Всё закончилось быстро. Десять трупов неподвижно лежало у ног Итиро. И уже некому было ему помешать.
Итиро метнулся к помосту, опалённому горючим порошком и испачканному маслом из опрокинутых светильников. Отложил в сторону меч. Сбросил заспинную сумку и вкатил в неё с треноги прозрачный кокон с Костью. Снова надел лямки нагабукуро на плечи. Ноша оказалась нетяжелой. Чёрная Кость на спине не сковывала движений. И всё бы хорошо, но…
«У-у-у-у-х-у-у-у-х!» — хриплый протяжный звук разнёсся над крепостью. Заунывный гул опускался сверху, словно густая вязкая жижа и вплывал в башню.
Итиро снова взялся за оружие.
Сигнальный рог трубил прямо над его головой, на смотровой площадке башни. Видимо, стража услышала шум внизу и подняла тревогу. Плохо… Покинуть крепость будет сложнее, чем проникнуть в неё. Что ж, Итиро нашёл то, за чем приходил. Теперь следовало поскорее уносить ноги и добычу. Он выскочил из комнаты-хранилища в изогнутый коридор.
Там его уже ждали…
Над стражником с разрубленным горлом стояли два мечника в кольчугах. Оба, судя по всему, спустились со смотровой площадки. Ну да, точно: верхний люк распахнут, и оттуда спускается по лестнице ещё один воин с большим треугольным щитом. Видимо, именно из-за своего громоздкого щита третий идзин не поспевал за первыми двумя. А хриплый рог всё гудит и гудит. Значит, там, наверху, есть ещё и четвёртый. А может быть, и пятый тоже, и, возможно, шестой… Итиро успел левой рукой сорвать с пояса кекецу-соге, но размотать верёвку, привязанную к рукояти кинжала-крюка, ему не дали. Два противника бросились на него одновременно.
Вражеский клинок, ударивший справа, Итиро с силой отбил своим сикоми-дзуэ, заставив одного идзина отшатнуться к стене. Лезвие второго меча, рубившего слева, Итиро поймал в зазор между прямым кинжальным клинком и загнутым клювом кекецу-соге. Он отвёл чужое оружие в сторону, резко крутанул крюк-кинжал, выворачивая и меч, и державшую его кисть.
Идзин вскрикнул от боли, выронил клинок и, обезоруженный, отступил назад, но его соратник атаковал снова. Мечник рубил сплеча, целя в голову. На этот раз Итиро лишь заслонился сикоми-дзуэ и, удержав над собой правую руку противника, нанёс под неё, прямо в открывшийся бок, сильный колющий удар.
Узкий прямой обоюдоострый клинок кекецу пропорол кольчужную сеть и глубоко — по самый изгиб крюка — вошёл в правое подреберье идзина. Тот охнул, переломился в поясе, грохнулся на колени. Прежде, чем его тело распласталось по полу, Итиро дважды достал второго противника, попытавшегося поднять меч. Первый удар отсёк тянущуюся к оружию руку. Второй — голову.
Увы, эта победа мало что дала Итиро: напротив него уже стоял спустившийся с лестницы щитоносец. Этот идзин нападать не спешил. Пригнувшись и прикрывшись щитом, он выжидал.
Из-под щита виднелись ноги в стальных створчатых поножах, а над окованной верхней кромкой щита торчали только островерхий шлем с кольчужным назатыльником и занесённый для удара клинок. Идзин тянул время. Он мог себе это позволить: время сейчас было на его стороне.
А рог наверху призывно ревёт не умолкая. А снизу, наверняка, уже спешит подмога. А проклятый идзин ждёт, когда Итиро запаникует и подставится под удар. Или когда попятится к винтовой лестнице, плохо приспособленной для спуска спиной вперёд. Ладно, пусть ждёт.
Итиро отступил на пару шагов, разматывая верёвочный хвост кекецу-соге. Не оглядываясь, сунул меч в заспинные ножны и перехватил кинжал-крюк двумя руками. Правой взялся за рукоять под железным клювом. Левой — за верёвку, отмеряя ровно столько, сколько сейчас ему было нужно.
Наверное, щитоносец почуял опасность. Идзин прикрыл щитом ноги, сам пригнулся ниже. Но разве это поможет?!
Итиро взмахнул рукой.
Бросок. Кекецу-соге летит в идзинский шлем. Вернее — чуть выше шлема. Поворачивается в воздухе более тяжёлой частью — крюком — вниз…
Идзин, по всей видимости, принимает оружие Итиро за большой метательный нож, машинально прячет голову за щитом. И, как только крюкастый кинжал пролетает мимо, снова поднимает её.
Кекецу же, остановленный верёвкой в полёте, резко падает вниз. Правильно падает — перехлёстывая и через щит, и через шлем. А в следующий миг Итиро, что есть сил, дёргает верёвочный хвост на себя и вверх.
И задуманное — исполняется. Рванувшись назад, острый крюк, подцепляет кольчужную сетку на шее и затылке идзина. Сбрасывает шлем с головы. Раздирает снизу вверх обнажившуюся шею, пропарывает кожу, мышцы, жилы, входит под черепную кость…
Ещё один р-р-рывок!
Идзин подался вперёд — вслед за натянувшейся верёвкой. Сделал шаг, другой. Рухнул на собственный щит. Задёргался в предсмертной агонии, словно рыба, попавшаяся на крючок. Итиро подскочил к противнику, выдрал загнутое лезвие из глубокой рваной раны, бросился к винтовой лестнице…
Поздно! Уходить этим путём слишком поздно. Внизу уже грохотали десятки сапог, и не было никакой надежды пробиться сквозь живую пробку в закрученной спиралью каменной кишке. Единственный путь к спасению вёл наверх — туда, где звучал рог. Да, там тоже враги, но внизу их сейчас намного больше.
