— Когда я говорю «никого» — это значит никого! А никого — это значит и княгиню тоже, остолоп! Нешто не ясно?!
— Угримушка, милый, чего так расшумелся? — от двери донёсся насмешливый голосок с лёгким иноземным акцентом.
И — смешок. Будто колокольчик дзинькнул.
Тимофей повернулся на звонкий смех.
Повернул голову и Угрим.
Глава 9
Молодая женщина — невысокая и стройная — стояла в проёме открытой двери. Нарядное верхнее платье с богатой вышивкой и широкими рукавами не скрывало, но лишь подчёркивало статную фигуру. Золотой пояс стягивал узкую талию. Блестели в факельном свете пуговицы из позолоченного серебра. Пышные чёрные волосы покрывал расшитый жемчугом плат. Под платком — большие карие глаза… глазищи в пол-лица. Изогнутые и тонкие, будто нарисованные, брови. Яркие сочные губы. Нос с небольшой горбинкой. Вскинутый подбородок. Миловидное свежее личико княгини чем-то неуловимо напоминало мордочку любопытного лесного зверька, высунувшегося из норки.
Гречанка Арина — дочь никейского императора и, с недавних пор (году ещё не минуло, как сыграли свадьбу), супруга ищерского князя — удивлённо возрилась на Тимофея. Внимательно осмотрела его с ног до головы. Хмурый Угрим уставился на жену тяжёлым недовольным взглядом. Как рогатиной припёр.
Сердце Тимофея заныло. Всегда ныло, подлое, при виде красавицы-княгинюшки. Хоть и нельзя так, хоть и не должно. Не свободная девка ведь. И ему не ровня. Разумом-то Тимофей это понимал, но кровь всё равно бурлила, как у безусого отрока. Сколько раз уж пенял себе: на чужой кусок не разевай роток. Сколько раз зарок себе давал совладать с недозволительными чувствами. И не мог. Впрочем, не он один.
Имелось у Тимофея стойкие подозрение, что по княгине втайне сохнет полдружины. Вон хоть бы тот же Ермолай… Ишь, как глазки-то заблестели! А на круглом рябом лице расползается улыбка — глупее некуда. Невесть в какие тенёта ловила иноземная краса гречанки суровые сердца ищерских воинов, невесть каким магнитом тянула к себе мужские помыслы. Ох, не зря, наверное, говорят люди, что у волхва и жена — ворожея.
Княгиня приветливо улыбнулась Тимофею. Озорной огонёк понимания блеснул в карих глазах под изгибом чёрных бровей. Арина словно прочла сокровенные мысли княжеского сотника:
— Здравствуй, Тимофей! Вернулся уже? Я и не заметила как. А ведь целыми днями сижу в тереме у окошка. Из-под земли тебя князь вывел, что ли?
Княгиня бросила быстрый взгляд в темноту за спиной Тимофея.
Тимофей чувствовал себя почти счастливым. Примечен, значит, тёмными очами, помнит о нём Арина. Впрочем, и прежде он частенько ловил на себе благосклонные взгляды княгини. Хотя, чего уж там… Следует признать — не только на себе. Гречанка была любезна и в меру ласкова со всеми. Может, потому и любили никейскую царевну в ищерском Острожце?
Залюбовавшись чужой женой, Тимофей в очередной раз изумлялся: надо же, такая красавица — и замужем за таким… Он мельком покосился на князя-горбуна.
— Быстро же ты обернулся, — без умолку щебетала Арина. — Ну и как посольство прошло? Всё ли хорошо сладилось? А каков он, латинянский император? А тяжко ли с татарами-сыроядцами жить? А правда ли говорят, что…
Тимофей не вникал в слова. Он просто слушал, не слыша. Речь княгини звенела серебряными бубенчиками, лилась прозрачным ручейком… Тимофей ничуть не противился бы, если б это продолжалось подольше.
Угрим был против.
— В чём дело, Арина? — холодно спросил князь-волхв. — Зачем ты здесь?
Княгиня пожала плечиком. Скорчила потешную жалобную рожицу:
— Пытаюсь хоть чем-то себя занять, Угримушка. Чужие секреты — это ведь лучшее средство от скуки. Особенно мужние секреты. Особенно если любезный супруг вдруг уходит невесть куда и зачем, да ещё и стражу за собой ставит.
— Тебе здесь делать нечего, — сухо промолвил князь. — Ступай в терем, Арина. И впредь в подвалы не спускайся.
— Но Угримушка, милый… — капризно надула губки Арина.
— Я сказал, ступай!
— Всегда так, — будто бы жалуясь или прося заступы, княгиня вновь подняла глаза на Тимофея. Насмешливые, впрочем, не просящие.
— Ар-р-рина! — раскатисто рыкнул князь, взбешённый уже не на шутку.
— Ну и ладно!
С обиженным видом княгиня скрылась за дверью.
Угрим вздохнул. Тимофей тоже перевёл дух. По лицу Ермолая всё ещё блуждала растерянно-глуповатая улыбка.
— Чего встал, столбом?! — обрушился на него князь. — Пшёл вон, ротозей! И чтоб больше с поста ни ногой! Ещё раз впустишь сюда кого — велю высечь! Нет, голову с плеч сниму! Понял меня?!
Блажная улыбочка вмиг сошла с рябого лица. Ермолай поспешил к выходу. Ещё бы! Ищерский князь-волхв слов на ветер не бросал. Если пригрозил голову снять — сделает.
Выскочивший из подвала дружинник притворил за собой дверь поплотнее. Угрим бросил на Тимофея хмурый взгляд.
— И ты тоже хорош! Пялишься на княгиню — только что слюни не пускаешь.
