Взбудораженное воображение услужливо рисовало картину, описываемую князем. Возникающие в голове образы живо дополняли недосказанное Угримом. Тимофей словно видел отражение былого в тёмных очах горбатого князя-волхва. И видел, и слышал. Как шесть человеческих фигур, окутанных колдовским сиянием, стоят, вскинув руки, на равном удалении друг от друга. Как под монотонный речитатив заклинаний в воздухе начинает гудеть и вибрировать что-то ещё. Как нарастает и силится иной, чужой и чуждый звук. Как трясётся земля, как яростный вихрь рвёт одеяния Шестерых. И как между чародеями, упёршимися ногами в содрогающуюся твердь, открывается… разверзается…
— Они получили, что хотели, — рассказывал Угрим. — Из нижнего пекельного царства навь выплеснула вызываемую силу, но вместе с ней в явь вступил и её носитель, который сам давно рвался за навьи границы.
— Кощей? — сорвался с уст Тимофей ненужный вопрос. Ответ на который он уже знал.
— Кощ-щ-щей, — негромко, по-змеиному, прошипел князь. — Таково лишь одно из имён навьей твари. О нём известно мало. Но кое-что, всё же, известно. Средоточие его силы таилось в нём самом, в его бессмертной плоти. И силы этой хватило, чтобы проложить самую первую Тёмную Тропу. Кощеева Тропа шла в обход Алатырь — камня, привалившего вход в пекельное царство, и мимо Калинова моста через Смородину-реку, что отделяет навьи чертоги от яви. Тропа дотянулась до центра чародейского шестиугольника, смешав навь с явью, порушив незыблемую правь.
Открылось… Разверзлось… У Тимофея аж дух перехватило, когда он попытался представить, каково это… каково было… каково могло быть!
Угрим продолжал:
— Наверное, сами по себе ни Обряд Шестерых, ни Кощеева Тропа не смогли бы сотворить такое. Но колдовская мощь неосторожных кудесников и сила Кощея устремились навстречу друг другу. Поэтому Кощей и сумел подняться из мёртвой нави в светлую явь.
— И? — затаив дыхание, с трудом вымолвил Тимофей. — И что? Что было после?
Перед его внутренним взором пылало тёмное пламя. Пламя, вырвавшееся из земли, фонтаном ударившее в небо, разметавшее магический шестиугольник, смахнувшее могущественных чаротворцев древности, словно былинки. Вмиг лишившее чувств всех Шестерых. Поглотившее, подмявшее под себя их хваленную мощь и неразумную силу. Именно так Тимофей представлял себе пришествие Кощея. И ничего иного не мог рассмотреть сквозь сплошную бушующую тьму. Простому смертному не дано даже вообразить, как навь мешается с явью.
— Он стал властителем этого мира, — глухо донёсся до Тимофея голос Угрима. — Кощей Чёрный, Кощей Страшный, Кощей Всевеликий, Кощей Неупокаеваемый, Кощей Неуязвимый, Кощей Непобедимый, Кощей Несокрушимый. Кощей-Губитель… Его власть и его жестокость были безграничны, как бесконечна была его жизнь. В те несчастные времена люди, оказавшиеся игрушками в руках Кощея, прозывали его Чернобогом. Но он не был богом — ни белым, ни чёрным, хотя постоянно требовал жертвенной крови. Кощей был просто бессмертным созданием, несущим смерть и ею же живущим
«Ничего себе «просто»!» — пронеслось в голове Тимофея.
— С покорённых народов он брал дань человеческими жизнями, а противившихся его воле истреблял под корень. От Кощеева гнева не укрывали ни крепости, ни леса, ни болота. Он проходил Тёмными Тропами всюду и проникал везде. Он не щадил никого, и только Шестеро, открывших ему путь, вместо искомой власти обрели его милость. Шестеро вынуждены были служить Кощею, оберегая свои жизни. Все прочие мёрли, как мухи.
— Но разве никто… — Тимофей, облизнул сухие губы. — Неужели никто не посмел…
— Ну почему же никто? — усмехнулся Угрим, не дав ему закончить фразы. — Осмелившихся было много. Особенно в первое время. С Кощеем сражались опытные маги, отважные витязи и могущественные князья, но все они лишь забавляли его и гибли без проку, ибо убить бессмертного невозможно. Копья протыкали навью тварь, но её раны затягивались. Мечи и топоры рубили кощееву плоть, но отсечённые куски прирастали вновь, не успев упасть наземь. Раздробленные ослопами кости заново обретали крепость, а вязкая, как мёд, кровь склеивала разваливающееся тело. Отравленные стрелы тоже не причиняли Кощею вреда, и даже огонь отступал от его неуязвимой плоти.
И всё же Кощей недооценил людей. Его сгубила не отвага безрассудных смельчаков, а коварство и хитрость ближайших слуг. Шестеро кудесников долго и внимательно наблюдали за своим повелителем. По крупицам собирали сведения о нём, о его возможностях и об источнике его могущества. Прислуживая, они учились. Преклоняясь и унижаясь, Шестеро по-прежнему мечтали обрести хотя бы малую часть запретной навьей силы.
— Так они, всё-таки, убили Кощея? — спросил Тимофей.
Угрим покачал головой:
— Убить Кощея в привычном тебе и мне смысле этого слова Шестеро не могли, зато сумели пленить так, что полон оказался сродни смерти, а сам Кощей из властителя стал слугой своих слуг.
— И как же они его одолели?
