Итиро кивнул ещё раз.
— Не беспокойся, — снова заговорил ямабуси, — я отправляю тебя туда, где есть то, что нужно мне, и что должен забрать ты. Я не ошибаюсь. Не ошибись и ты. Приготовь оружие, к которому привык, а я подготовлю одежду, которая укроет тебя и не вызовет подозрений у идзинов.
…Воспоминания, вытягиваемые из него горбатым колдуном, становились смутными и путанными. Итиро чувствовал, как сам становится частью собственных воспоминаний, как постепенно растворяется в них.
Немигающие, требовательные и всепроникающие глаза идзинского онмьёдзи постепенно таяли за багровой дымкой. Теперь уже не чёрная смоль колдовских зрачков, а этот багрянец заслонял мир. И трудно было оставаться в этом мире.
И в этом теле.
И, кажется, кончалось. Всё. Навсегда.
Итиро улыбнулся, раздвигая губы, не в силах больше удерживать собственную кровь в переполненном желудке. Горячая и солоноватая, она устремилась наружу. Вместе с душой, которой стало тесно в липкой кровавой ванне.
Глава 8
— Княже! — вскинулся Тимофей. — Кровь!
Сначала тонкие красные ниточки появилась в уголках дрогнувших губ, потом заструилось сильнее — по подбородку вмурованного в камень человека, по шее, по валунам. Потом губы разжались. И тут уж хлынуло по-настоящему. Густое, тёмное… Слабая улыбка полонянина стала похожей на глубокую резаную рану.
Видимо, тяжёлые глыбы всё же, раздавили нутро бесермена. Видимо, камень смял потроха. Или это какая-то хитрость? Нет, на хитрость не похоже. Жёлтое лицо чужеземца бледнело. Узкие глаза с неестественно расширенными зрачками мутнели.
Ещё секунда — и торчавшая из камня голова бессильно повисла. Жутковатое зрелище… Окровавленный рот открыт, глаза закатываются. Затихает слабое хриплое дыхание. И капает, капает без конца тёмно-красная жижа в тёмно-красную лужу.
— Что с ним? — Тимофей придвинулся ближе.
— Похоже, откусил язык и истёк кровью, — хмуро отозвался Угрим.
— Как истёк?! — поразился Тимофей. — Что, так быстро?
— Да нет, не быстро. Видать, давно уже свою кровушку глотает. Чудно, как до сих пор не захлебнулся.
Тимофей содрогнулся. Бесермен — одно слово!
Чёрный бесермен в сером камне не шевелился. И, кажется, уже не дышал.
— Всё? Он умер, княже?
— Нет, — покачал головой Угрим. — Ещё нет. Но скоро. Очень скоро. В его жилах почти ничего не осталось.
Князь-волхв повёл по воздуху ладонью, чуть шевельнул губами. С зуба-столба, придавившего полонянина, будто оползень с влажного земляного обрыва сдвинулся широкий каменный пласт. Сполз, накрыл, закрыл — и голову, и кровь бесермена. Пленника теперь не стало видно вовсе. Лишь одинокая колонна с уродливым выступом в том месте, где только что из камня торчала человеческая голова, подпирала свод подземелья.
— Ну вот и схоронили, стало быть, — ответил князь на немой вопрос в глазах Тимофея.
— Кто это, княже? — глухо вымолвил Тимофей. — Кто это был?
— Воин, лазутчик, вор и ночной тать, обученный убивать исподтишка.
— И откуда ж он такой взялся?
Угрим неопределённо махнул куда-то за спину.
— Его страна лежит за степями кочевников, за владениями желтолицых царей, за далёким восточным морем. Земли, из которых он послан, первыми встречают восход солнца.
— А кто… — Тимофей никак не мог остановиться. Вопросы сыпались сами собой. — Кто послал его из этой заморской страны?
Князь невесело усмехнулся:
— Заморский же колдун, сила которого не уступает моей. Ты вступил на его Тёмную Тропу, Тимофей. Такие пути способны создавать лишь могущественные чародеи и кудесники.
— Но ведь и ты, княже… Тоже… Смог…
— О нет, я всего лишь в нужный момент протянул к Тропе свою тропку — поменьше и покороче. Поставить развилку на уже проложенную Тропу и взломать её легче, чем самому прокладывать весь тёмный путь.
— И ты вот так просто нас нашёл на чужой колдовской Тропе? — удивился Тимофей.
Угрим покачал головой.
— Не просто, это было совсем не просто. Отыскать Тропу нелегко. Ещё труднее найти на ней человека. Мне помогло защитное слово, которое я наложил на тебя, и которое связало тебя со мной.
— А разве заморский чародей не делал того же со своим посланцем? Разве он не знал, что на его Тропу вступили чужаки, пленившие его лазутчика, татя и вора?
— Наверное, делал. Наверное, знал, — ответил князь. Однако по тону Угрима Тимофею стало ясно: «наверное» здесь лишнее и неуместное слово.
— Тогда почему он не разрушил Тропы, как это сделал ты? Почему вообще позволил нам вступить на неё?
— Ему нужно было то, что лежало в твоей седельной суме. Чёрная Кость. И ему не важно было, кто её доставит. А без Тропы Кость к нему не попала бы. Думаю, он принял вас за случайную, не представляющую опасности помеху.
Тимофей тряхнул головой:
— Значит, всё это из-за Чёрной Кости, да? Ради неё была проложена Тропа? За ней заморский кудесник отправил своего воина-татя? Из-за неё нас чуть не растерзали латиняне? И чтобы получить её, ты вырвал нас с чужого колдовского пути?
