Он рубил тварей, во всю длину выбрасывая руку с саблей, но кривой заточенный клинок проходил сквозь темные фигуры, не причиняя им вреда. Оружие ковалось, чтобы нести смерть существам из плоти и крови, а эти… И плоть, и кровь, и кость их давно истлели и стали частью Стены, из которой они исходили. А то, что осталось, слишком долго служило властителю царства мертвых Эрлик-хану, чтобы быть убитым обычным железом.
Такого противника невозможно было одолеть без колдовства. А Бельгутай колдуном не был. Единственное, что ему оставалось – это отступать вместе со всеми.
Отмахиваясь саблей и борясь с усиливающимся холодом, постепенно сковывающим грудь и члены, он пятился спиной назад.
Но двигаться становилось все труднее.
Под натиском нелюдей с душераздирающими криками падали живые люди. И переставали жить. Бельгутай шатался, сам готовый вот-вот упасть. Ноги не держали. Тело деревенело от холода.
«Где же урусский шаман?!» – беззвучно взывал стынущий разум. – Где его хваленое колдовство?! Где сила проклятых Черных Костей, ради обладания которыми нужно столько смертей?! И – таких смертей!»
Это не было похоже на вылазку ханьцев.
ЭТИ не проходили сквозь Стену, не шли с той стороны на эту. ЭТИ выходили ИЗ Длинной Стены. Вынося с собой часть навьего мрака, что веками крепил кладку.
– Княже… – побледневшими губами прошептал Тимофей. – Это же…
– Да, – отрезал князь. – Умертвия, вмурованные в Стену. Ханьский колдун призвал их сюда всех. И…
Угрим хмурился. Тимофей ждал.
– И он выпустил всех их против нас! – выдохнул, наконец, Угрим.
Тимофей смотрел на князя с изумлением. В глазах и словах могущественного, уверенного в себе ищерского волхва промелькнуло что-то похожее на… Нет, вряд ли это был страх. Но растерянность, но непонимание, но смятение. Да, это все было.
Угрим вскинул руки над Черными Костьми. Быстро сотворил заклинание. Выставил ладони перед собой.
Плотный ком синего пламени взбух там, где волна темных призраков давила смешавшийся строй татар и латинян. Синяя вспышка разрослась и лопнула, словно пузырь, не задев живых, но ударив по мертвым.
Пробила брешь в сплошном вале черных фигур. Рассеяла без следа часть их. Увы, слишком малую часть. И тут же сама без остатка растворилась в копошащейся темной массе.
Тимофей хорошо знал, на что способно колдовство Угрима. Но сейчас… Даже боевая волшба ищерского князя-волхва, даже его волшба, подкрепленная силой трех Костей, не могла остановить такого врага.
Угрим ударил еще раз.
Еще одна вспышка. Еще одна брешь…
Но слишком узкая. Но ненадолго.
Освободившееся место заполнила новая волна тварей, вышедших из Стены. И – словно ничего не произошло.
Навий мрак, воплощенный в тысячах темных фигур, не спеша растекался от Стены. Все дальше, дальше. Тысячи призраков становились десятками тысяч, может быть – сотнями. А может быть, их было еще больше. Трудно даже приблизительно оценить количество врагов, сливающихся друг с другом и двигающихся сплошным монолитным валом.
Неровными рядами бесшумно и неторопливо шли те, кто века назад был вмурован в кладку, чей прах был раздавлен камнями и утрамбованной глиной, чья плоть и чьи кости смешались с пылью, но чья суть, слитая со смертью и сплавленная с древней магией, обрела вторую жизнь.
Навья рать наползала, сминая и умерщвляя любого, кто не успевал убраться с ее пути. И казалось, нет спасения. Казалось, безмолвное мертвое воинство рано или поздно погребет под собой всех живых. Достигнет лагеря осаждающих, перевалит через одинокий холм Угрима и растечется, подобно заразе, по миру.
Так казалось. Но вышло иначе.
Чем дальше отдалялись от Стены темные призраки, тем более зыбкими и размытыми становились их очертания. Непроглядно черные вначале, они постепенно серели, бледнели, становились полупрозрачными.
Прозрачными…
Они словно утрачивали свою силу.
Зато удары Угрима несли все большее опустошение. Пробитые княжеской волшбой бреши становились шире. Синий огонь сотнями выжигал темных фигур и угасал далеко не сразу. Пламя цвета ясного полуденного неба яростно бушевало в ночи и растекалось по навьему воинству.
Натиск тварей ослабевал. Рваные раны в их плотной массе не успевали затягиваться. Да и сами призраки Стены двигались совсем уж медленно и вяло.
А потом и вовсе остановились. Словно уставшие и измученные долгой дорогой. Словно не имея сил сделать еще хотя бы шаг.
Они стояли, тихонько покачиваясь под порывами ветра. Многие призраки, отошедшие от Стены особенно далеко, исчезали сами собой, без какого бы то ни было участия Угрима. Постепенно начинали растворяться и другие, кто остановился поближе к Стене. Темные силуэты таяли, словно грязный снег под весенним солнцем. Призраки обращались в пустоту прежде, чем до них добиралось синее колдовское пламя.
