Что ж, ясно. С этим — ясно… Тимофей перевёл взгляд на бесчувственного Бельгутая.
— Княже, а зачем тебе понадобился ханский посол?
— Чтобы отправить послание, — хмыкнул Угрим.
И шагнул к нойону.
Негромкое волховское слово. Звонкий хлопок по скуластой щеке. Татарин, вздрогнув всем телом, мгновенно пришёл в себя.
Тимофей напрягся, готовый к новой драке. Но нет, на этот раз, вроде, обошлось. Степняк вёл себя смирно. Бельгутай ошалело тряхнул головой. Глянул мутными глазами на Угрима, на Тимофея, с изумлением потёр ногу, на которой не осталось ни царапины от былой раны. Перевёл взгляд на Кощеев трон. Рассмотрел среди драгоценных каменьев усохшее тулово в прозрачной гранёной оболочке. Понял…
В раскосых глазах вспыхнули алчные огоньки.
— Чёрная Кость?! Ещё одна?! — хрипло проговорил посол по-татарски. Бельгутай резко повернулся к Тимофею: — Тумфи, что задумал твой коназ? Зачем он мне ЭТО показывает?
— Скажи послу, Тимофей, я его отпускаю, — невозмутимо произнёс Угрим. — Пусть отправляется к своему хану. Пусть поведает Огадаю о том, что увидел.
Тимофей, озадаченный не меньше самого Бельгутая, перевёл слова князя.
Бельгутай помолчал с полминуты, недоверчиво поблёскивая прищуренными щёлочками глаз. Потом сухо спросил:
— Твой коназ надо мной смеётся, да Тумфи?
Тимофей покачал головой.
— Знаешь, Бельгутай, не похоже. Хотя я и сам плохо понимаю, в чём тут дело, — честно признался он.
Действительно, Угрим поступал более чем странно. Сначала князь удерживает ханского посла силой. Теперь вот, наоборот, открывает перед ним свою самую сокровенную тайну и отпускает. Или, всё же, только делает вид, что отпускает?
— Тимофей, объясни послу, что Михель жив, что он вернул похищенное у Феодорлиха, и что скоро под стены Острожца подступит войско латинян, — опять заговорил Угрим. — Скажи: если хан не поторопится, эта Кость, — кивок на трон с туловом Кощея, — тоже достанется латинянскому магу.
Бельгутай внимательно выслушал перевод.
— Почему я должен верить твоим словам, Тумфи, и словам твоего коназа?
Тимофей пожал плечами:
— Ты не обижайся Бельгутай, но, сдаётся мне, верить или нет — это не твоя забота. Твоё дело передать хану слова князя. А там уж Огадай сам решит.
Нойон поджал губы, но кивнул, соглашаясь.
— Мне нужен конь, — сказал Бельгутай. — А лучше два. С двумя я быстрее доберусь до ханской ставки. С тремя — ещё быстрее.
Всё правильно: чем больше загонных коней, тем скорее Бельгутай доскачет до хана. Тимофей передал Угриму просьбу степняка. Тот покачал головой:
— Кони послу не понадобятся. Я открою для него свою Тропу и протяну её до ханских владений. Ну, чего таращишься? Переводи давай.
Тимофей послушно перевёл слова князя. У Бельгутая даже не нашлось слов для достойного ответа. Впрочем, Угрим ответа и не ждал. Угрим уже творил волшбу. Князь прикоснулся одной рукой к Кощееву тулову на адамантовом троне, другую вытянул перед собой. Два резких взмаха крест-накрест — и в воздухе, прямо перед изумлённым Бельгутаем, действительно, распахнулся тёмный зев, подсвеченный разноцветными искрами.
Колдовская Тропа ждала.
Бельгутай с подозрением посмотрел на князя, на чёрный костлявый скелет, впечатанный в массивный трон, на Тимофея…
— Ну и чего медлишь? — Угрим буравил посла пронзительным взглядом. — Кость с троном прихватить с собой ты всё равно не сможешь: силёнок не хватит. Так что не теряй времени зря. Иди.
Вряд ли Бельгутай понял хоть слово из сказанного, однако дожидаться перевода татарин не стал. Вскинув голову, всё ещё ожидая подвоха, но изо всех сил стараясь не выказывать тревоги, ханский посол твёрдым шагом ступил на Тропу.
Прямая спина Бельгутая растворилась в искрящейся тьме почти сразу же. Первые секунды Тимофей ожидал слепящей бело-голубой вспышки. Но нет, на эту Тропу никто не покушался, и ничего не происходило.
Какое-то время они с князем стояли в полной тишине и неподвижности. Затем Угрим плавным движением руки стёр рваную дыру в воздухе.
— Тропа выполнила своё предназначение, — ответил князь-волхв на немой вопрос Тимофея.
— Скажи, княже, это правда?
— Что?
— Ну… Ты действительно отправил посла к хану?
— Разумеется. Я с самого начала твердил тебе, что живым этот татарин будет полезнее, чем мёртвым. Так и вышло. Теперь Огадай и его шаман узнают о Кощеевом тулове раньше, чем до них докатится волна от высвобожденной над Острожцем навьей силы. И знаешь, Тимофей… Будь я на их месте, я бы, не мешкая, отправил сюда все имеющиеся под рукой тумены.
Тимофей смотрел на него, не понимая. Не до конца понимая.
— Арина решила столкнуть нас с Михелем, — продолжил князь. — А я хочу столкнуть под стенами Острожца немцев и татар. Только степняки сейчас могут противостоять латинянскому воинству. Только Огадаю по силам помешать Михелю взять Острожец штурмом или измором.