Угрим кивнул.
— Да, в первую очередь, чтобы получить её.
Что ж, по крайней мере, честно.
— Она, действительно, так важна, эта Кость?
Ещё один кивок горбатого князя-волхва. Потом скупые слова:
— Ты даже не представляешь насколько.
— Что есть Чёрная Кость, княже? — поднял глаза Тимофей. — Что она такое?
И осёкся, встретившись взглядом с Угримом. Смоляные зрачки в озёрах белков пульсировали, будто два чернильных нарыва. И с каждым новым толчком зрачки князя-волхва становились всё шире. Давящий взгляд немигающих очей проникал в тело и в самую душу. Тёмные зеницы Угрима затягивали и растворяли в себе.
Изучали. Испытывали.
Прощупывали. Проверяли.
Как долго это продолжалось, Тимофей не знал.
— У тебя добротное, крепкое сердце, — наконец, услышал он задумчивый голос князя. — В твоём сердце нет червоточин. Его не испортили ни латиняне, ни ханский посол, ни Тёмная Тропа, ни Чёрная Кость. Страх и предательство не селятся в таких сердцах. Такие сердца остаются чистыми и открытыми. Ты уж не серчай, Тимофей, но я должен был убедиться, что могу доверять тебе, как прежде. Я убедился.
Убедился? Тимофея трясло: ощущение было такое, будто его разобрали по косточкам и собрали вновь, осмотрев и ощупав каждый суставчик. Значит, убедился и…
— И что, княже?
— Глаза открыты, и уши слышат. Первое дело сделано, первый вызов брошен. Кость ложится к Кости, — Угрим говорил непонятное, он будто произносил заклинание.
— Что? — снова спросил Тимофей. — О чём ты, княже?
— Наступают Времена, особые Времена, — слабо улыбнулся ему князь-волхв. — Времена великих дел, творя которые трудно обойтись без верных помощников. Помощников мудрых, смелых, толковых и знающих, ибо от того, кто НЕ ЗНАЕТ, мало проку. Готов ли ты получить Знание и запереть его в себе? Готов ли ты, обретя Знание, продолжить службу? Готов ли служить мне и только мне, Тимофей? Что скажет твоё сердце?
Угрим вновь пристально, не отрываясь, смотрел на него.
— Да, готов, — горячо заверил Тимофей. — Я был верен тебе раньше, и буду верно служить впредь.
— Служить МНЕ? — зачем-то снова уточнил Угрим. Уточнил и выделил. — Служить всегда и во всём? Служить, не взирая ни на что? Служить, не препятствуя и не причиняя мне вреда? Подумай, прежде, чем дать ответ. Сказанное сейчас свяжет тебя сильнее, чем все прежние клятвы. Сейчас ты либо переступишь порог сокрытого Знания, либо останешься в счастливом неведении.
— Да, служить тебе, — кивнул Тимофей. — Всегда. Во всём. Ни не что не взирая. Не препятствуя и не причиняя тебе вреда. Даю слово.
— Ты уверен?
— Да, — без тени сомнения отозвался он. Когда уже коснулся тайны, неведение не бывает счастливым. Оно приносит лишь беспокойство.
— Что ж, Тимофей, ты трижды сказал «да» — удовлетворённо кивнул князь, — ты сделал свой выбор.
— И ты объяснишь, что есть Чёрная Кость? Кому она понадобилась и зачем? И что вообще происходит?
— То же, что происходило в этом мире всегда, — пожал плечами Угрим. — Кто-то жаждет большей силы и власти, чем имеет. И настаёт… нет, уже настало время великих сражений. Время войн правителей и чародеев, витязей и магов.
Время войн? Подумаешь! Эка невидаль!
— Войны вечны, — заметил Тимофей. — Как и сами люди.
— Войны много старше людей, — возразил Угрим. — Но истинные войны за истинное могущество случаются в этом мире редко. Они долго готовятся и ещё дольше длятся. Именно такая война началась в тот момент, когда ты, с чужой добычей, вырванной чужаком из чужих рук, вступил на чужую Тропу, пронзающую пространство и скрадывающую расстояния. А взлом Тёмной Тропы стал объявлением войны. Теперь Знающие — знают. И пути назад теперь нет. Ибо похищена Чёрная Кость.
— Чья это Кость, княже?!
— Это Кощеева кость, Тимофей.
— Кощеева? — брови Тимофея поползли вверх. — Старые сказки говорят…
— Не слушай сказки, — отмахнулся Угрим. — Меня слушай. Сказки, легенды и былички лгут. Я скажу правду. Особую, волховскую, не ведомую прочим.
Князь-волхв говорил. Тимофей слушал…
— В стародавние времена, когда горы ещё стлались равнинами, а морское дно высилось горами, когда колдовская сила царила всюду, и её было больше, чем живительных соков в весеннем лесу, шесть чародеев из разных концов земли пожелали обрести могущество, которым их не мог одарить этот мир.
Речь Угрима текла спокойно и неспешно. Прикрыв веки, князь-волхв говорил подобно сказителю, вещающему былину. Только таких сказок Тимофею слышать ещё не приходилось.
— Не довольствуясь покорёнными силами яви, и вопреки установленным порядкам прави, Шестеро обратились к сокрытым навьим силам. Выбрав место наибольшего средоточия колдовских токов, неразумные кудесники выстроили из своих тел магический шестиугольник. Совместными усилиями они провели Обряд, вскрывающий Запечатанное.