Черт! Сленг и интонации Моисея Шлемовича привязались. Теперь недели три буду говорить, как недоодессит, а Женька говорит уже два дня – он все эти два дня за Шлемовичем по городу ходил.
Как это ни странно, из всех четверых самым адекватным оказался именно борзый. Да что это я, борзый да борзый. У этого еще молодого, но уже побитого жизнью и судьбой человека оказалось некоторое количество мозгов, изрядная доля ответственности за своих родственников и, что мне понравилось больше всего, очень приличный жизненный опыт. Он не хотел говорить правду о других людях, но рассказал все о себе.
Конечно же я не верю слюнявым россказням раскаявшихся уголовников. В свое время я наслушался их предостаточно, перед тем как их закапывали. Но что нам мешает проверить информацию?
Этим и занялась наутро женская половина родственников Моисея Шлемовича. Мужская контролировала пребывание наших незваных гостей, а мы с Женькой еще ночью направились с ответным визитом. Так сказать, тоже в гости.
Правда, наша подготовка к ответному визиту здорово не понравилась нашим гостям, опять висящим на потолочных крюках головой вверх. Видимо, они даже не представляли, что в гости можно ходить с новенькими немецкими автоматами МП‐38, с немецкими же «вальтерами» и с французскими гранатами. Это они еще маскхалаты, глушители и разгрузки не видели и не знают, что обычно Женька гранату впереди себя пропускает, а уж только потом стучится и вежливо спрашивает разрешения войти. Если остается куда стучаться.
Пешком ходить не пришлось – машина грабителей нам вполне подошла. Не знаю, зачем они нам подогнали грузовой «пыжик». В смысле двухместный пикап фирмы Peugeot, в котором размещались еще двое, но нам было достаточно комфортно. В качестве путеводителя мы прихватили самого мутного местного «Сусанина» – я его все равно в живых оставлять не собирался. Слишком слезно он вещал. Для успокоения последнего я объяснил ему суть проблемы, и он с радостью согласился нас проводить.
Мы с Евгением наивно доверчивые люди, но наш проводник, выходя из мастерской Моисея Шлемовича, ударился головой о Женькин кулак и потерял сознание. Очнулся он уже сильно за городом, на дереве и сразу честно принялся рассказывать все то, о чем забыл рассказать в прошлый раз.
Через двадцать минут «Сусанин», не останавливаясь, принялся верещать обо всем на свете по второму кругу и рассказывал бы до самого утра, но все в жизни когда-либо заканчивается. «Сусанина» мы оставили на месте – на природе, просто перед его смертью прибили гвоздями к дереву. В назидание всем остальным. Кто после нашего похода в гости в живых останется.
Места, которые нам предстояло посетить, располагались за городом и в самом городе. После некоторого размышления мы решили все же посетить сначала те, что сильно за городом.
Отдельный хутор, ферма или еще какое-то хозяйственно-деревенское образование – мы с Женькой не лингвисты-синхронисты и не совсем разобрали этот немецко-французско-итальянский сленг, на котором визжал «Сусанин», находился в сорока километрах от столицы нашей новой Родины и стоял достаточно обособленно.
Нам оставалось проехать до этой «фазенды» всего пятнадцать километров – начальная информация оказалась верна, а вот о дозоре перед хутором нам поначалу рассказать забыли. На самом хуторе бывал только «Сусанин» и его подельник, приехавшие на машине. Остальные двое были городские и владели несколько иной, но не менее ценной информацией.
Мудрить мы с моим другом не стали и поехали к дозору на подогнанном нам антиквариате, который всего полгода назад как произвели. Я сел за руль, а Женька лег в кузов под брезент – он лучше меня стреляет.
Остановили нас через шестьсот метров после съезда и не вдвоем, а втроем. Третий, сторожась, подошел с моей стороны, направляя на меня чешский ручной пулемет ZB-26. Тот самый, на основе которого англичане в тридцать четвертом году свой «Брен» слепили.
Пулемет хороший, но попал в руки к кретину – он затвор не передвинул, а при торчащем вверх затворе канал ствола перекрывается. У Мясника мы с десяток таких пулеметов разных годов выпуска взяли, и я их тщательно изучил. Так сказать – для самообразования. Эти бывшие ZB-26 уже в половине Европы производят. Скоро и Великобритания подключатся – окончательную версию они приняли на вооружение год назад.
Взяли живыми мы двоих – Женька поторопился и пулеметчика тоже подстрелил, но как говорится, ему видней. Стрелок у нас он. На фазенде жили еще двенадцать человек, из них только двое гражданских, в подвале. Банда была сборная, в основном немецкая. Здесь базировались только боевики, и оснований брать их живыми у нас не было, но наличие гражданских напрочь исключало использование гранат. Поэтому загрузили трупы в багажник и поехали дальше.
Уже светало. Есть перед рассветом такое серое время. Уже не ночь и еще не рассвет, а такая влажная серость, изобилующая невнятными тенями в самых неожиданных местах, неосвещаемых тусклым светом в очередной раз умирающих звезд. Где-то там у самого горизонта болтается такая же утомленная блеклая луна, и кажется, что чистейший горный воздух уплотнился, стал осязаемо влажным.
