— А лучше — обоих сразу, — кивнул Бельгутай. — Это единственное, что мы сможем сделать или хотя бы попытаться сделать, чтобы погибнуть не зря. Если, конечно, нам суждено погибнуть сегодня. Или ты считаешь иначе, Тумфи?
Пронзительный взгляд раскосых глаз впился в лицо Тимофея.
— А если твой план сорвётся, Бельгутай? Если император и колдун уцелеют, а хан Огадай ещё долго не узнает о гибели своего посольства?
— Ну, об этом-то как раз хан узнает быстро, — загадочно улыбнулся Бельгутай.
— Как? Откуда?
— Сильные шаманы служат не только императорам, — уклончиво ответил нойон.
Тимофей замолчал, вспомнив напутственные слова ищерского князя-волхва. Когда Угрим велел ему наблюдать за татарами, то обмолвился, что способен сам всё видеть и слышать глазами и ушами Тимофея. Так отчего бы и ханским колдунам не владеть подобным волховством?
Десять посольских воинов во главе с Бельгутаем въехали за огни ристалища.
— Будем надеяться, Тумфи, что тревожиться не о чем и всё обойдётся — проговорил Бельгутай, оглядывая факельный коридор. — Сосредоточься пока на турини…
— На турнире, — машинально поправил Тимофей.
— Не важно. Главное — показать Хейдорху, что сражаться обучены не только его рыцари.
Тимофей вздохнул. Да, латинянские рыцари были обучены хорошо. А уж как вооружены…
На противоположном конце ристалищного поля уже выстроились противники. Десять конных германцев из свиты Феодорлиха стояли сплошной линией, перегородив узкое пространство между огней от края до края. В неровном свете факелов латиняне казались не людьми, а ночными демонами. Большие треугольные щиты, закрывавшие всадников от бедра до шеи, пестрели намалёванными гербами, среди которых Тимофей сразу знакомого геральдического льва — родовой знак барона Зигфрида фон Гебердорфа. Длиннющие копья, уже поданные всадникам оруженосцами, были упёрты в стремена и направлены наконечниками вверх. На ветру реяли лёгкие копейные банеры. Тяжело колыхались плащи.
Рыцари были облачены в кольчуги и пластинчатые панцири. В факельных огнях поблёскивали начищенные наплечники, поножи, наручи и латные рукавицы. Глухие горшкообразные шлемы с узкими смотровыми прорезями целиком закрывали головы.
Дополнительной защитой служили рыцарские сёдла. Высокие передние луки прикрывали животы и бёдра всадников. Задние луки, тоже поднимавшиеся выше поясницы, позволяли обрести надёжный упор и высидеть копейный удар противника. Твёрдую, «влитую» посадку, рассчитанную на таранную сшибку, обеспечивали также широкие стремена, опущенные на всю длину ноги.
Рослые немецкие кони, защищённые плотными попонами, кольчато-чешуйчатой бронёй и стальными оголовьями, были значительно выше и крупнее татарских степных лошадок.
Тимофей окинул взглядом турнирных бойцов Бельгутая. Тоже, в общем-то, тяжеловооружённые конники. Лошади прикрыты латами. На всадниках — панцири-куяки, мало в чём уступавшие рыцарскому доспеху. Крупные покрытые кожей металлические пластины защищали тело. Островерхие шлемы-духулги с назатыльниками и наушниками из нашитых на кожу железных блях закрывали голову и шею. На лица были опущены кованые личины-тумаги.
Но вот круглые щиты-халахи значительно легче и меньше рыцарских. Да и степняцкое седло-эмээл лишено высоких лук. А стремена подтянуты так, что ноги всадников сильно согнуты в коленях. Такая свободная посадка позволяет наезднику вертеться в седле и биться сразу с несколькими противниками. В беспорядочной конной рубке, когда враг повсюду — и справа, и слева, и спереди, и сзади — это безусловное преимущество перед латинянским рыцарем, зажатым между седельных лук. Но только не в таранном ударе на копьях, которому татары не очень-то и обучены. Да и сами копья, к тому же…
Короткие татарские жада не шли ни в какое сравнение с рыцарскими лэнсами[14], увенчанными коронелями. Собственно, исход турнира ещё до его начала во многом был предрешён разницей в длине копий. Первая же сшибка свалит наземь большую часть всадников Бельгутая. Если не всех сразу. Даже ратовище, которое держал Тимофей — крепкое и длинное (на полтора-два локтя длиннее татарских) всё же уступало по размерам немецким копьям. Нет, слишком сильно разнится сегодня оружие ристалищных бойцов. И слишком очевидна эта разница, чтобы воспринимать всё происходящее как честную схватку.
Ладно, что будет, то будет. Тимофей ещё раз проверил, хорошо ли сидит доспех, надёжно ли затянуты ремни. Повёл плечами, пробуя, не сковывает ли броня движений. Сам он был облачён в добротную тяжёлую кольчугу с зерцалом во всю грудь, с длинными рукавами и с подолом по колено. Предплечья закрывали стальные наручи. На левой руке висел круглый щит — побольше татарского, но меньше латинянских. Голову защищал куполообразный шлем с полумаской и мелкокольчатой бармицей. Копьё, плащ. Всё…
Гнедой конь под седлом начинал нетерпеливо рыть землю копытом. Конь чуял настроение всадника.
Из императорского шатра вышел Феодорлих. Зрители вокруг ристалище оживились: сейчас начнётся!
