Чжао-цзы снова открыл Тропу Диюйя. Ему еще было кого звать и кого вести по этой темной дороге.
На следующее утро все было готово к штурму. Войска выстроились в несколько рядов. Конница, пехота, снова конница, и опять пехота… Легкая, тяжелая, щитоносцы, стрелки, копейщики… Латиняне, татары. Татары, латиняне…
Разноязыкая рать была похожа на слоистый пирог. Отряды, отделенные друг от друга небольшими промежутками, располагались таким образом, чтобы любой из них мог при необходимости выдвинуться вперед или, наоборот, отойти вглубь построения.
Первую линию союзных войск Угрим поставил на изрядном удалении от Длинной Стены. Видимо, на такой дистанции сила Стены и ханьского чародея не представляла большой опасности, и князь-волхв легко мог совладать с чужими чарами. Но что будет дальше?
Вернее, что будет ближе к Стене?
Угрим раскинул руки и, прикрыв глаза, бормотал какое-то заклинание. Тимофей наблюдал за ним, не смея ни о чем спрашивать. Чуть позади молча ждали Феодорлих и Огадай. Вокруг толпилась свита императора и хана.
Князь медленно провел ладонями над кристаллами с Костьми и вдруг резко вскинул руки к небу. Земля под ногами вздыбилась. Ступни ушли в потекший рыхлый песок.
Угрим, Тимофей, Феодорлих и Огадай, императорские и ханские дружинники в один миг поднялись над войском. Кто-то из императорских трабантов вскрикнул от удивления. Кто-то из нукеров хана не устоял на ногах и упал, звякнув доспехом.
Тимофей огляделся. Крысий потрох! Князь-волхв возвел песчаный холм. Сыпучий, правда: с крутых склонов струился песок и скатывались воины, не попавшие на верхнюю площадку. И не так, чтобы очень высокий. Верно говорил Угрим: песок – не скала. Его высоко не поднять и крепко держать он не будет. Но все же курган, сотворенный княжеской волшбой, оказался весьма полезен.
С его вершины нельзя было заглянуть за крепостные зубцы, однако подступы к Стене просматривались отсюда великолепно. Лучшего места для наблюдения и руководства войсками поблизости точно не найти.
Тимофей всматривался в равнину, раскинувшуюся между песчаным холмом и Длинной Стеной. Ни рва, ни вала перед ханьскими укреплениями не было. Оно и понятно: рыть рвы и делать защитные насыпи там, где ветер гоняет податливый песок, бессмысленно. Зато у самого подножия Стены уже торчали в несколько рядов заостренные колья, которых раньше не было. Неприятная мелочь…
Ворот нигде не видно. Вероятно, караванные пути проходили через другие участки Стены. Это было и хорошо, и плохо: ворота, сколь бы ни были они крепки, проломить все же легче, чем толстую кладку. Однако при наличии ворот и враг может в любой момент совершить неожиданную вылазку.
Угрим продолжал колдовать. Князь сложил три колдовских кристалла вместе и забормотал новое заклинание. Тимофей следил за волшбой князя. Из-за прозрачной корки граненых самоцветов просачивалась чернота вмурованных в кристаллы Костей. Песок под древними артефактами темнел и твердел. Будто спекался в невидимом пламени, которое не давало жара.
Сыпучий холм обретал прочность. В воздухе тоже возникло темное марево, накрывшее вершину холма колышущимся туманным куполом.
Чернота из Кощеевых Костей лилась и истекала до самого подножия холма. А достигнув его – останавливалась и застывала, как будто обозначая границу. Но границу чего?
Угрим закончил волшбу. Пелена над холмом рассеялась, песок под ногами из черного стал темно-серым. Одинокая дюна, поднятая магией среди волнистых песков, выделялась на фоне светло-желтой равнины, словно подкрашенная.
– Что ты сделал, коназ? – хмуро спросил Огадай.
– Закрылся от Темных Троп, – усмехнулся Угрим. – У меня нет Длинной Стены, оберегающей целые царства, но в трех Костях достаточно силы, чтобы оградить от чужой магии небольшой холмик. Ханец не сможет протянуть сюда свою Тропу. Так я буду чувствовать себя спокойнее.
Что ж, весьма разумно и предусмотрительно. Тимофей помнил, как латинянский маг Михель Шотте, открыв свою Тропу под татарским шаманом, втянул в нее и самого шамана и принадлежавший ему колдовской кристалл. Для шамана тогда все закончилось печально.
– Теперь это место хорошо защищено, – продолжал князь. – Здесь будет моя и ваша ставки. Здесь будут храниться Кости. И отсюда, от этого холма войска пойдут на штурм.
– Эту бы кучу, да к Стене привалить, – притопнув ногой по затвердевшему песку, сказал Феодорлих. – По такому намету воины легко поднялись бы наверх.
Угрим ему не ответил.
– Помнится, под Острожцем вы, князь, погубили немало моих бойцов, двинув на них от крепости земляной вал, – вновь заговорил император. На этот раз – громче и настойчивее.
Единственный глаз Феодорлиха сверлил волхва.
– То было под Острожцем, – отозвался, наконец, Угрим. – А к ханьской Стене невозможно подвести ни насыпь, ни подкоп. Уж если она срезает Темные Тропы, то и намет из песка разметает в пыль.
