Сразу искать никто ничего не станет – в обозначенное мной время дом загорится, и уже утром империю Мясника начнут дербанить его подручные. Всего за несколько дней в Париже прольется море крови, а на пожар сбегутся все соседи и растащат то, что мы оставили на улице – о роскоши в доме Мясника ходят неправдоподобные слухи. Часть оружия я тоже оставил специально для соседей. А потом пусть ищут. И трясут соседей и РОВС. А нас там не было. Я вообще водитель грузовика. – Я сделал наивную рожу и, повернувшись к собеседнику, похлопал глазами, как наивная маленькая девочка.
– Ага. С деньгами, золотом и бриллиантами. Я знал, что у Мясника много, но не думал, что настолько. – Яшка нервно хихикнул.
– Мясник стал дико богатым, но так и остался уличным грабителем. Он не доверял чужим банкам, а создать свой банк ему не позволяли весь его прежний образ жизни и подозрительность. То, чем он так всегда гордился, ушло в прошлое, а психология уличного грабителя и беспредельного убийцы осталась прежней, вот он и тащил все к себе домой, создав на окраине Парижа личный Форт Нокс.
Весь Париж знает, что Мясник неправдоподобно богат, но никто не знает насколько. Все знают, что у него дом ломится от роскоши, но никто и никогда этого не видел, а в самом доме бывают только охранники и особо проверенная обслуга, которая живет здесь же. После того как дом сгорит, обстановка в доме Мясника станет легендой, но привязать к нему все, что мы вывезли, будет невозможно. Мясник устроил все так, что о подвальных сейфах в его доме знали только его подручные, а о том, что конкретно лежит в этих сейфах, знал один хозяин дома. Если нас кто и будет искать, то только затем, чтобы сказать «спасибо», а вот такой организации, как РОВС, сильно не поздоровится – у таких денег всегда есть наследники и покровители или те, кто считает себя таковыми.
Это было далеко не все, что я запланировал.
Небольшие подставы и море слухов будут запущены по Парижу уже через пару часов, но Яшку грузить этой информацией я не стал. Пусть каждый занимается своим делом – у наших еврейско-французских компаньонов знакомых значительно больше, чем у моего малолетнего друга, а языки у них подвешены значительно лучше. Не мне их учить, в чьи уши им вложить ту или иную информацию.
– Саш! А куда мы все это теперь денем? Это же почти два грузовика! – Яшка восхищенно причмокнул губами.
Ну да. «Золотая лихорадка» никого из нас не оставила равнодушным. Даже у меня от увиденного зрелища челюсть отвалилась. Чего уж говорить про Яшу? А как мои ювелиры будут удивлены! Им теперь все это оценивать и реализовывать.
– Бери больше. Почти весь кузов только этого грузовика стоит бешеных денег. Помимо самих денег. Не знаю я. В Берн перекидывать надо, а времени в обрез. Бумажки переведем в фунты и доллары и раскидаем по счетам и кучкам, все остальное переправим в Берн по немецкой схеме. Что-то придется и здесь спрятать. Даром, что ли, я «домик в деревне» покупал? Что не раскидаем по счетам и карманам, перевезем в купленное шато. Туда же закинем и бо́льшую часть оружия и некоторую часть мебели и предметов интерьера.
Всем этим Славка с Моисеем Шлемовичем займутся, заодно приготовят посылку на кораблик для вывоза в Лондон. По-быстрому упакуют, отправят, а сами метнутся в Берн самолетом, купят на месте необходимую нам недвижимость и встретят груз. После чего бо́льшую часть драгоценностей Славка распихает по хранилищам банков, а остальное Шлемович начнет переделывать, потихоньку примется выставлять свои изделия на продажу – оборотные деньги ему все равно нужны. Тем же самым займется и Гершевич в Лондоне, но у него работы будет намного больше.
Ты же отсыплешь «бабла» своим малолеткам, и чтобы уже к вечеру никого из них в Париже не было. Мария тоже уедет, задание я дам ей сам. Девочка умненькая, пусть пошарится по Мадриду и Лиссабону, а потом подтянется в Лондон. Не нужна она нам в Париже. Слишком многих она знает, и слишком многие знают ее в тех кругах, в которые нам нет доступа.
Мы с Женькой и Гершевичем через несколько дней улетим в Туманный Альбион. Нам с Женькой нужны лондонские сувениры, а Гершевич примется готовить почву для исхода на землю обетованную. Чтобы переселить всю нашу толпу в Лондон, надо сначала купить дом в пригороде.
Глава 10
Не знаю как для Женьки, а для меня Лондон оказался потрясением, но это было далеко не первое потрясение последних двух суток. Сначала был самолет. Я вроде уже адаптировался к этому времени. К антикварным автомобилям, примусам на кухне, отсутствию холодильника, стиральной машины и электрического утюга, к безопасной бритве, холодной воде на кухне и в ванной и прочим мелким неудобствам. Неудобствам для современного человека, разумеется. Для князя, который подарил мне необходимые навыки, это было нормой. Для меня это тоже очень быстро стало привычным, ведь прошло уже несколько месяцев.