— Но если татары сами пойдут на приступ?
— Тогда пусть им помешают латиняне. Пусть рыцари и кочевники хорошенько потреплют друг друга. Нам это только на руку.
Тимофей нахмурился. Всё это, честно говоря, ему не очень нравилось.
— А что будет потом, княже? Когда кто-нибудь возьмёт вверх?
— Ну, если больше никто не пожелает вмешиваться в борьбу за Острожец и Кощеево тулово, нам придётся иметь дело с победителем. Но к тому времени победитель будет уже не столь силён и опасен.
— Думаешь, Огадай и его колдун не раскусят твоей хитрости?
— А тут нет никакой хитрости, Тимофей, — улыбнулся Угрим. — Всё лежит на поверхности. У татар выбор невелик: либо драться с латинянами, либо отдать им Чёрную Кость. Не будет выбора и у Михеля. А у нас его нет и подавно. Так что не нужно терзаться сомнениями. Ступай-ка лучше за мной…
— И куда теперь, княже? — опешил Тимофей.
— Наверх. В крепости полно дел. Надо подготовиться к осаде. И Михелю, и Огадаю потребуется время, чтобы подтянуть войска к Острожцу. Даже если они воспользуются Тёмными Тропами — а они ими воспользуются наверняка, — у нас есть ещё денёк-другой. Может, немного больше. Тропы, способны быстро переносить с места на место одного человека, но они слишком тесны для больших армий.
Тимофей невесело усмехнулся:
— Вообще-то, не много можно сделать за день или два.
— Но кое-что всё-таки можно, — князь-волхв отошёл от Кощеева трона и задержался у лестницы. — Да, кстати, Тимофей… На стенах мне понадобится толковый воевода, который знает больше других и способен понимать меня с полуслова. Я очень на тебя рассчитываю.
Угрим пристально посмотрел в глаза Тимофею. Тимофей взгляда не отвёл.
— С этого момента держись при мне, — распорядился Угрим. — Никуда не отлучайся.
— Как скажешь, княже, — негромко ответил Тимофей. — Как скажешь…
Острожец, поставленный на берегу реки Ищерки, был не из крупных городов. Собственно и городом-то его можно было назвать с натяжкой. Острожец — он острожец и есть, так себе городишко. В центре — княжеский двор с теремом и гридницей, защищённый малым детинцем. За детинцем — куцые, беспорядочно застроенные улочки. Их, в свою очередь, окружали небольшие внешние стены с полудюжиной башенок. Под стенами — неглубокий ров с водой, отведённой из Ищерки, да невысокий вал с ненадёжным частоколом.
Городские укрепления опоясывали столь невеликое пространство, что с любой башни и с любого стенного пролёта весь Острожец просматривался из конца в конец. Такую крепость удобно оборонять небольшими силами и, пожалуй, в этом заключалось единственное преимущество маленького городка.
Немногочисленные посадские избы за рвом уже были сожжены дотла. Чёрные пепелища ещё слабо дымились вокруг стен, обозначая уничтоженные подворья. Небольшая пристань на крутом берегу Ищерки тоже порушена топорами и сброшена в воду. Крепость избавилась от лишнего и ненужного, от всего, что могло хоть как-то пригодиться неприятелю.
Последний беженский обоз, покидавший город, давно скрылся из виду. Ратники, которых можно было собрать, собраны. Единственные ворота, смотревшие от реки в поле, заперты и заложены изнутри. Острожец был подготовлен к осаде настолько, насколько это вообще возможно за столь короткое время.
Наступал новый день. Зарницы своё уже отполыхали, но только-только оторвавшееся от горизонта солнце ещё не очень уверенно ощупывало влажную землю живительными лучами. В воздухе веяло рассветной прохладой и томящей сердце тревогой. Угрим и Тимофей с обнажёнными головами стояли в башне над городскими воротами. Больше на стенах не было никого. Князь, ничего не объясняя, согнал воинов вниз. Зачем согнал — это было ведомо лишь одному Угриму.
Что-то прикидывая и обдумывая, князь молча вглядывался вдаль, в поле. Ясное дело: именно оттуда накатит самый мощный удар. С тыла Острожец защищён полноводной Ищеркой, а здесь только ров да вал. И сразу за ними — ворота, которые нужно удержать любой ценой.
Но вот какими силами придётся их удерживать?
Тимофей окинул взглядом небольшую княжескую дружину и крепких ищерских мужиков, набранных по окрестностям. Большей частью бездоспешные, с топорами и рогатинами, ополченцы, разбитые на десятки и сотни, бестолково топтались под крепостными стенами. Тимофей вздохнул: необученные это, никудышные воины, не проливавшие ещё своей крови и не пускавшие чужой. Хорошо хоть детишки, бабы и старики укрылись в лесах.
Правда, городские обозы ушли налегке, почитай без ничего: князь запретил вывозить из города припасы. Что ж, тем дальше отъедут сбеги. Всё-таки у тех, кто ушёл, шансов выжить больше, чем у тех, кто остался за стенами. Да, Угрим закрыл Острожец волховским словом и силой Чёрной Кости от вражеской магии, но ведь не от стрел же и копий. А Тимофей видел несметную силу латинян. Едва ли княжеским дружинникам и ищерским ополченцам удастся хотя бы день выстоять против такого воинства.
— Я вот всё думаю, княже, — негромко проговорил он. — Что если хан Огадай замешкается? Если татары припозднятся или не придут вовсе? Если придут, но не схлестнутся с латинянами?