в. нам не представляется совершенно необоснованным.
После смерти Владимира наиболее деятельных его сыновей, уже примерявших на себя великокняжеские регалии, закружил вихрь кровавой распри. С точки зрения нашей темы конкретные обстоятельства этих длительных усобиц, весьма противоречиво, а иногда и туманно, донесенные различными источниками и недостаточно выясненные в специальных исследованиях{91}, не так существенны, как их итог, обозначившийся уже к началу 20-х годов XI в. Из сыновей Владимира в живых остались Ярослав, Мстислав, Судислав (которому предстоит полжизни провести в темнице). В Полоцке княжит внук Владимира Брячислав Изяславич, уже не имеющий права на отчину Владимировичей.
Киевский отцовский стол достался в конечном итоге Ярославу{92}. Но в 1024 г. ему пришлось разделить власть с Мстиславом, неожиданно пришедшим из Тмутороканя и в битве при Листвене доказавшем свое право на часть отцовского наследия. В 1026 г. у Городца между братьями был заключен мир: на основе старейшинства Ярослава (признанного Мстиславом){93} ему оставалось киевское княжение, Мстиславу же достался Чернигов{94}.
Результаты этого договора расцениваются иногда как «первые признаки зарождения на Руси коллективной формы правления, в данном случае системы дуумвирата»{95}. Полагаем, что с точки зрения форм государственной власти Городецкий договор ничего принципиально нового в жизнь Руси не внес. Взаимоотношения Ярослава и Мстислава ограничивались по-прежнему рамками системы старейшинства и коллективного сюзеренитета. Большая же по сравнению с княжением Владимира коллективность действий и решений киевского и черниговского князей объясняется тем, что их отношения оформлялись понятием «братской семьи», в которой власть «старейшего» менее выражена, чем в «отцовской».
Смерть Мстислава в 1036 г. (единственный сын его Евстафий умер еще ранее — в 1033 г.) сделала Ярослава «самовластцем»{96}. Правда, характерно следующее: для этого Ярославу пришлось устранить от политики последнего из живых сыновей Владимира — Судислава. Он, однако, не был убит. Летопись об этом говорит так: «Всади Ярославъ Судислава в порубъ, брата своего, Плесковѣ»{97}.
Единовластием Ярослава завершился второй «круг» истории родового сюзеренитета на Руси. Как видим, общее направление междукняжеских отношений Владимировичей совершенно идентично отношениям Святославичей. Причина усобиц, потрясающих княжеский род, лежала отнюдь не во властолюбии или злонамеренности, скажем, Святополка. Как справедливо отметил А. В. Назаренко, в условиях родового владения ни один киевский князь не мог чувствовать себя полновластным правителем державы, пока был жив хоть один брат-соправитель{98}. Даже старейшинство киевского князя не сдерживало и не предотвращало внутренних войн. Политическая ситуация в рамках старейшинства-принципата, таким образом, подобна своеобразному маятнику, движущемуся от соправительства братьев-сонаследников через усобицы к единовластному правлению одного из них.
К моменту смерти Ярослава на Руси оказалось две отчины: владения полоцких князей — потомков Изяслава Владимировича, и отчина Ярославичей — вся остальная территория Руси. Особое положение полоцкой ветви Лаврентьевская летопись объясняет преданием, записанным под 1128 г., согласно которому Владимир, раскрыв попытку покушения на свою жизнь Изяслава, наученного матерью, по совету своих бояр не предал его казни, а «воздвиг» ему отчину — новопостроенный город Изяславль{99}. Это предание несомненно правильно передает суть происшедшего — «выдел» Изяслава при жизни отца из общединастического владения и утверждение за его родом отчинных прав на Полоцк{100}. Вместе с тем полоцкая ветвь устранялась от претензий на старейшинство и Киев. Показательно, что Изяславу, умершему четырнадцатью годами раньше отца, в 1001 г., наследовал его сын Брячислав, передавший стол своему сыну Всеславу{101}. Столь раннее утверждение Полоцкой земли как отчины Изяславичей надолго предопределило ее место в политической жизни Руси: потомки Ярослава Мудрого, считая полоцких князей чуждым элементом, всегда будут подчеркивать «инородность» полоцкой линии: «Рогволжими внуками» назовет их летопись{102}. «Слово о полку Игореве» еще в конце XII в. будет помнить это династическое противостояние: «Ярославовы все внуки и Всеславовы». Полоцкие князья не будут приглашены на Любечский княжеский съезд 1097 г.
