Что ж, значит, нужно поднапрячься и взломать их! Бельгутай послал коня вперед.
– Гхурах!
Отбить саблей вражеское копье. Подставить щит под алебарду. Срубить крюк боевого молота, тянущийся к шее.
Вслед за Бельгутаем в атаку бросились западные горцы и пешие кочевники – те немногие, кто уцелел.
Длинные пики прикрыли всадника, тяжелые швейцарские алебарды ударили справа и слева. Замелькали татарские сабли, топоры и булавы. Подмога подоспела весьма кстати.
Бельгутай вздернул коня на дыбы. Копыта обрушились на прямоугольный ханьский щит с оскаленной драконьей мордой. Сабля достала щитоносца. И копейщика. И еще одного…
Откуда-то спереди и справа вынырнул ханьский воин с дымящейся бамбуковой трубкой на копейном древке. Ханец направил свое оружие на Бельгутая, но сабля всадника и в этот раз оказалась проворнее. Привстав на стременах, Бельгутай дотянулся до копьеносца с громовым зарядом. С маху срубил древко. Наконечник копья и прикрепленная под ним трубка с горящим фитилем отлетели в сторону. Обрубок упал под ноги ханьцев.
Прогремел взрыв. Сильное искрящееся пламя завертело огненную трубку. Громовой заряд свалил несколько вражеских воинов в ближайшем ряду.
Бельгутай едва удержал шарахнувшегося в сторону жеребца. Направил коня на очистившееся пространство. Продвинулся еще немного вперед. Потом еще.
И еще. И еще…
Они наступали. Ханьцы, теснимые с трех сторон, искали спасения в Стене. Враги уходили в нее, как вода уходит в песок.
То ли уходили сами, то ли их втягивала Стена.
А если отправиться за ними? Если прорваться за Стену на плечах отступающего противника? И уже там, на той стороне, продолжить бой…
Там ведь врагу спасаться будет негде.
– Вперед! – крикнул Бельгутай.
Махнул рукой союзникам, надеясь, что они поймут его замысел.
Сам поднял саблю, саданул по бокам взмыленного и израненного жеребца. Бросил коня на ханьского воина, пятившегося в Стену.
Ханец сделал шаг назад. Скрылся за шершавой поверхностью.
Конь под Бельгутаем истошно заржал, встал свечой, не желая ломиться в кладку, которая казалась неприступной и непроходимой. Упрямая скотина! Подавшись вперед всем телом, Бельгутай нанес рубящий удар через голову коня.
Сабля легко вошла в Стену. Даже вроде бы кого-то там, в Стене, задела: Бельгутай явственно ощутил сопротивление под клинком. И…
И всё.
Кладка, беспрепятственно пропустившая ханьских воинов, затвердела в одно мгновение.
Сабельная рукоять вырвалась из ладони. Изогнутый клинок так и остался торчать в сплошной монолитной кладке, словно вмурованный в нее с начала веков.
Конские копыта скребанули по Стене. Ударившись грудью в непреодолимую преграду, жеребец едва удержался на ногах.
Несколько пик и копий оцарапали кладку. Пробить ее они уже не могли.
А сверху на головы штурмующих полетели стрелы и камни.
В тылу рога протрубили отступление. Позвали назад боевые барабаны.
Выругавшись, Бельгутай повернул коня.
Отряды штурмующих отхлынули от Длинной Стены.
Под Стеной остались лежать трупы и тяжелораненые. Ханьцы, татары, латиняне – все вперемежку. Вражеская вылазка была отбита.
Штурм тоже не удался.
Кровь павших впитывалась в песок. Начинало темнеть.
Выгнутая алая полоса, связывавшая ханьскую Стену и княжеский холм, разорвалась и растворилась в воздухе. Угрим шумно выдохнул. Стряхнул с пальцев мерцающие сияние остаточной волшбы, утер пот со лба.
Похоже, противостояние магов закончилось с первыми сигналами барабанов и труб.
А барабаны все били. Особенно сильно громыхал большой барабан ханской ставки. Боевые рога пронзительно трубили, отзывая войска от Стены.
Угрим шагнул к стоявшим в отдалении Феодорлиху и Огадаю. Надвинулся на них мрачный, как туча. Тимофей, подхватив Кости, поспешил следом. Про себя Тимофей отметил, что свиты вокруг хана и императора сейчас было больше, чем обычно. Интересно, с чего бы?
Впрочем, он уже догадывался о причине.
– Кто из вас отдал приказ к отступлению? – в голосе князя зазвенела сталь. – Почему войска отходят? Почему к Стене не подносят новые лестницы?
Угрим задавал вопросы таким тоном, будто уже знал ответы. И вполне возможно, что так и было.
– Войска отходят, потому что сейчас под Стеной им делать нечего, – сухо отозвался Огадай – А приказ об отступлении своим людям отдал я.
– И я – своим, – добавил Феодорлих.
– Нужно продолжать атаку, – холодно процедил Угрим. – Нужно додавить врага.
Тимофей покосился на князя. Он что, всерьез? Хочет штурмовать в темноте, без передыху? Там, под Стеной уже громоздятся горы трупов, а Угриму этого мало?
– Хан. Император, – князь сверлил союзников взглядом. – Вводите в бой свежие силы. Немедленно.
– Свежих сил не осталось, урус, – хмуро сказал Огадай. – Сегодня кровью умылись все. Людям и лошадям нужно отдохнуть.
