И князь наносил ответный удар.
Тимофей выскочил с Тропы сразу же вслед за Угримом. И успел увидеть…
Так много всего успел увидеть, что даже закралось подозрение: а не обошлось ли тут без штучек со временем? Князь такое умеет. Хотя это могли быть и проделки ханьца, стремившегося выгадать лишние мгновения, чтобы оценить обстановку и выбрать наиболее подходящую волшбу для магического противоборства.
Темная Тропа вывела их в тронную залу Кощея.
Огромное помещение освещали яркие всполохи растворенных в воздухе колдовских огней. Под стеной справа неподвижно лежала Арина. На стене – красные пятна. Да и сама Арина в крови. Видать, хорошенько ее приложило.
По обе стороны от высившегося в центре залы адамантового трона стояли желтолицые бесермены. Двое держали Феодорлиха и Огадая. Пока еще живых. Но…
Руки императора и хана – связаны. На плечах пленников поблескивали тяжелые железные ошейники с веревочными хвостами.
Тимофей видел уже такое ожерелье и знал, для чего оно предназначено. Выдвижные ножи-зубья, спрятанные в плоских металлических кольцах, срежут человеку голову так же легко, как срубает травинку хорошо отточенный клинок.
На покосившемся троне, как и прежде, восседало черное ссохшееся тулово без рук, без ног и без головы. Тулово навьей твари, заключенное в прозрачное граненое яйцо-саркофаг. Возле трона лежали еще две вмурованные в самоцветы Кости, некогда бывшие ногами Кощея. Под троном Тимофей разглядел ханьские громовые шары. Для чего они там, интересно?
Ханьский чародей стоял спиной к трону и лицом к Угриму. Бесермен судорожно выписывал магические пассы. Но, видимо, ханец запаздывал с повторным ударом. Кости, из которых он брал силу, только-только начинали мерцать.
А ладони Угрима уже вытянули красный, синий и зеленый потоки, идущие от самоцветов в руках Тимофея, обратили их в тугие извивающиеся жгуты и сплели единую косицу. Взмах…
Скрученный трехцветный хлыст, выросший из дланей Угрима, выстрелил словно хвост степного полоза. Ударил извилистой волной, непредсказуемо меняя направление.
Князь, конечно, целил в ханьского колдуна, но попутно перерубал всех, кто оказывался на пути колдовской плети. Плеть не щадила никого. И Тимофей не переставал удивляться, как его взгляд поспевает за событиями.
Вот, исходя дымом, развалился надвое один желтолицый воин. Вот распался на две половины второй бесермен, попытавшийся прикрыть своего господина.
А вот кончик плетеной косицы чиркнул дымной чертой по груди Феодорлиха и глубоко – до позвоночника – рассек тело императора. А после – снес полчерепа Ога-даю.
Державшие пленников бесермены отшатнулись назад. Дернулись веревки, привязанные к железным ошейникам и намотанные на запястья стражей. Слетела с плеч императорская голова. Кувыркнулись, разбрызгивая мозги, остатки ханского черепа.
Однако до вражеского колдуна трехцветная коса достать не смогла. Желтолицый чародей успел прикрыться. Ханец поставил защиту в нужный момент. Как раз там, где следовало. И именно ту защиту, какую следовало.
В воздухе возник мерцающий жезл, соединенный паутиной пульсирующих нитей с Кощеевыми Костьми за спиной бесермена и украшенный спиралями все тех же цветов: красный, синий, зеленый. Косо висящий жезл прикрыл голову чародея, к которой устремился конец магического хлыста.
Чмок! С влажным смачным звуком, но под россыпь искр и в струях дыма хвост трехцветной плети обмотался вокруг жезла.
Перерубить его он не смог.
Одинаковые цвета вошли друг в друга. Хлыст слился с жезлом.
Князь и ханец замерли. Оба то ли старались разорвать возникшую связь, то ли, наоборот, используя ее, пытались одолеть противника. Увы, в этом противостоянии никто не смог взять вверх. Вероятно, силы были равны. Три Кости против трех Костей. Ханьская магия против волшбы Угрима…
Но дело сейчас решали не только Кости и не одна лишь магия.
Бесерменские воины без лишнего шума и криков атаковали князя. С Тропы им навстречу высыпали татарские стрелки и имперские рыцари. Кочевники и имперцы с яростными воплями бросились на врага.
Ага, вовсе не случайно, выходит, в числе первых жертв князя оказались Огадай и Феодорлих. И совсем, получается, неспроста князь умертвил ставших ненужными союзников сразу, пока ни татары, ни латиняне не могли этого видеть.
Зато теперь они видели императора и хана мертвыми. И кому теперь в голову придет мысль о том, что Феодорлиха и Огадая убили не ханьцы?
Магические удары обрушивались один за другим, почти без перерыва. Чжао-цзы бил и защищался, защищался и бил. От схлестывающихся чар стонал воздух и гудели стены древней залы. Людей, случайно попадавших под боевые заклятья, разносило в клочья.
Но главная цель – колдун и предводитель варваров – была недосягаема. И Чжао-цзы снова бил, бил, бил. И защищался, защищался, защищался…
В скоротечной изматывающей схватке трудно было выкроить время и силы для чего-то другого. А нужно было… очень нужно.