Но эту выделенность Изяславичей из общего владения не следует смешивать с политической изоляцией или независимостью. Никто из киевских князей не считал, что полоцкая династия совершенно независима от Киева, наоборот, ее политическая подчиненность очевидна{103}.
В литературе особняком стоит вопрос о «Завещании» Ярослава Мудрого 1054 г. Существуют две противоположные трактовки значения этого документа, одна из которых приписывает «Ряду» исключительное значение поворотного момента в междукняжеских отношениях, другая утверждает его незначительность, традиционность и бедность политического содержания. Прежде чем определить собственное отношение к этим мнениям, посмотрим, внес ли «новый порядок», якобы установленный Ярославом, какие-либо новые моменты в отношения князей.
Среди пяти сыновей Ярослава ведущее положение заняли трое старших — Изяслав, Святослав и Всеволод, отношения которых получили название «триумвират»{104}. Б. Д. Греков объяснял их особое положение заключенным союзом{105}, А. Н. Насонов полагал, что «разгадку самого триумвирата найдем, если обратим внимание на то, что эти три князя представляли собой совместно „Русскую землю“ с ее тремя центрами: Киевом, Черниговом и Переяславлем»{106}. В гегемонии триумвирата исследователь видел «лишнее сильнейшее доказательство господствующего ядра Киевского государства»{107}. Вывод справедлив, но это не новость для Руси: аналогичным был «дуумвират» Ярослава и Мстислава Владимировичей тридцатью годами ранее, представлявшими Киев и Чернигов и господствующими над Судиславом (Псков) и Полоцком.
«Старейшим» (принцепсом) в триумвирате по праву первородства стал Изяслав. Первую трещину триумвират дал в 1068 г., когда в результате восстания Изяслав был на короткое время лишен Киева. Но омраченный этими событиями, союз вскоре восстановился в прежней форме. Причины же противоречий внутри триумвирата, определяемые лишь гипотетически{108}, не были устранены и привели к тому, что Изяслав вновь лишается великокняжеского стола, на сей раз в пользу Святослава (1073–1076). После его смерти в Киев возвращается Изяслав, последнее княжение которого было коротким: через год он погиб. Период усобиц окончательно завершился. В Киеве сел Всеволод. Его единовластие сомкнуло последний «круг» родового сюзеренитета на Руси.
Один простой вывод следует из обзора деятельности триумвирата Ярославичей: их взаимоотношения в точности повторили все коллизии, дважды уже продемонстрированные ранее сыновьями Святослава и Владимира. Эта схожесть должна, как кажется, свидетельствовать, что здесь действовали те же механизмы и закономерности, что и ранее.
Завещание Ярослава известно нам в пересказе летописи. Возможно, существовало оно только в устном варианте. Среди его толкователей в меньшинстве оказались исследователи древнерусского права, чье мнение выразил В. И. Сергеевич. Он полагал, что с 1054 г. установилось наследование всех без исключения уделов «по отчине», «установление наследственного преемства в нисходящей линии». Все остальные мнения можно свести, как отмечалось, к двум основным: утверждению о новаторском характере документа{109} и отрицанию такового, но в рамках прежних отношений.
Мнение, что в княжескую среду «Ярославовым рядом» вносилось нечто существенно новое, базируется на убеждении, что до 1054 г. на Руси не знали сеньората и вообще не существовало какой-либо процедуры наследования. Мы пытались показать, что «старейшинство» было знакомо Рюриковичам еще с конца X в. Фрагментарные свидетельства доказывают, что Русь, не дожидаясь завещания Ярослава Мудрого, знала строй государственной власти, отличный от патриархальной власти отца над сыновьями, т. е. систему старейшинства.