Однако князь не спешил отрывать ладони от кладки. Он будто бы к чему-то прислушивался. Лицо Угрима было настороженным и напряженным.
– В чем дело, княже? – спросил Тимофей.
«Что это было?»
Угрим открыл глаза. В них читалась тревога.
– Возьми Кости! – коротко бросил князь.
Больше Тимофей вопросов задавать не стал. Когда Угрим в таком состоянии, ему лучше не перечить и не докучать расспросами. Да, ханьская Стена пала, но, видимо, стряслось нечто, что мешало князю радоваться победе.
Тимофей срезал седельные суммы с обугленной конской туши. Перекинул через плечо торбы с Черными Костьми.
– За мной! – велел Угрим. – Туда!
Князь кивнул на башню ханьского колдуна.
Интересно все-таки, где же он сам, ханец этот? Куда подевался треклятый вражий чародей?
Пробраться к башне оказалось непросто. Впереди было полно конных и пеших воинов: с Тропы все еще продолжал валить народ.
Угрим пробормотал заклинание. Взмах руки – и Тропа закрыта.
Еще заклинание, еще один взмах. Княжеская волшба раздвинула толпу, прокладывая дорогу к башне. У заборала появился пустой проход. Два или три человека, оттесненных к краю Стены, не удержавшись, рухнули вниз. Но их участь князя сейчас волновала меньше всего.
Вскоре Угрим стоял возле башни. Тимофей остановился за его спиной.
– Кости – на камень, – не оборачиваясь, приказал Угрим.
Тимофей растерянно огляделся. Какой именно камень имеет в виду князь? Весь стенной пролет был выложен каменными плитами. Да и сама башня тоже облицована камнями.
Не найдя ничего лучшего, Тимофей осторожно опустил седельные суммы с Костьми под ноги князю. Отошел.
Сумки опрокинулись. Магические кристаллы звякнули о камень. Самоцветы коснулись Стены. Видимо, этого было достаточно.
Тронув кончиками пальцев каждый из них, Угрим положил руки на простенок башни, повел ладонями вправо-влево, словно прощупывая что-то на каменной поверхности. Или под ней.
Затем приложил к кладке ухо.
– Что ты ищешь, княже? – не выдержал Тимофей. – Что чуешь? Что слышишь?
– Не знаю, – качнул головой Угрим. – Пока не знаю.
Слова падали редко, как монеты из рук скупого ростовщика.
Тимофей молчал. Ждал.
– Стена почти пуста, – после недолгих размышлений продолжил Угрим. – В ней уже почти нет силы. Вся ее сила была выплеснута наружу. И…
Опять томительная пауза. Опять Угрим, прикрыв глаза, к чему-то прислушивается. К чему-то в башне. Внутри нее.
«И что, княже? – донимало Тимофея любопытство – Что “и”-то?»
– И только здесь еще кроется источник силы, – наконец, открыл глаза Угрим. – Он либо очень слаб, чтобы снова напитать Стену, либо хочет казаться таковым. Но он еще дает силу Стене. Или она сама берет из него силу.
– И что это может быть? – понизив голос, спросил Тимофей.
Что за таинственный источник такой?
Ему ответили не сразу.
– Ханьский колдун творил свою волшбу здесь. Он что-то прячет в башне, или… – в голосе Угрима послышалось скрытое торжество, – или прячется в ней сам.
– И что ты намерен делать, княже?
Гадать-то можно до бесконечности.
– Посмотреть, – сухо отрезал Угрим.
Князь оторвал ладони от кладки. Огладил бока кристаллов. Что-то быстро-быстро прошептал.
И с маху шлепнул ладонями о шершавую поверхность.
Башня пошла трещинами. Посыпался камень. Верхняя площадка провалилась вниз. Толстенная – сажени в полторы – внешняя стена раскололась надвое.
Но не до конца. Лишь до уровня княжеских ладоней.
Тимофей выхватил меч из ножен. Мало ли…
Поднял клинок.
И опустил.
В центре осыпающегося раскола лежал… лежала… лежало тело.
– Арина! – ахнул Тимофей.
Расколотая башня выпихнула гречанку к рукам Угрима.
Чжао-цзы с уважением смотрел на неприступную скалу, поднятую из земли не временем, но магией.
Высокая – выше деревьев – монолитная, почти отвесная каменная стена окружала пространство, на котором можно было расположить небольшой город, крупное селение или крепость средних размеров. Поверху скальную породу венчали стены и башни, сложенные из бревен, но утратившие характерный для дерева цвет. Сейчас их цвет тоже был под цвет скалы – серовато-каменистый. Причина? Она проста и очевидна. Дерево обратилось в камень…
Впрочем, не только скала и окаменевшие стены на ней защищали крепость. Чжао-цзы отчетливо ощущал веяние чужой магии, идущее от цитадели. Над крепостью был поставлен мощный щит, а подступы к ней оберегали искусно сплетенные охранные заклятия, от которых приходилось всячески утаивать свои магические возможности.
Именно по этой причине Чжао-цзы открыл Тропу Диюйя на безопасном расстоянии от цитадели. На колдовской путь колдовская же защита среагировала бы мгновенно. Вернее, на проложившие его чары.