— Льстивым подарком. Заговорщики преподнесли в дар Кощею трон, взращённый из земной тверди и выложенный крупными самоцветами. Но под драгоценными каменьями скрывалась губительная магия и хитроумный механизм. В подлокотниках, ножках и спинке были спрятаны адамантовые клещи с прочными кристаллами-зубьями и такие же ножи — острее бритвы, крепче стали, смазанные, к тому же, зельем разрыв-травы.
Когда Кощей сел на новый трон, тот обратился в дыбу и плаху одновременно. Алмазные кандалы-самохваты в одно мгновение сковали и растянули навью тварь. Потаённые ножи ударили быстрее и сильнее, чем рубит в сече самый ловкий воин. Адамантовые лезвия отсекли руки, ноги и голову. Заговорённая машина-трон разорвала Кощеево тело на шесть частей. Тулово осталось сидеть, прикованное к трону, всё остальное было отброшено в стороны ещё до того, как пролилась кровь. А когда кровь хлынула, обезглавленный и четвертованный Кощей уже не мог воссоединить себя. Шестеро встали над его плотью в алмазных оковах, и каждый произнёс запечатывающее заклинание, из неё же, из навьей плоти, черпая силу. Смешанная магия яви и нави сплавила Кощееву кровь и адамантовые клещи в однородную массу.
— Яйцо-кристалл? — догадался Тимофей. — То, в которое вмурована Кость?
— Да, — кивнул Угрим. — Отсечённые члены навьей твари были навеки заключены в оковы-саркофаги, которые не страшатся воды, не горят в огне и не крошатся под булатом. Таких саркофагов шесть, и сила Кощея живёт в них по сию пору, ибо сам Кощей не может умереть, даже будучи разорванным на части.
Ишь ты! Вот оно как получается! Тимофей потёр раззудевшийся лоб.
— Значит, это… — он покосился на суму бесермена. Там, в прозрачном яйцевидном коконе, покоилась костлявая рука — чёрная, высохшая, не больше руки малого дитяти. — Это Кощеева десница? Так, княже?
— Верно, — ответил Угрим. — Это правая рука навьей твари.
— Тогда… — Тимофей нервно усмехнулся, — тогда не столь уж велика была тварь.
Князь-волхв качнул головой:
— Просто идёт время, Тимофей. Кудесники, чернокнижники и маги разных народов век за веком черпают силу из Чёрной Кости. Вот Кощеева Кость и усыхает. А с ней вместе сжимается и колдовская оправа. Причём, это происходит со всеми шестью саркофагами: они по-прежнему связаны между собой, хотя и не являются более частями целого. Когда из одной Чёрной Кости забирают силу, её отдают и другие Кости.
— Погоди-погоди, княже, — Тимофей тряхнул головой. — Что значит «кудесники, чернокнижники и маги разных народов»? А как же те Шестеро, что одолели Кощея?
Угрим усмехнулся:
— Вот они-то и разнесли останки навьей твари по свету, не сумев договориться между собой. Победители Кощея не справились с собственной алчностью. Каждый из Шестерых, обретя с Чёрной Костью частицу навьего могущества, возжелал большего. Каждый претендовал на добычу другого, дабы присовокупить её к своей. И каждый втайне желал получить все части растерзанного Кощеева тела.
— Зачем? — вырвалось у Тимофея.
Угрим вздохнул. Как показалось Тимофею — мечтательно.
— Тот, кто соберёт все Кости, получит полную власть над навьими силами. Власть, не уступающую Кощеевой. Власть, которая, помимо прочего, даёт человеку главное. Бессмертие.
— Главное? — переспросил Тимофей. — Это — главное?
— Разумеется. Человеческая жизнь слишком коротка, а тот, кто чувствует в себе силу изменить мир по своему усмотрению, всегда хочет иметь для этого достаточно времени.
Князь вздохнул ещё раз:
— Правда, никому ещё не удалось собрать Чёрные Кости воедино. Шестеро провели остаток своей жизни воюя друг с другом. Все они прожили лишь тот недолгий срок, какой отпущен человеку, живущему от битвы к битве и ради битв. Они гибли в сражениях за растерзанное тело навьей твари, сами отходя в навь. В войнах сгинули их дети и внуки, в войнах стёрлись и рассеялись их колена.
— И что было потом? — Тимофей не отводил глаз от князя-волхва.
— Потом Чёрные Кости переходили из рук в руки, терялись где-то и откуда-то появлялись вновь. А посвящённые в их тайну чародеи снова и снова охотились за кощеевыми мощами и вечной жизнью.
«Вечная жизнь»? Тимофей задумался. Многому он мог бы поверить безоговорочно, но это… Возможно ли такое? Наверное, в его глазах отразилась невысказанное сомнение. И, наверное, Угрим заметил.
— Тебя что-то смущает? — свёл брови князь.
— Вообще-то да, княже, — потупил взор Тимофей. — Способен ли на самом деле смертный обрести бессмертие? Можно ли полностью доверять старым волховским преданиям?
— Об этом говорят не предания, — сухо ответил Угрим. — Об этом говорит сама Кощеева Кость.
— Как это? — изумился Тимофей.
— Достань её, — повелел Угрим. — И посмотри.
Тимофей поднял с пола бесерменскую суму, вынул округлый яйцевидный кристалл, с недоумением покрутил его в руках…
— Что ты видишь? — спросил Угрим.
Что он видел? Да то же, что и прежде. Толстую прозрачную оболочку, похожую на огромную застывшую слезу. Под ней — чёрную костлявую руку, запечатанную в прочном кристалле, словно муравей в янтарной капле.