Как заботливая мать, спешащая вытащить своего ребенка из пыли и грязи, Элизабет вынула меня из Дуниного гроба и тщательно отряхнула ее прах и кусочки костей с моего платья. Дрожащая и испуганная, я вцепилась в нее и позволила себя увести.
И все же ее слова о Нем не давали мне покоя. Если Он – не дьявол, тогда кто же Он? Бог? Но Бог не стал бы выторговывать себе души.
– Почему ты сказала, что Он завладел бы моей душой? – не выдержав, спросила я.
– Это образное выражение, – глядя вперед и не поворачивая ко мне головы, ответила Элизабет.
Я чувствовала, что она всеми силами старается обойти эту тему, как будто даже мысли о Владыке Мрака (назову Его так, пока не узнаю настоящего имени) были ей крайне неприятны.
– Он поглотил бы тебя. Ты бы распалась в прах. Исчезла, – неохотно выдавила из себя Элизабет.
То есть со мной произошло бы то же, что Влад сделал с Дуней? Неужели ее душу поглотил Владыка Мрака – великан с глазами, полными любви?
Но если экстаз, когда ощущаешь себя одновременно ничем и всем сущим, и есть распад и поглощение, тогда мне нечего бояться Его. Если Дуня погрузилась в это удивительное блаженство, не пора ли мне перестать плакать по ней?..
Как бы мне хотелось отправиться туда вслед за моей преданной горничной.
Элизабет не научит меня этому ритуалу. Чувствую, она не хочет, а может, и боится моего общения с Ним. А без Его помощи мне не отомстить Владу и не покинуть замок. Но я непременно Его найду.
Я найду Его...
29 июня
За все это время не написала ни строчки. Гибель Дуни подкосила и ослабила меня. Я часто думаю о людях, которые навсегда покинули этот мир: о своих дорогих родителях, об Аркадии, о другом своем брате – Стефане, умершем в детстве. И конечно же, о моей милой, безвозвратно потерянной Дуне. Иногда я даже думаю о тех несчастных, чьими костями и черепами набиты подземелья замка и заполнены окрестные леса. Куда ни повернись – на всем лежит отпечаток смерти и страданий! Эти мысли переполняют мои разум и сердце, отчего омут бездонного отчаяния все глубже затягивает меня.
Однако за минувшие недели произошло много такого, о чем необходимо написать, иначе воспоминания со временем сотрутся. Сегодня я впервые отвлеклась от горестных дум о смерти и тех, кого она унесла, и стала размышлять о далекой стране, которую мечтала увидеть с самого детства, но постепенно смирилась с неосуществимостью своих мечтаний.
Около месяца назад во двор замка неожиданно въехало несколько цыганских кибиток. День был достаточно жарким, но цыганам пришлось развести огонь, чтобы приготовить себе еду. Рассевшись вокруг большого костра, они шумно переговаривались и без конца сплевывали на землю. Скинув рубахи, они подставили солнцу свои мускулистые потные спины.
Появление цыган впечатляюще доказывало (хотя я уже давно не сомневалась), что Влад в самом деле решил уехать, оставив меня в замке. Когда мы с Элизабет, желая привлечь внимание явного главаря этой галдящей банды, стали махать платками из окна, цыгане лишь презрительно расхохотались и демонстративно повернулись к нам спиной. Не лучше они обошлись и с мистером Харкером, который тоже что-то кричал им на ломаном румынском. (Похоже, Влад собрался сделать узником замка и его. Англичанину явно не приходилось иметь дело с цыганами. Этот глупец стал бросать им деньги! Естественно, они радостно рассовали монеты по карманам и вновь уселись возле костра.)
– Утихомирь этого недотепу! – велела мне Элизабет.
Чувствовалось, цыганский гвалт внизу безумно бесит ее. Я послушно отправилась в комнату к Харкеру и усыпила его. Вернувшись, я увидела, что Элизабет, подобно веселящимся цыганам, решила... обнажиться до пояса. Она расстегнула платье и спустила его на талию, позволяя грязным похотливым мужланам любоваться своей упругой полной грудью. Мало того, Элизабет принялась распевать на цыганском наречии песенку самого что ни на есть фривольного содержания! Моим первым чувством была ревность: как она посмела выставлять себя напоказ этим жадным до денег приспешникам Влада? Однако вскоре я уже не могла скрыть своего восхищения дерзостью Элизабет. Такого поворота событий цыгане, конечно же, не ожидали. Поначалу они оторопели, затем начали ухмыляться. После Дуниной смерти мне казалось, что я разучилась смеяться. Но сейчас я от души веселилась. Мне паже пришлось крепко стиснуть губы и прикусить язык, но смех все равно вырывался наружу. Я стояла на некотором отдалении от окна, и цыгане меня не видели, зато я могла наблюдать и ужимки Элизабет, и ее восхищенных слушателей, которых распалила непристойная песенка.
"Сольный номер" Элизабет принес ожидаемый результат. Цыганский вожак вскочил на ноги. Крикнув остальным, чтобы не вздумали идти за ним, он кинулся ко входу в замок. Оказалось, что дверь заперта снаружи, и, пока мы бежали, чтобы встретить нашего гостя у порога, он возился с засовом. Скрипело дерево, лязгал металл. Наконец с глухим стуком что-то тяжелое упало на каменные ступени.