Завернутые в толстую кожу магические кристаллы сами по себе тоже никак не потревожат эту защиту. А вот любая попытка использовать их…
Возможно, опытный маг, оказавшийся поблизости, почуял бы скрытую силу кристаллов и так, но безмозглый и бездушный щит, на подобное, конечно же, способен не был. Магический щит защищал только от магического воздействия.
К счастью, Чжао-цзы достаточно много времени уделял медитативным практикам. Концентрация и самоконтроль, прежде помогавшие ему творить колдовство, теперь, наоборот, позволяли избегать неосознанной, на грани рефлексов, волшбы. А ведь многие маги, привыкшие к своему чародейству, как к чему-то само собой разумеющемуся, не смогли бы долго сдерживать рвущуюся наружу энергию и силу. А значит, были бы обнаружены охранными заклятиями.
Чжао-цзы контролировал себя прекрасно. И себя самого, и свою силу.
– Вперед! Быстрее! – поторопил он и без того быстро продвигавшийся отряд.
«Лесные демоны» помчались к крепости на скале.
Время еще было, но его оставалось не так много. Чжао-цзы понимал: вряд ли Великая Стена, утратившая силу Диюйя, продержится долго. Но если задуманное удастся, потеря Стены – ничто по сравнению с тем, что он обретет здесь.
Размурованная гречанка была голой и синей. Темно… багрово-синей. Как бывает с людьми, долгое время пролежавшими под многопудовой тяжестью. А еще… Еще она была такой же изуродованной, как и прежде. Нога приросла к ноге. Руки утонули в боках…
Арина неподвижно лежала в каменных тисках. Высокая грудь, присыпанная белой пылью, не шевелилась. Соски вдавлены внутрь. В черных волосах – длинных, грязных, спутанных – каменная крошка. Глаза – закрыты. Губы – бледные. Рот раззявлен, словно в беззвучном крике или в тщетной попытке вдохнуть. Впечатление такое, словно гречанка перенесла нечеловеческие муки. Или испытывает их по сию пору. Языка в открытом рту видно не было: язык врос в гортань. Между зубов торчал крупный осколок камня. В уголках губ, под носом, у глаз и возле ушей – сухая корка запекшейся крови вперемешку с пылью.
– Она мертва, княже? – тихо спросил Тимофей.
– Почти, – хмуро ответил Угрим.
– Значит… Значит, она еще жива?
– Не совсем.
Тимофей недоуменно смотрел на князя.
– Тогда что с ней стало?
– Ханец взял ее жизнь, но не дал умереть. Он превратил ее тело в еще один камень, вложенный в общую кладку. Арину сделали частью Стены. И Стена высасывает из нее последние остатки сил.
– Разве такое возможно? – удивился Тимофей. – Она же… Она сильная чародейка.
– Была сильной, – кивнул Угрим. – Но вот насколько она сильна сейчас, я не знаю. Сам видишь, Арина не способна ни произнести заклинания, ни сотворить волшбы руками.
– Все равно… – не очень уверенно пробормотал Тимофей.
Конечно, он не волхв. Он плохо разбирается в магии. Да что там – он по большому счету ничего в ней не смыслит. Но все же, пообщавшись с Угримом немалое время, Тимофей мог делать кое-какие предположения.
– Она ведь должна была защищаться, княже, правда? Хотя бы мысленно. Должна была поставить щит. Закрыть в себе то, что еще можно было закрыть.
– Все не так просто, – князь-волхв качнул седой головой. – Ее магический щит действенен против живых противников. И защитить он способен только помыслы, память и силу живой чародейки. Арине же пришлось иметь дело с мертвой Стеной. Именно посредством Стены ханец ломал ее защиту и забирал все, что считал нужным. Да и сама Арина хоть и не мертва еще бесповоротно, но уже и не жива в полном смысле этого слова. Я не знаю точно, как это вышло. Мне не понятна до конца ханьская магия, связавшая Арину со Стеной. Но я полагаю, что защиту гречанки раздавила Длинная Стена, а не бесерменский маг.
– А почему ханец просто не убил Арину? – спросил Тимофей. – Ну… в смысле не убил совсем?
– Когда чародей умирает полностью, гибнет и все, что живет в нем. Если, конечно, умерший чародей – не Кощей, имя которому Бессмертный, – задумчиво отозвался Угрим. – Судя по всему, ханьскому колдуну нужна была сила Арины. Он надеялся, что ее сила, переданная Стене, хотя бы ненадолго задержит нас… Меня главным образом. Видимо, поэтому бесермен и оставил Арину в кладке между жизнью и смертью. Если бы штурм продлился немного дольше, Стена высосала бы из Арины всю силу без остатка. И колдовскую, и жизненную. Стена убила бы ее сама, без участия ханьца.
Угрим пристально смотрел на гречанку.
– И знаешь, Тимофей, быть может, нам повезло, что Стена не успела взять все, и мы поднялись на нее раньше, чем рассчитывал ханец.
Тимофей вспомнил, как под ногами рассыпалась кладка. Да, возможно, им очень повезло. Будь у Длинной Стены побольше времени, и не будь ханьская Стена столь широка и прочна, возможно, она разрушила бы себя быстрее, чем Угрим сотворил бы останавливающее заклинание. А смерть под развалинами – не самая лучшая смерть.
Тимофей снова перевел взгляд на Арину.
– Что ты намереваешься теперь делать с гречанкой, княже?
– Брать, – отрезал Угрим.
Тимофей удивленно поднял глаза на князя. Брать? В каком смысле?