оломить Арине череп рукоятью меча? Почему не смог в последний момент вбить эти карие манящие очи в глазницы и раздавить их там, как поганые грибы? Почему так глупо попал под чары княгини, даже будучи предупреждённым Угримом?
ПО-ЧЕ-МУ?!
Он спускался. Она спускалась. Они спускались. Вместе, по тесной лестнице, бок о бок. Рука Тимофея лежала на мече, но ни от руки, ни от оружия не было проку. Пальцы были чужими. Совершенно. Всё теперь было чужое.
«Теперь ты мой», — так ведь сказала ему княгиня?
Они беспрепятственно прошли по терему. Никем не остановленные миновали княжеские хоромы. Обошли пустующую гридницу…
Час был поздний, вся челядь спала. Часть княжеской дружины отбыла с Угримом, а те ратники, что остались в Острожце, несли службу снаружи — на городских стенах и на стенах детинца. Только у входа в подвалы стоял одинокий страж с щитом в руке и с мечом на боку.
Арина и Тимофей двигались на него.
Дружинник заметил их. Встрепенулся, шагнул навстречу. Охнул от изумления.
Ермолай! — признал стражника Тимофей. Странно, что Угрим вновь поставил на важный пост провинившегося гридя. На князя это не похоже. Хотя, наверное, ничего странного нет: Угрим ведь надеется на него, Тимофея. А вот он-то, как раз, княжеской надежды и не оправдал. И Арине позволил выйти из опочивальни, и самого за собой увести.
— Тимофей?! Княгиня?! — смотрели на них округлившиеся глаза Ермолая.
Арина молча шла на него. Тимофей, утративший власть над собственным телом, следовал рядом.
Дружинник замотал головой:
— Вы не серчайте, только нельзя ж вам сюда. Никак нельзя.
Слова давались бедняге с трудом, но Ермолай всё-таки встал на дороге. Видимо, урок, преподанный Угримом, был усвоен крепко.
— Князь не велел пущать… — пробормотал Ермолай. — Никого не велел… Тимофей?.. Княгиня?..
Дружинник переводил растерянный взгляд с сотника на гречанку и с гречанки на сотника. Ни он, ни она не останавливались.
Арина первой подошла к стражнику. Безмятежно улыбнулась:
— Не тревожься, Ермолаюшка. Тимофей просто проверяет, кто как службу несёт. Правда, Тимофей?
«Нет! Останови её Ермолай! Изруби в капусту!»
Какое там! Безмолвный вопль так и не вырвался наружу.
— Да, — услышал Тимофей собственный голос — спокойный и твёрдый. — Просто проверяю.
Язык, как и тело, отказывался повиноваться хозяину. Язык выталкивал чужие слова. Княгиня сделала ещё один шаг к дружиннику. Тимофей, движимый не своей волей, шагнул тоже, обходя стражника с другого бока.
А Ермолай всё вертел головой, отступая к запертой подвальной двери. В глазах дружинника сквозило недоверие. Рябое лицо подёргивалось. Видимо, ответ гридя не удовлетворил. Продолжая пятиться, он поднял перед собой щит и потянул из ножен оружие. Нет, не так уж и плох оказался ратник, раз почуял неладное.
— А пошто ты, княгиня, с сотником среди ночи бродишь?
«За Чёрной Костью она идёт, Ермолай! — чуть не стонал от немого бессилия Тимофей. — За колдовской силой, упрятанной Угримом!»
— Не спится мне, Ермолаюшка, вот и вышла прогуляться.
— А кровь почему на рукаве?
Заметил! Молодец!
— Кровь? — Арина растерянно глянула на перепачканный рукав. — Ах, это?
Пальчик Арины коснулся подсыхающего пятна.
— Так… Поранилась немного. Ты только не шуми понапрасну, не надо…
Палец княгини потянулся к губам дружинника. «Тс-с-с», — словно бы говорила она своим жестом. Ну да, конечно, сначала кровь на уста, потом запечатывающий поцелуй. Тимофей через это уже прошёл. Теперь, значит, черёд Ермолая?
«Не поддавайся! — беззвучно кричал Тимофей. — Не позволяй себя околдовать. Иначе будешь как я — весь в её власти!»
Ермолай оказался умнее, чем его сотник. Или просто больше страшился княжеского гнева. Отпрянув от протянутой руки, страж вжался широкой спиной в подвальную дверь. Больше отступать ему было некуда. Слева, почти вплотную стояла Арина. Справа — Тимофей.
Ермолай прикрылся щитом, будто прячась за ним, и нерешительно поднял меч.
— Вы бы того… шли бы себе дальше, а? — взмолился несчастный дружинник. — А то ведь тревогу сейчас подниму.
«Давно пора, Ермолай! Ори в голос, не жалей глотки, зови на помощь, пока не поздно!»
Нет, было уже поздно. Слишком поздно.
Ермолай никак не ожидал того, что случилось. Тимофей — тоже. Он соступилпоступал помимо своей воли. Пока бездонные очи и колдовская улыбка ворожеи-гречанки притягивали взгляд стража, Тимофей действовал. Быстро и решительно, как в кровавой сече.
Раз — меч из ножен. Два — взмах. Три — удар.
Ермолая он бил не так, как княгиню. Нещадно бил, в полную силу — не рукоятью меча, а тяжёлым лезвием. Своего дружинника сотник рубил насмерть. «Не-е-ет!» — противился разум. Но этого отчаянного вопля никто не услышал.
Рука и меч Тимофея исполняли чужой приказ. Приказ княгини, которой нужно было пройти мимо упрямого стража. Обмануть и покорить Ермолая Арине не удалось, а потому была заплачена другая цена. Жизнь княжеского гридя.