Император сел на походный трон. А вот Михеля при Феодорлихе в этот раз не было. Странно… Мага вообще нигде не видать. Наверное, воинские забавы не представляют интереса для колдунов. Что ж, так оно, пожалуй, к лучшему.
— Приготовиться! — Бельгутай требовательно тряхнул копьём.
На лишённом стального острия древке колыхнулся нойонский бунчук из чёрного конского хвоста. Под бунчуком выпирал изогнутый крюк.
Тимофей усмехнулся. Хитёр татарин, ох, хитёр… Правила турнира требовали снять с копий лишь боевые наконечники, о прочем не говорилось ни слова. И кто теперь посмеет в чём-либо упрекнуть Бельгутая, оружие которого тупое, как подобранный с земли дрын?
Феодорлих взмахнул рукой, подавая сигнал к началу бухурта. Хрипло и коротко протрубил одинокий рог. Первым с места сдвинулся рыцарский отряд. Как стоял — сплошной ровной линией — так и двинулся, переходя на рысь и постепенно наращивая скорость.
Десяток поднятых к небу копий опустились почти одновременно. Древка прижаты налокотниками к окольчуженным бокам, тупые коронели направлены на противника. Закованные в латы рыцари скачут, пригнувшись в сёдлах и прикрывшись щитами. Над конскими головами виднеются только глухие шлемы с тёмными прорезями смотровых щелей. Банеры яростно бьются на ветру. Плащи развеваются за плечами, будто крашеные крылья.
Нервно дёрнулись огни, потревоженные воздушной волной от проносящихся мимо всадников, испуганно заметались тени…
Латинянский строй не ломался. Рыцари наступали красиво, стремя в стремя, демонстрируя великолепную выучку боевых коней и искусство верховой езды. Каждый выбирал цель для своего копья. Лязгало железо. Били землю копыта. Германцы скакали молча. Безмолвные конные фигуры, закованные в латы, влитые в сёдла, зловещие и неумолимые, готовые смести любую преграду на своём пути, мчались по огненному коридору…
— Гхурах! — с уст Бельгутая слетел гортанный выкрик. Боевой клич и приказ одновременно.
— Гхурах-х!! — отозвались степняки, сгрудившиеся возле нойона.
И вновь тревожно колыхнулось пламя факелов. На этот раз в другую сторону.
Татары сорвались в галоп сразу, с места — столь быстро и слажено, что Тимофей, не ожидавший подобной прыти, чуть подотстал от степняков. Ристалище огласилось визгом и дикими криками кочевников, не любивших сражаться молча.
Расстояние между двумя отрядами быстро сокращалось. Длинное огороженное факелами поле казалось всё меньше, всё короче. С каждым конским скоком, с каждым мгновением, приближавшим противников друг к другу, Тимофей чувствовал нарастающее возбуждение близящейся схватки. Радость и азарт, азарт и радость…
Бельгутай вырвался вперёд. Поднятое копьё нойона с пышным конским хвостом было сейчас не только оружием, и Тимофей старался не выпускать его из виду.
Справа и слева мелькали цепочки огней. Стеснённые по флангам границами узкого ристалища и принуждённые к лобовому столкновению с врагом, чьи копья длиннее, щиты больше, а кони крупнее, татары, тем не менее, стремительно набирали скорость. Они тоже скакали, пригнувшись и укрывшись за щитами и лошадиными шеями.
Татары иступленно кричали.
В таком оре трудно было отдавать команды. Голосом — почти невозможно. Но не случайно к копью Бельгутая прикреплён приметный сигнальный бунчук.
Нойон резко взмахнул своим жада. Чёрный конский хвост на древке мотнулся вправо-влево. Это был знак. Татарские всадники, и без того не особо стремившиеся удержать строй, вовсе рассыпались. Настолько, конечно, насколько позволяло имевшееся в их распоряжении пространство. Они неслись по тесному ристалищу бесформенной кучкой, друг за другом, то разъезжаясь, то съезжаясь вплотную.
Рыцарские копья неуверенно дёрнулись из стороны в сторону. Латиняне, ожидавшие красивого и предсказуемого столкновения стенка на стенку, где каждый бьётся с противником один на один, тоже попытались перестроиться на скаку и вынудить татарских всадников к привычной манере турнирного боя.
Но момент был упущен, и серии единоборств из бухурта не получилось.
Строй немецких рыцарей налетел на плотный комок степняков. Принял удар чуть правее от центра.
Хруст. Треск…
Два отряда сшиблись неподалёку от императорского трона. Если бы не плотная стена щитоносцев и копейщиков, выстроившаяся сразу за огнями и надёжно прикрывавшая шатёр Феодорлиха, до императора можно было бы добраться в несколько конских скоков. Повалить факелы, прорваться сквозь пламя, ткнуть тупым копьём в белеющее под золотой короной лицо. Но…
Лязг. Крик…
Но сейчас было не до императора. И все мысли были сейчас о другом.
Всхрап. Всхрип…
Всадники столкнулись с такой яростью, которая рождается не на потешных схватках, а лишь в настоящих сечах. Даже факельные огни с шипением дёрнулись от налетевших друг на друга бойцов.
Неожиданный манёвр, предпринятый татарами, позволил запутать рыцарей и избежать разгрома с первой же сшибки. Немцы, скакавшие плотной шеренгой, не успели распределить между собой сбившихся в кучу кочевников.