Западные варвары сыпались с Тропы Диюйя, как бобы из стручка. Варвары что-то вопили и размахивали оружием. В воздухе свистели стрелы.
Единственный лучник Чжао-цзы уже лежал под лестницей, пронзенный двумя стрелами.
Не сумели увернуться от вражеских стрел еще три «демона».
– Байши, Чуньси, останетесь при мне, – распорядился Чжао-цзы. – Прикроете с флангов.
«Демон» с крюками-гоу и «демоница» с молотом-чуем встали в боевых стойках по обе стороны от него. Остальных линь гуй Чжао-цзы бросил в бой. Всех.
Мелькнули в воздухе дротики и отравленные метательные шипы. Упало несколько варваров. Но чужая Тропа выносила все новых и новых воинов. Живые занимали место павших.
Завязалась рукопашная. Огибая своего колдуна с двух сторон, варвары напирали на «демонов» Чжао-цзы. Линь гуй дрались яростно. Каждый отбивался уже от трех-четырех противников сразу. Но появлялся пятый, шестой… И, как оказалось, варварские воины тоже хорошо знали свое дело.
«Демонов» было слишком мало. Врагов – слишком много.
Нужно было хоть как-то уравнять шансы. Нужно было любой ценой отрезать путь вражеской подмоге. Иначе исход боя решат не мастерство магов и даже не воинское искусство, а количество мечей.
Но для того, чтобы взломать чужую Тропу, потребуется много времени и немалые силы, которые сейчас нужны для другого.
Легче было не трогать сам темный путь Диюйя, а просто закрыть выход с него. В тронной зале Яньвана, насквозь пропитанной магией, это было возможно. Уж на это-то у Чжао-цзы найдется и время, и силы.
Ханец резко вскинул руки.
Крысий потрох! Тимофей напрягся всем телом в ожидании удара.
Угрим быстрым движением ладоней поставил колдовской щит. Прикрыл магической защитой и себя, и Тимофея, оберегавшего Кощеевы Кости.
Однако эта вражеская волшба была направлена не на них. Противник целил куда-то за их спины. Тимофей оглянулся.
Перед Темной Тропой полыхнула яркая вспышка. Из пола поднялся толстый пласт камня, смешанного с землей. Закрыл навий путь. Запечатал, словно пробка. Отрезал воинов, уже успевших выйти вслед за князем, от остального отряда.
Замуровал оставшихся в искрящемся мраке.
Из-за стены, завалившей выход с Темной Тропы, послышались приглушенные крики. Сквозь щели между камнями начала сочиться кровь.
Тимофей содрогнулся. Он боялся даже представить себе, что происходит с людьми, которых навий путь несет сейчас на эту непреодолимую преграду.
Остановить движение Темной Тропы или направить его обратно было некому: Угрим находился по эту сторону завала, и князь к тому же был поглощен поединком. Так что Тропа влекла тех, кто вступил на нее, только вперед – прямо в стену, поднятую ханьской магией. А сила у колдовской Тропы немалая. И она все влекла, влекла…
Бр-р-р! Быть вот так раздавленным заживо, в темноте и мертвой тишине – жуткая смерть.
Со стороны ханьца это был неожиданный ход. Но, по-видимому, в тронной зале Кощея опытный маг способен вытворять и не такое.
Угрим все же попытался разрушить каменный торос, вздыбившийся за его спиной. Но при этом князь чуть не пропустил удар и вынужден был на полуслове оборвать незаконченную волшбу.
Новых попыток очистить дорогу для застрявших в навьем мраке воинов не предпринималось.
Да и крики за завалом уже стихали. От запечатанной Тропы теперь не было проку, а открыть новый темный путь ханец точно не позволил бы. Больше Угрим от боя не отвлекался.
Колдовской путь был перекрыт, подмога – отрезана. Но Тропой уже воспользовалось немало бойцов. Ханские нукеры и имперские рыцари уверенно теснили воинов вражеского мага.
Те скакали, как зайцы, и крутились волчками. Ханьцы дрались отчаянно, нанося смертоносные удары с нечеловеческой ловкостью и быстротой. Но численный перевес был не на их стороне. И защищать своего колдуна им становилось все сложнее.
Бельгутай пробился вперед. Рядом, гулко ухая из-под шлема, размахивал длинным мечом закованный в железо латник Хейдорха. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, он орудовал своим тяжелым клинком на удивление споро и рубил с такой силой, с которой способен ударить не всякий степной богатур. С прямого клинка стекала ханьская кровь. Надежный доспех защищал имперца от легкого оружия противника.
Дзинь! От рыцарских лат отскочил, так и не найдя уязвимого места, небольшой дротик. От второго метательного снаряда пришлось уворачиваться уже самому Бельгутаю. Ничего – увернулся.
Они почти добрались до вражеского колдуна. Путь к магу преграждали лишь два телохранителя. Старые знакомые, между прочим. Бельгутай узнал обоих.
Один… вернее одна – дева-воительница, вооруженная длинной цепью с тяжелым граненым наконечником. Намотанный на тонкую изящную руку кистень с гудением раскручивается в воздухе. Ханьская девка выбирает, куда бы метнуть груз. Именно она пленила императора Хейдорха.
В руках второго ханьца мелькают железные крюки с заточенными серпами-кастетами на рукоятях. Этот – похитил Огадая.