В такое время очень удобно ходить по незнакомым тебе местам. Особенно когда можно не ждать растяжек и пластиковых противопехотных итальянских мин кругового поражения, ведущих историю своего происхождения от немецкой SMI‐35 этого времени. Или еще круче. Изобретения неизвестного советского гения – «лепестка», отрывающего неосторожному пешеходу стопу ноги вместе с ботинком.
Машину мы бросили метров за триста перед «фазендой» и сделали это специально. В такое время обычно хоть кто-то, но вылезет в туалет или покурить, и сидит на крыльце, наслаждаясь оригинальным коктейлем из свежего табачного дыма и запахов альпийских трав. Услышав отдаленный звук подъезжающей и заглохшей машины, он, несомненно, насторожится и разбудит старшего банды или его заместителя и тут же получит задание проверить, кто нарушил всем утренний сон.
Как известно, инициатива всегда наказывает инициатора. Пока он или они будут собираться, мы с Женькой не торопясь доберемся до хозяйственных построек «фазенды» и подождем местную группу быстрого реагирования. Хотя, конечно же, ни быстроты, ни реагирования от этих гопников можно не ожидать.
Так и получилось. Пока мы перебежками и ползком добирались до оговоренных точек, загорелся свет в двух комнатах, и через полтора десятка минут на сцене появилось сразу четверо неплохо экипированных персонажей. Вооружены они были двумя непонятными «винтарями», МП‐28 и «маузером». Мне сначала показалось, что это простой девяносто шестой, но потом оказалось, что это «Маузер К96» модель 712 тридцать второго года, что значительно лучше пистоля, с которым так любили рассекать революционные матросы.
Цели у нас были распределены, и как только захлопнулась дверь в дом, все четверо тихо легли на утоптанную землю двора. Стреляли мы из «вальтеров» с удлиненными вихревыми глушителями, и звуков практически не было. Легкие хлопки выстрелов, вылетающие гильзы, лязг затворов и ссыпающиеся на землю трупы не в счет.
Двоих человек на зачистку такого большого дома с несколькими хозяйственными постройками это очень мало, но эти двое мы с Женькой, а мы с ним работали и в более сложных условиях. К тому же вокруг «фазенды» огромный скошенный луг, и свалить незаметно из дома просто нереально.
Видимо, из окна кто-то наблюдал за передвижениями на поляне перед домом, и, не увидев шагающий по двору передовой отряд, в доме забеспокоились и на крыльцо вылезли еще двое – один лег прямо в дверях, второй успел проскочить на крыльцо. И все это без звука. Непонятное всегда пугает, и из дома ударили выстрелы. В «молоко», разумеется. Потратив немного патронов, в доме угомонились.
Потом я услышал шелест. Сидел я за углом сарая типа «сеновал» – запах свежего сена был просто одуряющим, и, отмаячив Женьке, сторожко дошел до той стены, которая была обращена к полю. Пока из дома стреляли, шустрики, спавшие на сеновале, разобрали крышу и уже спустили на землю растрепанную девчонку.
Деваха, неэстетично брякнувшись на землю пятой точкой, тут же обзавелась небольшим револьвером. Ребята по очереди приземлились рядом с ней. Какой-то пистолет, здорово смахивающий на наш ТТ и МП-28. Ждать, пока меня придут убивать, я не стал – и так все понятно, и пока мужики не утвердились на ногах, влупил по всем троим длинную очередь. Пусть черти их на том свете сортируют.
Здесь-то я и лоханулся. Привычка сразу же менять магазин чуть было не убила меня, да и извращенные воспоминания двадцать первого века сыграли со мной дурную шутку. Ночная игра в двух мальчиков и одну девочку в этом времени еще не распространена.
Прямо рядом с моей щекой свистнула пуля, и тут же в проем в мою сторону полетела граната. К счастью, немецкая «колотушка», а у нее замедление семь секунд. Я бросил автомат, рыбкой прыгнул вдоль стены и кубарем покатился вдоль нее – тут уж было не до эстетики. Стрелок на звук выстрелил еще раз и опять чуть было меня не зацепил. Вильгельм Телль долбаный.
Жахнул взрыв, свистнули осколки, по ушам ударила взрывная волна, но я тут же встал на ноги и как можно тише направился обратно, сжимая в руках «вальтер» и небольшой камень, прихваченный мной у стены. Остановившись у своего автомата, я присел на корточки, положил «вальтер» на землю и кинул камень обратно вдоль стены с таким расчетом, чтобы он ударился в самый низ и отскочил в землю.
Выстрел ударил опять и точно в то место, куда попал камень. Пока не утих звук выстрела, а в замкнутом пространстве он еще слышнее, я подхватил автомат и высадил весь магазин в то место, откуда стрелял снайпер. Потом сменил магазин и, двигаясь обратно вдоль стены, добавил по уровню пола чердака еще тридцать два патрона. Ибо нефиг.
Никаких звуков слышно не было, и я, дойдя до угла и никого не обнаружив, так же тихо вернулся к дому.
Женька никак себя не обозначил, но в его случае это не показатель. Мой друг спокойно может лежать под ногами у противника, укрывшись за препятствием, за которым не сможет спрятаться некрупная собака. Все зависит только от того, сколько времени у него будет на маскировку. Сейчас Евгений, вероятнее всего, ушел за дом, и, проверяя это, я засадил по окнам очередь из десятка патронов. В ответ из дома ударила длинная очередь из немецкого автомата, но стреляли не по мне, а в Женькину сторону.