Но самолет! Вашу ж мать! Самолет прибил меня. Вроде все нормально. Достаточно новый пассажирский «юнкерс» и полное отсутствие таможенного контроля как такового, это несомненный плюс. Есть только регистрация паспортов и все. Даже в чемоданы не заглянули. При прилете та же ерунда – только паспорта проверили, а мы с Женькой, как два барана, двойное дно в каждом чемодане сделали и пояса «шахидов» с драгоценностями нацепили.
А вот сам полет! «Гребаный Экибастуз!» – как в наше время сказал околоотрицательный герой популярного боевика. Моторы ревут так, что друг друга не слышно, корпус трясется, как в камнедробилке, постоянные воздушные ямы и дикий сквозняк. Дует не как в аэродинамической трубе, но все же, а когда грозовой фронт зацепили, я думал, что со мной приключится детская неприятность коричневого цвета. Так страшно мне не было даже во время моего третьего прыжка с парашютом.
В первый раз я прыгал в шестнадцать лет. Так как мои родственники были не самыми последними людьми в одной из самых серьезных спецслужб нашей страны, то никто не спрашивал, сколько мне лет. К тому же ростом я был уже со взрослого мужика, да и весом к нему приближался. Для молодого балбеса это было круто, а в третий раз меня несло на дерево и прямо на острые сучья сухой березы тем самым драгоценным органом, который есть только у мужчин.
Может, и не на березу, я ни разу не ботаник, да и разглядеть у меня времени не было, но то, что я оставил бы на этом сухостое свою мужскую гордость (вполне возможно, что и с кишками), это к гадалке не ходи. В самый последний момент Господь смилостивился, ветер сменил направление, и меня пронесло мимо, причем во всех смыслах этого многогранного понятия, но это непередаваемое ощущение я запомнил на всю свою жизнь.
Правда, когда мы зацепили легкий дождичек над проливом Ла-Манш, который мне показался Тихим океаном, Шмуль Гершевич, дай бог ему здоровья и долгих лет жизни, достал из продуктовой корзинки размером с колесо от внедорожника полуторалитровую, оплетенную соломой бутылку, в которой вместо вина оказался приличный коньяк. Что значит опытный, все на своем веку повидавший человек! И мы прилетели в Лондон в просто потрясающем настроении. Но сам полет – это нечто!
Вообще-то я заметил одну странность. Вот эта моя реакция на полет – это реакция не моего сознания, а моего тела. Сам я в свое время прошел огонь, воду, прыжки с парашютом и выброски с Ми-8 в горах Афганистана, чтобы так бояться простого полета, пусть даже и в антикварном драндулете.
Яшка, когда мы возвращались из разграбленного нами особняка, восторгался удачному ограблению, как простой мальчишка, я это еще тогда отметил. Да и в особняке он вел себя, как восторженный щенок, что для Якова Иосифовича совсем не характерно.
Славка иногда выдает соленый казарменный юмор, да и словечки у него проскакивают такие, что даже Даша с Машей мило пунцовеют, а Кислицына каждый раз передергивало, хотя он совсем не кисейная барышня.
У Женьки периодически проскальзывают восторженные и игривые нотки, которых совсем не может быть у закоренелого убийцы. В смысле сурового воина. То есть это реакции, получаемые нами от наших оригиналов. Ну не образцами же их называть? Это непривычно, но не смертельно. Придется к подобным реакциям привыкать и со временем их перебарывать.
Словом, ступили мы на землю Великобритании «тепленькие», что для продуманного мною образа двух молодых богатых прожигателей жизни было очень даже неплохо. Отрываться мы принялись сразу же, и если бы я не предупредил Шмуля Гершевича, то он мог бы подумать, что нас в полете подменили.
В первый раз мы пересеклись с ним через двое суток после прилета в маленькой гостинице на севере Лондона. Это была скорее даже не гостиница, а меблированный дом, в котором сдавались очень приличные комнаты, одну из которых сейчас занимал старый ювелир.
Каждый из нас уже сделал некоторую работу. Мы с Женькой поселились в лучшей гостинице города, перезнакомились с кучей самого разнообразного народа, перевернули стол в ресторане, разбили три морды и сломали одну руку, заплатили за разгром кабака и штраф полиции, сняли себе девчонок и наутро выгнали их.
В общем, создавали себе своеобразную репутацию. В процессе закинули привезенные драгоценности и эксклюзивные золотые побрякушки в хранилище банка, разведали несколько улиц с ювелирными гипермаркетами, крупными магазинами и ломбардами и оценили их системы охраны и сигнализации.
Дичь полнейшая. Замки́ можно открыть гвоздем, сигнализацию обойти с закрытыми глазами, а ночная охрана вызывает истерический смех, а не страх. Мы по пьяни зашли в шикарнейший магазин перед самым его закрытием и «тянули резину», меряя безумно дорогие костюмы. Выгнать нас никто не пытался, и мы срисовали сдачу денег и торжественный вынос их в недра магазина в сопровождении двух крепких мужичков с допотопными револьверами. Костюмчик Женьке мы купили, и те же два мужичка закрыли за нами центральные ворота.
Кроме этого, мы зарядили двух шустриков на покупку нам помещений в городе и домов в пригороде. Один мужик оказался в теме и сразу предложил нам несколько перспективных вариантов, а второй явно или мошенник, или наводчик разбойников. Ну и скупили, и изучили все газеты и немного погуляли на такси по пригороду в нужных нам районах.