В отличие от нас, магия Влада на цыгана не действовала. Словно бык, распаленный похотью, он рванул тяжелую дверь и бросился вперед. Он не видел ничего, кроме белого тела Элизабет. Этот самец обеими руками облапил бесподобные груди моей возлюбленной и бесцеремонно повалил ее на холодный пол.
Странно, но Элизабет и не думала противиться (хотя ей ничего не стоило бы применить свои чары и отшвырнуть цыгана прочь). Наоборот, она со смехом распростерлась на полу, а когда этот провонявший потом наглец задрал подол ее платья и нижнюю юбку, засмеялась еще громче и широко развела голые ноги, словно все происходящее было не более чем забавным развлечением.
Не могу сказать, чтобы у цыгана была отталкивающая внешность. Черные блестящие волосы и орлиный нос напомнили мне брата. Но на этом сходство и заканчивалось. Лицо нашего гостя было круглее, а черты грубее, чем у моего дорогого Аркадия, и уж ни в какое сравнение не шли его коренастое туловище и бочкообразная грудь. Противнее всего было смотреть на его липкую, оливкового цвета, кожу и длинные, будто намазанные сапожной ваксой, усы.
Приспустив штаны, мужчина повалился на Элизабет. Все так же тиская ее груди грязными, заскорузлыми пальцами и издавая нечленораздельные звуки, он вошел в нее и принялся за свое мужское ремесло. Меня затошнило. Я отвернулась, собираясь уйти, чтобы после Элизабет он не подмял и меня.
Но в этот момент Элизабет белыми изящными пальцами обхватила голову цыгана и притянула к себе для поцелуя. Поначалу он противился, не собираясь потакать бабьим прихотям, а уж тем более – шлюхи, которая сама бесстыдно заманила его с вполне определенной целью. Я видела их обоих в профиль. Элизабет страстно поцеловала этого недостойного ее ласк мужлана прямо в губы. В ту же секунду его рот удивленно приоткрылся, и он прекратил всякое сопротивление.
И хотя цыган полностью утратил собственную волю, его чресла все так же безостановочно вздымались и опускались.
– Жужанна! – властно позвала меня Элизабет.
Я подошла и взглянула на них. Прекрасные волосы Элизабет разметались по грязному каменному полу, окружив ее лицо бледно-золотистым ореолом. Пляска похоти продолжалась, но теперь цыган совсем придавил Элизабет. Своей немытой головой он утыкался в ее душистые волосы. Смертная женщина наверняка задохнулась бы под этой тушей, но Элизабет, упираясь ладонями в его волосатую грудь, легко и изящно противостояла натиску.
– Элизабет, я не могу, – сдавленно пробормотала я, решив, что она позвала меня продолжить начатую ею игру.
– Дорогая, это уж ты сама решишь, ложиться тебе под него или нет. Укуси его! Это все, о чем я тебя прошу. Пожалуйста, укуси!
– Мне сейчас не хочется крови, – возразила я.
– Я не спрашиваю, есть ли у тебя аппетит. Всего-навсего, укуси его, и пусть кровь потечет мне на лицо.
Вздохнув, я подчинилась. Я нагнулась над потной спиной цыгана, приготовившись укусить его в плечо. Мужчина напрягся, сдавленно вскрикнул и, наконец, достиг желанного момента.
У него была здоровая, сладкая кровь, но мне не хотелось насыщаться. Горе отбило у меня все желания. Мне безумно наскучила жизнь в замке, и я в какой-то мере даже получала удовольствие от мук голода. Присев на корточки, я смотрела, как Элизабет лижет струящуюся кровь, как по-кошачьи трется щеками о ранку, которую оставили мои зубы.
– Ты – мой, – шептала Элизабет цыгану в ухо. – Повиноваться приказам Влада ты будешь, но лишь до тех пор, пока они не вредят нам. А в остальном ты – мой. Теперь слушай: после того как ты вывезешь Влада из замка, ты вернешься за нами. И еще. Выбери среди своих друзей самого надежного и возьми с него клятву, что если ты вдруг неожиданно умрешь, то он обязательно приедет сюда и спасет нас – несчастных, беспомощных женщин. Не позже, чем через день...
Не позже, чем через день. Этот срок почти истекает, и я начинаю думать: приедут ли цыгане за нами? Мне с детства внушали: этому народу нельзя доверять, ибо каждый из них даст любую клятву, а потом от нее отречется.
Тем не менее вскоре появились явственные признаки приближающегося отъезда Влада. Для начала он забрал все бумаги Харкера и его одежду. Мы узнали об этом, поскольку привыкли по утрам незваными гостями наведываться к англичанину. Наши визиты были очень плодотворны, особенно с тех пор, как он послушно стал расшифровывать свою стенографическую чертовщину на отдельных листах. Теперь Харкер писал дневник не для себя, а для нас. Его записки сослужат нам хорошую службу в Англии, в них полно юридических подробностей.
– В Лондоне он будет нашим шпионом, – объявила мне Элизабет. – Прежде чем Влад поднимется, я совершу особый ритуал для того, чтобы Харкер оставался в живых столько, сколько нам понадобится. Но сперва нужно защитить англичанина более простым способом.
С этими словами она подошла к ночному столику и взяла лежавший там нательный крестик. Правда, ее пальцы касались лишь золотой цепочки. Фигурка Христа, распятого на кресте, закачалась на уровне ее лица.