Меч Тимофея ударил по-над краем щита. Негромко звякнув, рассёк бармицу под правым ухом, разрубил скулу, вошёл глубоко в шею. Хлынула кровь. Выпало из ослабевших пальцев оружие стражника. Грохнул скользнувший с левой руки щит. А затем и сам Ермолай, хрипя и царапая дверь окольчуженной спиной, осел на пол. Дёрнулся, повалился набок. Да так и застыл на пороге. Голова откинута. Под шеломом кровоточащая рана. В широко открытых глазах на рябом лице — испуг, недоумение, боль, немой упрёк.
Стекленеющие глаза смотрели на Тимофея снизу вверх.
«Ты за это ответишь, княгиня! — пронеслось в голове Тимофея. — За всё ответишь!»
Насмешливая улыбка гречанки.
«Не перед тобой, Тимоша. Не перед тобой».
Он готов был разорвать проклятую ворожею голыми руками. Но не мог. Руки уже выполняли другую работу. Оттаскивали в сторону убитого дружинника, освобождая путь к двери.
Бедный Ермолай…
«Ты сдохнешь так же, ведьма!»
«Не от твоей руки».
Ключа у стражника не было, но, чтобы открыть тяжёлую дубовую дверь, опытной ворожее ключ и не требовался. Арина прибегла к волшбе. Замки и засовы — не колдовские печати. С ними княгиня расправлялась в считанные секунды.
Лёгкое движение тонкой ладони, тихий шепоток, сухой щелчок, скрип петель… Вход в подвалы детинца был открыт. Из-за распахнутой двери на них смотрела кромешная тьма.
Тимофей полагал, что Арина возьмёт светильник или факел, однако княгиня поступила иначе. Шевельнув пальцами и губами, гречанка дунула перед собой. Тут же из воздуха возник язычок жёлто-красного пламени. И там же, в воздухе, повис. Трепещущий, маленький, но достаточно яркий, чтобы осветить путь, он покачивался над их головами, вырывая из сплошного мрака неровные стены, сводчатый потолок и широкие каменные ступени. От колдовского огня не шёл дым, и не летели искры. Огонь излучал только свет.
Арина вступила в подземелье. Тимофей тоже сделал шаг вперёд. Заставили сделать… Огонёк отплыл на шаг дальше. Ещё шаг — и новое движение пламени. Это оказалось удобнее, чем бездымный факел Угрима. Магический огонь никейской ворожеи не нужно было даже нести.
Они шли между клетей и порубов. Поворачивали в узких коридорах. Спускались с верхних ярусов вниз. Тимофей и рад был бы блуждать по подвалам детинца без конца, но, увы… Непослушные ноги предательски остановились у стены. У той самой стены.
Колдовской огонёк повис над его головой, осветил кладку, запечатанную Угримом.
— Пришли! Наконец-то! — Арина была взволнована настолько, что, забывшись, заговорила вслух. То ли с Тимофеем, то ли сама с собой.
Он не ответил. Ни в голос, ни мысленно. Впрочем, гречанка меньше всего нуждалась сейчас в его ответах.
Тимофей молча стоял между стеной и княгиней. Его правая рука, повиновавшаяся не ему, а ей, легла на холодный камень. Левая — коснулась ладони Арины — маленькой и узкой, почти утонувшей в руке Тимофея. Их пальцы переплелись, будто пальцы влюблённых. Арина, прикрыв глаза, что-то сосредоточенно забормотала.
Шла волшба. След Угримовой колдовской печати, оставшийся на Тимофее, должен был взломать саму печать. Так объясняла ему княгиня. Но «должен был» это ведь ещё не значит, что взломает?
Запечатанная ищерским князем-волхвом стена пока стояла незыблемо.
У Тимофея зарождалось слабая надежда.
И, едва зародившись, сгинула.
От ладони Тимофея по камням поползли трещины. Сначала едва заметные, они становились всё шире, длиннее. По стене словно били бесшумным тараном с закалённым стальным остриём. Мощная кладка начинала разваливаться. Только отваливающиеся массивные осколки не падали с грохотом на пол. Осколки растворялись в воздухе без следа.
Арина не прекращала своего бормотания, Тимофей держал руку неподвижно, хотя ладонь больше не упиралась в камень. Под ладонью теперь зиял провал. Провал ширился. Стена беззвучно осыпалась, исчезала и таяла, пока проход не открылся полностью.
Магическая печать Угрима не устояла против идущей через Тимофея ворожбы Арины.
Первым в стену, переставшую быть стеной, вплыл колдовской огонёк. Арина вошла следом. Ввела, вовлекла за собой, Тимофея…
Потом была знакомая галерея — широкая и извилистая. Галерея закончилась подземным залом, куда Угрим вытащил Тимофея и Бельгутая с колдовской Тропы. Всё здесь было как прежде. Неровный каменный столб, поглотивший чёрного бесермена. Погасшие факелы, оставленные князем. Неподвижно и нелепо висевший в воздухе Бельгутай, для которого был остановлен ход времени. Стена-полог, надёжно укрывшая нишу с Кощеевой десницей и вход в тронный зал навьей твари. Хотя так ли уж надёжно?
Тимофей остановился напротив запечатанной ниши, кляня себя последними словами за то, что не может пройти мимо. Княгиня мельком осмотрела залу, ненадолго задержала взгляд на одинокой колонне, чуть дольше — на застывшем в последнем прыжке Бельгутае. Хмыкнула, качнула головкой. И, похоже, забыла обо всём, кроме главного.