Тимофей опустил глаза, чувствуя, как пылают щёки. Ну, точно, будто у юнца. Давненько с ним не случалось такого.
— Ох, Тимофей-Тимофей! — проворчал Угрим — Уж кому-кому, а тебе-то на Арину заглядываться не следовало бы.
— Княже! — вскинулся Тимофей. — Да как можно! Я ж вовсе не…
Угрим отмахнулся от него, будто от назойливой мухи, кружащей над наваристыми щами.
— Мне-то не лги, коли себе привык. Тебя я вижу насквозь. И тебя, и прочих дружинников. Думаешь, зря я Аринку от вас в тереме прячу? Думаешь, нужно оно мне, чтоб верные гриди при виде княгини в тупых болванов превращались?
— Княже!..
Властный взмах княжеской руки прервал возражения. Которых, в общем-то, и не было, по большому счёту.
— Да, Тимофей, тебя и прочих я вижу хорошо, — в какой-то глухой отрешённости, но твёрдо и весомо повторил князь. — А вот Арину — нет. Неведомо мне, что у неё на уме. Вот ведь какая штука…
Угрим говорил будто бы сам с собой. Тимофей выжидал, не смея встревать в странные княжеские рассуждения. Впрочем, рассуждения уже сменились наставлением. И притом весьма неожиданным.
— Опасайся Арины, Тимофей, — глянул на него Угрим таким взглядом, от которого вдруг сделалось не по себе. — Бойся её ведьмаческих глаз. Та ведь ещё ворожея! Слыхал, небось, что гречанка сведуща в заморской волшбе?
Тимофей осторожно кивнул. Всякое говорили. Но всякому ли нужно верить?
— То-то же, — неопределённо протянул Угрим. — Кто знает, на что способно её чародейство…
— А ты, княже? — решился спросить Тимофей. — Ты тоже не знаешь?
Угрим пожал плечами. Хмыкнул.
— Что тебе сказать, Тимофей? Порой, кажется, что знаю. Порой — что нет. В полную силу она при мне никогда не колдовала.
Тимофей ощущал нарастающую неловкость и не понимал, к чему, всё-таки, клонит князь. А Угрим говорил, не останавливался. И опять не ясно: с собой ли говорил князь? С ним ли?
— Арина, может, и не столь умела в волховстве, как я, но всё же достаточно сильна, чтобы укрыть от меня свои помыслы. Ставить колдовскую защиту — в этом княгиня большая мастерица.
В словах Угрима прозвучало восхищение, но какое-то особенное, взмешанное на тревоге и беспокойстве, а потому малопонятное Тимофею.
— Разве нельзя заставить её открыться? — удивлённо спросил он.
Угрим усмехнулся:
— «Заставить» — это слово не для кудесников и ворожей. Чародея, не желающего открывать своих мыслей, не запытать и не запугать, ибо чары способны облегчить любую боль и подавить любой страх. Чары ломаются только чарами.
Тимофей смутился.
— Вообще-то, я не то совсем хотел сказать. Я не про пытки и не про страх. Если просто спросить княгиню напрямую, а, княже? О том, что она скрывает. Если вообще скрывает.
— Просто спросить? — снисходительно улыбнулся Угрим.
— Ну… Обычно люди так и поступают, — пожал плечами Тимофей.
— Обычные люди — да. И обычные люди обманываются. Обычно… С волхвами такое происходит редко. Именно потому, что волхвы не доверяют словам. Разве можно знать наверняка, что тебе откроет правду тот, чью суть ты не можешь познать без слов?
Тимофей задумался.
— Выходит, ты не веришь собственной супруге, княже?
— Не доверяю, скажем так. Не во всём доверяю. Впрочем, это взаимно. Полагаю, и она ко мне относится так же. Раз так упорно скрывает свои мысли за чародейским щитом.
— Прости, княже, но зачем же тогда вообще…
Тимофей, спохватившись, прикусил язык, с которого едва не слетело лишнее. Лишнее даже для такой неожиданно доверительной беседы. Или всё-таки слетело? Или он брякнул уже лишнее и непозволительное.
— Зачем мы с ней? — криво улыбнулся Угрим. — Почему она всё ещё здесь? Для чего я держу её при себе?
Тимофей молча смотрел на князя. Князь в упор — на него.
— Когда латиняне вторглись в Никею, и Арина прибыла сюда в поисках убежища, она была готова на всё, — вновь заговорил Угрим после небольшой паузы. — Даже на замужество с горбатым стариком-волхвом.
— Княже!
— Не перебивай, Тимофей, — сурово двинул бровью князь. — Слушай. Раз уж мы с тобой затеяли этот разговор.
Тимофей слушал. Хотя странный разговор затевал вовсе не он. Князь его затевал. Зачем-то…
— Арина казалась мне тогда всего лишь перепуганной и жалкой беглянкой, чудом вырвавшейся из латинянских лап, царевной, лишившийся царства, изгоем без родины, бесприютной ворожеёй. И я полагал, что она может оказаться полезной.
— Чем, княже? — вновь вырвалось у Тимофея. — Своим заморским волховством?
Угрим качнул головой.
— Не только… не столько им. Скорее, своими знаниями, которых мне недоставало.
— Знаниями? — Тимофей недоверчиво наморщил лоб. До сих пор Угрим казался ему всеведущим волхвом. И представлялось отчего-то, что так было всегда. Неужели молодая гречанка могла знать о чём-либо, чего не знал ищерский князь?
— Арине многое известно о Кощеевой Кости, — пояснил Угрим. — Слишком многое. Быть может, даже больше чем мне.