Это было совсем уж странно. Тимофей недоуменно оглянулся на князя. И едва не отшатнулся – настолько страшным показалось ему в тот момент лицо Угрима.
– На штурм! – неожиданно взревел князь.
Редко, очень редко Угрим кричал ТАК.
– Все на штурм! Все!
Он, действительно, бросил в бой все силы. Разом. Не оставляя резервов.
Охваченные синим пламенем, рассеянные, разбросанные, исчезающие буквально на глазах темные фигуры теперь вряд ли могли помешать штурму. И если подождать еще немного, пока подступы к ханским укрепления очистятся окончательно…
Угрим ждать не хотел.
Татарские и латинянские отряды, выстроившись клиньями и колоннами, целя в бреши между темными группками истаивающих призраков, вновь двинулись к ханьской Стене.
Князь приказал подвести коней для себя и Тимофея. Вернее, для себя, Тимофея и Черных Костей. Это могло означать только одно: Угрим намеревался лично принять участие в штурме.
Значит, происходило что-то важное, чего Тимофей пока не мог понять.
– Зачем? – шепот князя, выцеженный сквозь зубы, был едва различим.
Тимофей удивленно взглянул на Угрима.
– Зачем он выпустил силу Стены?
Тимофей смотрел на Угрима и молчал. Самое разумное было сейчас просто молчать.
Князь говорил, не обращаясь ни к кому конкретно. Он просто не в силах был справиться с чувствами. Что с ищерским волхвом случалось крайне редко. Чего с ним почти не случалось.
– Сила Стены – в Стене, – доносилось до ушей Тимофея тихое бормотание князя. – Вне Стены сила слабеет и рассеивается без следа, как песок, уходящий сквозь пальцы.
Угрим шумно вздохнул:
– Тогда за-чем?!
Хм, а действительно, зачем? Тимофей, прислушивавшийся к словам князя, наконец, осознал их в полной мере.
Сила Стены – в Стене. Сила Длинной Стены крылась в темных фигурах, которые были брошены на штурмующих. Но чего добивался ханец, выплескивая ее наружу? Что это? Жест отчаяния или хитрость. Бесермен выпустил мертвых стражей Стены, чтобы…
Чтобы… Чтобы…
Нет, ни одолеть, ни остановить врага желтолицый колдун так не мог. И наверняка ведь он знал об этом. Значит, ханец хотел другого. Просто задержать. Выиграть время просто. А вот зачем? Для чего?
Чжао-цзы вел отряд по чужому лесу. Лес был густой, непроходимый, но широкие тропы, а кое-где – и целые просеки, проложенные многотысячной армией, не так давно побывавшей в этих глухих местах, облегчали движение.
Чжао-цзы покосился на бледнокожего императора западных варваров, увязанного поперек седла Чуньси. Именно императорские войска пробили дорогу в непролазных зарослях. За что им большое спасибо.
По протоптанному пути отряд ехал довольно споро. Припасов линь гуй с собой не брали и везли лишь легкое оружие. Снаряжения – минимум. Из груза – только три пленника, два кристалла с Костьми Яньвана, несколько факелов, да шары тэ-хо-пао, покачивающиеся в плетеных сетках вьючных лошадей.
Конечно, магия могла бы значительно ускорить их продвижение, но сейчас Чжао-цзы избегал даже слабого колдовства. Даже самого слабого. Магические кристаллы – и те были наглухо увязаны в толстых кожаных сумках, чтобы случайно не коснуться их и не пробудить ненароком скрытую в Костях силу.
Тропа Диюйя перенесла их от Великой Стены до той незримой границы, за которой любое магическое действо непременно привлекло бы внимание противника и открыло ему тайный замысел Чжао-цзы. Дальше они должны были пробираться сами, полагаясь лишь на силу, скорость и выносливость коней.
Что ж, для этого перехода Чжао-цзы приказал отобрать самых быстрых и выносливых животных.
Через некоторое время лес закончился. Они выехали на открытое пространство.
Это была ровная пустошь, напрочь лишенная деревьев и кустарников. Равнину рассекала надвое неторопливая извилистая река. Над рекой возвышался широкий каменный мост на неровных толстых опорах. И на пустоши, и на реке, и на мосту лежали явные следы магического воздействия, а земля вокруг была пропитана смертью.
Смерть ощущалась везде, как бывает на местах великих битв и массовых захоронений. Природа никак не могла сотворить такого. Такое под силу только людям и колдовству.
Впрочем, было здесь кое-что еще.
Кое-что более впечатляющее, что сразу притягивало взор.
Яркие синие вспышки больно резали по глазам, но ничего желаннее этого слепящего света для Бельгутая сейчас не было. Колдовское пламя урусского шамана гнало прочь холод смерти и возвращало телу живительное тепло. Боевая магия расчищала пространство, заполненное черной нечистью. Магия давала время и возможность отступить.
Некоторое время темные фигуры, пожираемые синим огнем, еще упрямо лезли вперед. Но вскоре демоны Стены начали обессиливать. Их и без того неторопливые движения стали вовсе медленными и неуклюжими, их губительное дыхание, от которого сердце смерзалось в холодный комок, оборвалось. И, в конце концов, сами призраки замерли на одном месте и сделались неподвижными, как Стена, из которой они вышли.