Угрим смерил хана пристальным взглядом. По губам князя скользнула кривая усмешка, не предвещающая ничего хорошего. Нукеры-телохранители почувствовали опасность. Обнажив сабли, придвинулись поближе к своему повелителю. Лучники потянули стрелы из колчанов.
– Князь, – бесцветным голосом заговорил Феодорлих. – Воины устали. Наступает ночь…
– Устали не только наши воины, но и ханьские, – не поворачиваясь к нему, ответил Угрим. – А ночь ничем не хуже дня. Ночью тоже можно сражаться и можно убивать.
– И терять понапрасну воинов, – вставил император.
А вот теперь князь к нему повернулся. Что-то похожее на нездоровый интерес читалось в его глазах.
Теперь рыцари-трабанты сплотились вокруг Феодорлиха. У этих тоже были обнажены мечи. Тимофей обратил внимание и на то, что в стороне, у костров стоят арбалетчики с заряженными самострелами. Вот, значит, как…
Он опустил Кости на землю и положил ладонь на рукоять меча. Вряд ли дело дойдет до открытой стычки. А если даже и дойдет… Тимофей отчего-то был уверен, что ни стрелки, ни обвешанная доспехами стража не помогут императору и хану. Княжеская волшба все равно окажется быстрее и сильнее. Тимофей помнил, на что она способна. Самое интересное, что Феодорлих и Огадай тоже не могли об этом забыть. И тем не менее… И все же…
– Не требуйте от воинов слишком многого, князь, – мягко, словно уговаривая капризного ребенка, заговорил Феодорлих. – Они бьются не за свое бессмертие. И они смертны.
Помедлив пару мгновений, император многозначительно добавил:
– А от мертвых смертных не будет прока.
Угрим молча перевел взгляд с Феодорлиха на Огадая.
– Да и неизвестно еще, когда мы сами обретем бессмертие, – сказал хан. – И непонятно, обретем ли его вообще. А пока мы смертны, не хочется лишиться всех верных воинов.
«А ведь они поумнели, – подумал Тимофей о союзниках, – сильно поумнели».
– Не вижу поводов для опасения, – с тихой угрозой произнес Угрим.
– Ты многого не видишь, коназ, – ответил хан. – Ты ослеп. Твои глаза сейчас не видят ничего, кроме Черных Костей. Слепцом быть хорошо, когда впереди ждет победа. Но так можно не заметить поражения.
Обстановка накалялась. Тимофею сделалось не по себе. Да, пожалуй, если будет драка, холм останется за Угримом. Но ведь лагерь вокруг холма не принадлежит ему. Ни латиняне, ни татары пока не подчиняются ищерскому князю. А что, если придется противостоять собственному войску? Что если придется усмирять озлобленные отряды, возвращающиеся из кровавой бани? Да на виду у защитников Стены!
– Это заговор? – Угрим усмехнулся.
Ему не ответили.
– Очень интересно. Будь мы ближе к Стене и не будь этот холм защищен от чужой магии, я бы решил, что ваши мысли замутнены ханьской ворожбой. А так… Так получается, что пока я колдовал, вы сами приняли решение.
– Это правда, – кивнул Огадай. – Я могу жертвовать своими туменами, но только если вижу в этом смысл. Продолжать штурм ночью я смысла не вижу. Я не хочу за одну ночь остаться без войска.
– Я согласен с ханом, – поддержал его Феодорлих. – Ночью мы даже не увидим, как ханьский колдун истребляет под своей Стеной наших воинов.
– Я увижу, – хмуро проговорил Угрим. – Я могу следить за битвой в темноте.
– Но мы-то не можем, – веско вставил Огадай.
– Утром мы обсудим наши дальнейшие действия и повторим атаку, – примирительно сказал Феодорлих.
Угрим вздохнул.
– Я могу уничтожить вас обоих прежде, чем ваши телохранители успеют понять, что происходит, – задумчиво, будто разговаривая сам с собой, произнес он. – Я могу смять вашу волю и сделать из вас послушных безмозглых кукол. Я могу подчинить всех ваших людей до последнего конюха и удерживать их в своей власти столько, сколько мне потребуется…
Князь сделал паузу. Огадай и Феодорлих молча ждали. Их стража заметно нервничала.
– Но расходовать силу на улаживание внутренних усобиц глупо, – закончил свою мысль Угрим. – Мне… нам всем противостоит слишком опасный противник. И в этом противоборстве важна каждая частица силы.
– Честно говоря, на это мы и рассчитывали, князь, – со слабой улыбкой выдохнул Феодорлих.
– Сегодня наши люди на штурм больше не пойдут, – жестко отрезал Огадай.
– Хорошо, – процедил Угрим. – Будем ждать до утра. В конце концов, одной ночью больше, одной меньше… Какое это имеет значение, если победителя впереди ждет вечность.
Кажется, никто кроме Тимофея, не обратил внимания на то, что речь шла о «победителе», а не о «победителях».
Угрим отвернулся от союзников.
«Стычки не будет», – понял Тимофей. Но скрытая вражда и затаенное недоверие останутся. И как долго это продлится, пока неизвестно.
Тимофею было ясно одно: после случившегося император и хан вместо и без того ненадежного союзника обрели в лице Угрима лютого врага. Конечно, князь до поры до времени ничем не выдаст своих чувств, но, сказать по правде, Тимофей уже сейчас не завидовал Феодорлиху и Огадаю.
Солнце скрылось. Закатилось за темный холм в центре вражеского лагеря. День уходил в земли, из которых пришли западные варвары. Черные крылья ночи накрывали мир.