Помолчав, князь добавил:
– На эту Стену можно гнать только людей.
– Не забывай, коназ, это наши люди, – сквозь зубы напомнил Огадай.
– Других у меня нет, – пожал плечами Угрим.
Угрим, Феодорлих и Огадай совещались недолго. По большому счету они и не совещались вовсе. Ищерский князь просто высказывал свои соображения по поводу штурма и – больше для порядка – спрашивал мнения союзников. Император и хан, споря, кривясь и артачась, в итоге все же соглашались со всеми предложениями князя-волхва. Не могли не согласиться. Ни тот, ни другой не были сведущи в войнах магов, а потому вынуждены были уступать главенство ищерскому волхву.
Угрим решительно брал в руки бразды правления чужими войсками. Его просьбы, обращенные к Феодорлиху и Огадаю, по сути, являлись завуалированными приказами. Формально император и хан оставались полководцами своих армий, но Угрим ненавязчиво начинал командовать ими самими.
Широкая плоская равнина перед Стеной идеально подходила для конного наскока, и Угрим решил первой бросить в бой легкую кавалерию.
Ряды пехоты и всадников, закованных в латы, расступились. Вперед выдвинулись татарские лучники.
Разумеется, взять изгоном Стену, в которой не было даже ворот, князь не надеялся. Первая атака нужна была ему для того лишь, чтобы прощупать оборону противника и вынудить ханьского чародея показать, на что он способен. О том, сколько при этом погибнет народу, Угрим не задумывался. Что, впрочем, Тимофея уже не удивляло. Таков был князь…
И такова была цена победы.
Феодорлих, и особенно Огадай, чьи воины погибнут первыми, хмурились, однако держали свое недовольство при себе. У них тоже было время усвоить, что победы не даются легко.
Громыхнул большой барабан ханских сигнальщиков. Сразу два человека ударили по натянутой коже тяжелыми деревянными колотушками, похожими на палицы. Гулкий звук разнесся над равниной. Сигнал подхватили боевые барабаны темников и тысячников. Взревели рога и трубы.
Кавалерийский вал хлынул к безмолвной Длинной Стене.
– Гхурах! Гхурах! Гху-у-ура-а-ах! – грянул боевой клич кочевников.
Татарские всадники мчались на Стену с криками, воем и визгом, однако весь этот шум должен был не столько устрашить врага, сколько рассеять их собственный страх. Приказ был такой: добраться до Стены, промчаться вдоль нее, не въезжая в частокол рогаток и кольев, засыпать защитников стрелами и повернуть обратно.
Увы, все вышло иначе.
Неприятельский лагерь раскинулся посреди плоской как дно чайной чашки равнины. Лишь одинокий темный холм высился у переднего края вражеского стана.
На вершине холма были видны маленькие фигурки людей, большие шатры ставки, длинная коновязь и яркие костры.
Холм прикрывала многочисленная стража. Но вовсе не она являлась его главной защитой. Насыпь из потемневшего песка была возведена сильным колдовством, и колдовство же ее оберегало.
На этот курган уже не протянуть Тропы Диюйя.
От этого кургана шли потоки чужой магии.
И от него же враг начинал штурм.
Первыми западные варвары бросили на Стену легкую кавалерию.
Степные кочевники – давние соседи и извечные враги Поднебесной империи, скакали плотно, выбрав для удара небольшой участок: три башни и два пролета Стены между ними.
Чжао-цзы угрюмо смотрел перед собой.
Все было готово к битве. Тропа под Стеной закрыта, армия собрана. Облаченные в чешуйчатые доспехи воины разных царств стоят в одном строю. Над крепостными зубцами поблескивают щиты и шлемы. Густо топорщится лес копий с развевающимися бунчуками. В арбалетных ложах лежат стрелы. Пальцы лучников пробуют упругость натянутой тетивы.
Внизу ждут своей очереди воины, готовые в любой момент прийти на помощь тем, кто защищает Стену. В метательных машинах – уже собранных, снаряженных, расставленных на башнях, боевых площадках и под Стеной – вложены снаряды. Вьются дымки костров. Колышутся знамена…
Чжао-цзы наблюдал за штурмом с крайней левой из атакованных башен.
Конная лава приближалась. Тысячи копыт поднимали тучи пыли, сотни глоток выкрикивали боевые кличи и, казалось, на Стену надвигалась ревущая песчаная буря. Вряд ли всадники первой волны надеялись взять укрепления с ходу. Но зато у каждого имелся тугой лук с двойным изгибом, клеенный из кости и дерева. И колчан, набитый оперенной смертью. И каждый был умелым стрелком.
Степные кочевники обучены пускать стрелы быстро и метко. Они прекрасно стреляют с седла, на полном скаку. И если подпустить врага на расстояние выстрела, то немало защитников Стены простится с жизнью. Но зачем подпускать, если можно этого не делать?
Чжао-цзы знал, чем встретить накатывающийся конный вал. В его распоряжении имелось кое-что получше обычных стрел. Кое-что, что однажды уже остановило вражеских воинов на Тропе Диюйя. И что остановит их сейчас.
– Хоцзян к бою! – приказал Чжао-цзы.
– Хоцзян! Хоцзян! Хоцзян! – эхом разнеслись над Стеной приказы сотников и десятников.