Воздух над головой Угрима затрещал, обратился в бешено вращающуюся шипастую ледяную звезду размером с тележное колесо. Звезда была похожа на навершие огромной заиндевелой палицы, утыканной гвоздями.
Резким движением ладоней князь-волхв швырнул вертящийся снаряд в противника. Ледяная юла устремилась к ханьцу, грозя изморозить и изорвать в клочья любое препятствие на своем пути. В особенности – препятствие живое.
Но…
Бесермен отступил в навий мрак.
Шипастый снаряд разлетелся вдребезги, едва коснувшись колдовского пути.
Темная Тропа помогала своему создателю и оберегала его.
Ханец снова вышел из мрака, творя волшбу. На этот раз кристаллы с Кощеевыми Костьми были вынуты из сумок.
Татарские стрелы и короткие болты латинянских арбалетов ушли в сторону от Тропы. А бросившиеся в атаку всадники…
Магические самоцветы в руках бесермена полыхнули неярким мутноватым светом. Перед латинянскими рыцарями и нукерами из ниоткуда, буквально из ничего, возникло веретено пронзительно завывающего темного вихря.
Нет, не из ничего! Через кристаллы и руки мага тянулась едва различимая нить, которая связывала зарождающийся смерч с Темной Тропой. Смерч рос и силился, наматывая на себя песок и испуская такой свист и визг, от которого даже здесь, на холме, звенело в ушах. Смерч метался перед Тропой, повторяя каждое движение породивших его рук и колдовских кристаллов в этих руках.
Словно гиря на боевом цепе, темный вихрь мелькал перед лошадиными мордами и лицами людей, оглушая и не давая приблизиться к колдовскому пути. Там где вихрь царапал землю, лопалась сухая сплавленная корка, взметались вверх пыль, пепел, обгоревшие останки и спекшиеся комья песка. Плотное крошево с немыслимой скоростью кружилось в магических завихрениях…
Угрим снова принялся выписывать ладонями сложные пассы. Волшба князя пригибала колдовской смерч к земле и норовила порвать протянувшуюся от него нить. Но всякий раз юркая темная воронка выскальзывала из невидимой хватки. Когда же Угрим пытался нанести удар по ханьцу или его Тропе, вихрь отклонял княжеские чары в сторону.
Тонкий пронзительный звук нарастал.
– Проклятье! – Тимофей едва разобрал раздраженный голос Угрима.
– Это серьезно, княже? – спросил он, наблюдая за вихрем.
– Такое колдовство неприятно, но оно не причинит много вреда. И прикрываться им ханец долго не сможет. Но чтобы справиться с этой волшбой, нужно время.
«Время, – усмехнулся про себя Тимофей. – Всего лишь?»
– А еще нужно подойти ближе, – закончил князь.
Ближе? Угрим что-то прорычал. Та часть холма, на которой они стояли, вдруг резко подалась вперед и вниз. Стремительный оползень соскользнул к подножию песочной горы – к самой ее границе. Под встречным воздушным потоком взметнулись и опали полы алого княжеского корзно. Тимофей, Угрим и Черные Кости, лежавшие у ног князя, действительно, оказались теперь гораздо ближе…
Впереди истошно завывала вихревая воронка. От шума закладывало уши. Плохо, что нет шлема. Тимофей поморщился, тряхнул непокрытой головой. Он уже ничего не слышал, кроме пронзительного свиста и визга. Так ведь и оглохнуть недолго.
Бесермен направил вихрь на латинянского рыцаря, подъехавшего к Тропе ближе других. Смерч ринулся на жертву, словно голодный пес. Захлестнул, захватил, втянул в себя всадника вместе с конем.
Сквозь свист и вой послышался частый стук мелких камешков, песочного шлака и крошева обгоревших перемолотых человеческих останков о железную броню. Тимофей едва различил краткий вскрик несчастного и конское ржание. Коня и человека подняло над землей. А еще мгновение спустя – размазало, словно в мельничных жерновах.
Вихрь из темно-серого сделался темно-красным, в пыли замелькали рваные кольчужные звенья, обломки металлических пластин, ошметки плоти – лошадиной и человеческой вперемешку. Рука, нога, копыто, грива… Часть руки, часть ноги, кусок копыта, клок жесткого конского волоса. Смерч продолжал кромсать добычу, не выпуская из себя ни кусочка железа, ни капли крови.
Тимофею подумалось, что никакая броня не способна защитить от такого.
Пожрав одного человека, вихрь набросился на другого. На этот раз его жертвой стал татарский воин. Кочевника вырвало из седла. Перепуганный конек вовремя отскочил в сторону. Наездник же, на миг зависнув в воздухе, успел лишь судорожно, наугад рубануть саблей, но ничего, конечно же, этим не добился.
Вихревой поток затянул его в себя. Дикий, душераздирающий вопль едва-едва прорвался сквозь завывания смерча. Татарин перекувыркнулся и как был – вверх ногами – сгинул в красноватой мгле. На миг мелькнуло искаженное болью лицо. Потом где-то в глубине кружащегося столба опять взорвалось красное. Тело несчастного разнесло в клочья. Темно-багровых оттенков стало больше.
Кто-то их всадников попытался проткнуть темный сгусток колдовской энергии копьем. В нарастающем гудении хруста не было слышно. Переломившееся древко просто искрошило в труху. Кто-то ударил секирой. Секира рассыпалась, словно кусок глины. Еще один воин оказался на пути колдовского смерча. И еще одного воина не стало.