Из-за поворота лестницы уже показались первые идзины. В тяжёлых доспехах, с мечами, копьями и щитами, они поднимались, мешая друг другу в узком проходе. Но они поднимались! И их следовало задержать.
Итиро знал как.
Он отскочил назад — к факелам, над входом в хранилище Чёрной Кости. Вынул из потаённых кармашков две заклеенные бумагой бамбуковые трубочки-докуэн. Раз — и подожжены маленькие фитильки. Два — дымящиеся бамбуковые обрубки летят на лестницу, прямо под ноги поднимающемуся врагу.
А Итиро бежит к противоположному концу коридора.
«Пш-ш-ш-ших!» «Пш-ш-ш-ших!» — трубки заискрились, закрутились, завертелись на каменных ступенях. Закричали перепуганные идзинские воины.
На этот раз ярких вспышек не было, зато густо повалил дым. Смесь горючего порошка с аконитом, мышьяком, сухими бамбуковыми волокнами, беленой, тёртыми кретоновыми плодами и едкими маслами, которой были набиты докуэн, не ослепляла, как нагэ-теппо, а душила.
Крики быстро стихли, люди на лестнице надсадно кашляли и хрипели. Послышался звон обронённого железа и звук падающих тел, закованных в доспехи.
Готово! Винтовая лестница временно перекрыта. Это хорошо. Плохо то, что самому теперь здесь надолго задерживаться нельзя: тяжёлые клубы удушливого дыма уже вползали на верхний этаж башни. Нужно было выбираться на воздух.
Итиро бросился к деревянной лестнице, ведущей на смотровую площадку. С разбега вскочил на верхнюю перекладину, рывком подтянул тело к квадратному отверстию открытого люка и сразу же откатился в сторону, вправо…
Гудение рога оборвалось. Над головой раздался яростный вскрик. У самого уха металл сухо ударил о дерево.
Перекат через спину — и Итиро вновь стоит на ногах. Ловкость и быстрота в очередной раз сберегли ему жизнь. А ещё — худощавое сложение и невысокий рост. Огромный идзин с топором и большим прямоугольным щитом, поджидавший его у люка, ударил немного запоздало и в расчёте на более крупного противника. О том, что враг сможет проскользнуть под широким лезвием, надвое разрубившим тёмный проём люка, идзин не подумал.
Итиро отступил, выигрывая время и осматриваясь. Он оказался на просторной круглой площадке, огороженной каменной зубчатой оградой. Кроме него здесь было ещё два человека. Первый — щитоносец с секирой. Второй идзинский воин, стоявший в отдалении, у бойничной ниши, был без щита, в лёгком кожаном панцире с нашитыми на груди металлическими бляхами. У ног второго лежал большой и изогнутый сигнальный рог. В руках он держал взведённый самострел.
Идзин-сигнальщик поднимает оружие… Нет — уже поднял!
Стреляет, почти не целясь.
Щелчок, звон тетивы…
Чтобы увернуться от стрелы, Итиро пришлось отпрянуть назад, развернувшись всем корпусом. Короткий дрот, похожий на метательную стрелку-утинэ, задел жёстким оперением куртку на груди и исчез в ночи. Стрелок тут же склонился над самострельным луком, намереваясь перезарядить его по-новой.
А другой идзин уже наступает вразвалку, подобно рикиси[15], выходящему на поединок. Замысел понятен: разрубить Итиро топором, размазать его щитом о каменные зубцы или просто выпихнуть с башни, как с помоста-дохё[16]. И шансов уцелеть в этом идзинском хакудо[17] не так уж и много.
Итиро вновь держал в одной руке меч, вырванный из-за спины, в другой — крюк-кинжал. Противник приближался, выставив щит и занеся топор. Торчавший из-за щита конусовидный шлем — цельный, металлический, гладкий, с опущенным забралом — не пробить и не сдёрнуть с безопасного расстояния броском кекецу-сегё. Да и нет уже между ними безопасной дистанции: враг подошёл практически вплотную.
Это был умелый и опытный воин. Идзин не отвёл щит и не открылся, нанося удар. Тяжёлая секира мелькнула над головой Итиро, и синоби едва успел подставить клинок сикоми-дзуэ под глубокий нижний вырез боевого топора. Ему удалось отвести чужое оружие в сторону. Широкое лезвие со звоном и скрежетом обрушилось на каменную кладку возле правого плеча Итиро. Брызнула сколотая щебёнка.
Не имея возможности пробить прочный вражеский щит, свой ответный удар Итиро нанёс по его верхней кромке. Стремительное движение левой кисти — и крюк кекецу-сегё, словно коготь гигантского зверя, зацепил обитое кожей и укреплённое железными полосами дерево. А когда идзин снова взмахнул топором, Итиро дёрнул щит на себя и вниз, буквально повиснув всем телом на левой руке противника. Идзин, не ожидавший подобной хитрости, шатнулся вперёд. И открылся, наконец! Щит опустился. Между его верхним клёпаным краем и стальным шлемом щитоносца появилась широкая щель. Вот туда-то и скользнуло остриё сикоми-дзуэ.
Тёмный клинок вошёл под ворот доспеха. Пронзил идзина сверху вниз. И вырвался обратно в кровавом фонтане, провожаемый предсмертным хрипом умирающего.