Тугие кольца вихря становились все краснее. Шум – громче.
Угрим взмахнул руками. Завывающую воронку отбросило в сторону и пригнуло к земле. Бесерменского мага на Тропе тоже заметно качнуло. Но лишь пригнуло. И только качнуло. Колдовской смерч захватил следующую жертву.
– Не понимаю! – прокричал Угрим. – Почему он не уходит и не закрывает Тропу?! На что надеется?! Чего хочет и чего ждет?! Здесь он все равно долго не продержится!
– Может быть, ему и не надо долго, княже, – предположил Тимофей. – Может быть, ему надо хоть сколько-нибудь…
Но вряд ли князь обратил внимание на его слова. Вряд ли он их вообще услышал.
Глава 9
Бельгутай прикрывал Огадая с фланга. Как и многие другие нукеры, в эту ночь он не успел облачиться в доспехи: слишком внезапной оказалась вражеская атака. Из защиты на Бельгутае был только толстый войлочный поддоспешник. Зато правая рука сжимала саблю, а левую оттягивал щит. И это уже неплохо.
Обнажив клинок, Бельгутай смотрел по сторонам: мало ли что…
Вражеская пехота была сожжена и перебита. Но битва под холмом еще не закончилась. Волшба ханьского мага разрывала воинов, рвущихся к Тропе, а урусский коназ-шаман никак не мог справиться ни с ханьцем, ни с его магическим смерчем.
Огадай отдавал кому-то какие-то приказы. Рядом что-то лаял на своем ужасном песьем наречии император германцев Хейдорх. Но расслышать что-либо было непросто. Вихрь ханьского мага заглушал слова.
Все взгляды были сейчас устремлены на мечущуюся темно-красную воронку, на колдовской путь и на вражеского чародея, который то выходил с Тропы, то укрывался в ее мраке от заклинаний Угрим-коназа. Только Бельгутай заметил небольшую группку воинов, поднимавшихся с противоположного склона холма.
Ничего худого ждать от них вроде бы не приходилось. Эти ведь шли не с Тропы. Да и одеты они были не по-ханьски. Длинные белые плащи в черных крестах. На головах – глухие шлемы. Союзники… Но что они делают здесь, когда основная битва разворачивается внизу, под холмом? Кто их сюда звал? Какую весть они несут?
Воины с крестами подошли слишком близко. Причем не только к своему императору, но и к хану Огадаю. Странно все-таки. Не поздновато ли для подмоги?
Бельгутай предупреждающе вскрикнул. Махнул саблей. Видимо, чужие воины все поняли. Положили на землю копья и мечи и уже безоружными двинулись дальше. Вот теперь их заметила и стража Хейдорха. Союзники озадаченно зашевелились. Похоже, тоже не ожидали гостей в ставке.
Кто-то что-то прокричал приближающимся воинам. Те не остановились. Только зачем-то разделились. Несколько человек явно направлялись к Огадаю. И вот это уже совсем непонятно.
Бельгутай ощутил смутную тревогу. Теперь ему было уже не до битвы магов.
Он шагнул навстречу незнакомцам. Поднял саблю. Потребовал:
– Стойте там! Ни шагу дальше, иначе останетесь без голов!
И плевать, понимают ли они его речь или нет, слышат его слова или оглохли от колдовского вихря. Незваных гостей к хану он не подпустит.
Незнакомцы остановились в нескольких шагах. К Бельгутаю подтягивались встревоженные нукеры и нойоны из ханской свиты.
– Снимите шлемы! – приказал Бельгутай. И жестом показал, что требуется сделать.
Открывать своих лиц, однако, они не спешили. То ли не поняли Бельгутая. То ли…
Стоявший впереди воин склонился в поклоне. Низком-низком. Еще одна странность. Насколько знал Бельгутай, гордые западные рыцари-нукеры не станут так низко кланяться даже своему господину. Даже императору Хейдорху – не станут. Скорее уж, так гнуть спину привыкли раболепные ханьцы.
И, кстати… Что это, интересно, топорщится под белым плащом с черным крестом? Что прячет склонившийся воин у себя на спине?
Чужак сделал неожиданное движение. Резкий кивок… Словно на что-то надавил подбородком.
Бельгутай, повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, поднял щит. Едва-едва успел.
Негромкий сухой щелчок и тихий звон тетивы. В белом плаще появились дырки. С согбенной спины вылетел целый сноп маленьких – в полпальца стрелок – или, уж скорее, оперенных игл. Иглы веером ударили по телохранителям Огадая.
Бельгутай почти не ощутил слабого тычка по щиту: миниатюрные стрелы не обладали достаточной убойной силой. Но прикрыться от них смогли не все. А если учесть, что этой ночью мало кто успел облачиться в доспехи…
Под залпом потаенного заспинного самострела[47] упало с полдюжины человек. Утыканные иглами люди, хрипя и брызжа пеной, забились в агонии: стрелы-иглы несли на себе сильнодействующий яд.
Воины в белых плащах с черными крестами бросились в атаку. И на свиту Огадая. И на охрану Хейдорха.
– Ханьцы! – во весь голос крикнул Бельгутай.
Размышлять о том, откуда они взялись и почему пришли не с Тропы, времени не было. Быстрый взгляд назад. Нет, Огадай от вражеских стрел-игл не пострадал. Хорошо… Бельгутай кинулся на врага.