Пронзенная тонкой длинной сосулькой, намертво примороженная к полу и покрытая ледком статуя ханьского мага оказалась намного крепче, чем думал Бельгутай. Видимо, все дело в том, что ханьца сковывал не простой, а колдовской лед.
Когда под алмазным троном прогремел взрыв, неподвижный истукан принял сверкающие осколки на себя и на распахнутые полы своего затвердевшего плаща. Ханьца не превратило в груду мороженного мяса. Однако и устоять под градом кристаллов он не смог.
Мага снесло, словно вышибленные тараном ворота. На прежнем месте остались только вмороженные в пол и отколовшиеся от голеней ступни. Обледеневшее тело колдуна раскололось пополам. Обломки швырнуло на Бельгутая.
Его ударило крепко. Не помогли ни шлем, ни латы. Ощущение было такое, будто он попал под ханьский камнеметный снаряд.
На некоторое время Бельгутай потерял сознание.
Очнулся он у выщербленной стены, под треснувшими ступенями лестницы, что вела из подземной залы наверх. Рядом валялись обломки ледяной статуи. Удивительно, но тонкая сосулька, торчавшая из груди и спины замороженного колдуна, не сломалась. Должно быть, этот лед был прочнее стали.
Здесь же, под лестницей лежал труп ханьского лучника, в трех или четырех местах пробитый алмазными осколками. Оружие стрелка уцелело. До лука можно было дотянуться не вставая. Из расколотого колчана высыпалось несколько стрел. Штук пять – с переломанными древками. Остальные – целые. Одна стрела лежала у самого лица Бельгутая. Смотрела острием в правый глаз. Повезло: могла бы и выколоть.
На месте трона дымилась воронка. В стороне поблескивали огромные яйцевидные кристаллы. Увеличенные копии тех, в которых раньше хранились Черные Кости. Впрочем, и в этих тоже теперь были вмурованы останки. Только больших размеров, не успевшие еще усохнуть.
Демона разорвало на три части. И все три – упрятаны под толстой прозрачной оболочкой.
Хорошая работа. И, в общем-то, ясно, кто ее сделал. На одном из кристаллов сидела бывшая пленница ханьского мага. Голая ведьма, вновь обретшая способность колдовать и говорить. Руки колдуньи поглаживали широкие грани. Так женщины гладят тела любовников. Взгляд то и дело соскальзывал на два других сверкающих самоцвета.
Колдунья о чем-то беседовала с Тумфи. Толмач тоже уцелел. Он сейчас стоял напротив ведьмы.
Бельгутай почти не слышал и не понимал слов чужого языка. Зато он прекрасно понимал то, для чего не нужно слов.
Эта беседа ведьмы и урусского толмача не была такой уж мирной. Какое-то напряжение сквозило в тоне этих двоих и отражалось в их жестах.
Точно!
Вот колдунья вскочила с кристалла как ошпаренная.
Вот Тумфи то ли успокаивает ее, то ли в чем-то убеждает… Оба косятся на кристаллы с демоновой плотью.
А ведь, похоже, спор идет именно о них, об этих самых самоцветах, ставших новым вместилищем для старой магической силы. И притом спор нешуточный.
«Не пора ли вмешаться?» – подумал Бельгутай.
Вот ведьма смеется в лицо Тумфи – громко, зло, неприятно…
Стараясь не шуметь, Бельгутай потянулся к ханьскому луку и стреле. На всякий случай. Еще не решив окончательно, чью сторону принять. Еще не зная, будет ли он вообще стрелять, а если будет – станет ли бить насмерть или просто попытается разнять этих двоих, чтобы прояснить ситуацию.
…А вот Тумфи хватает с пола меч и бросается на колдунью. Та легко – коротким и быстрым магическим пассом – выбивает оружие из его рук.
Бельгутай натянул тетиву. Ханьский лук – не привычный номо, конечно, но тоже вполне сносное оружие. К тому же расстояние – небольшое. Хороший стрелок на такой дистанции не промажет. Бельгутай был хорошим стрелком.
Ведьма теперь стояла к нему спиной и творила боевую волшбу, не замечая лучника. Колдовала она не спеша, с какой-то уверенной ленцой. Ну да, колдунья наверняка успела уже вытянуть силу из новых магических кристаллов. Потому и не сомневается в своем превосходстве.
На кончиках ее длинных изящных пальцев вспыхнули голубоватые огоньки.
Времени на раздумья больше не оставалось, и Бельгутай сделал выбор. За миг до того, как Тумфи должен был умереть, с тетивы сорвалась стрела.
Заклинание оборвалось на полуслове. Сильный толчок сзади бросил гречанку в объятия Тимофея. Левую грудь ворожеи вспороло широкое острие. Листовидный наконечник с частыми зазубринами вынырнул под соском. Вышел из тела колдуньи на добрую ладонь. Скрежетнул по зерцалу Тимофея. За спиной Арины затрепетало оперение стрелы.
Машинально подставив руки, он удержал гречанку. Пальцы ворожеи, с которых спало сияние недовершенной магии, словно крючья вцепились в кольчугу. Колдунья навалилась на Тимофея всем телом, повисла на нем так, будто он и только он мог сейчас спасти ее от подступающей смерти.
Ворожея оказалась неожиданно тяжела.
Глаза Арины, полные боли, ужаса и удивления, пару мгновений смотрели в его глаза. Потом мутнеющий взгляд скользнул вниз. Гречанка тупо уставилась на острие стрелы, что торчало из ее левой груди.
Кто?! Кто стрелял?! Так метко. И главное, вовремя так…
Бросив быстрый взгляд за плечо Арины, Тимофей увидел, как в конце залы, под лестницей, поднимается одинокая фигура. Неужели уцелел ханьский колдун? Нет. На человеке не было длинного зеленого плаща. Человек был в доспехах. В знакомых доспехах…
Бельгутай?! Живой?! Да, точно он. В руках нойон держал ханьский лук. Поднявшись с пола, татарин шагнул к Тимофею. Шел Бельгутай прихрамывая и пошатываясь.
Тимофей вновь перевел взгляд на гречанку. Что ж, вот и свершилось то, о чем когда-то так мечталось. Вот и держит он ее в своих объятиях…
В ране на груди ворожеи пузырилась кровь. Еще одна красная струйка с гроздьями мелких пузырьков стекала из уголка рта. Видимо, пробито легкое. Но не только оно. Сердце, судя по всему, тоже.
Обычный человек умер бы сразу. Арина, накачанная силой магических кристаллов, еще держится. Впрочем, и ей осталось недолго. Гречанка балансировала на тонкой грани между навью и явью. И мостик этот стремительно истончался.
Из горла женщины вырвался неразборчивый хрип. Кровь запузырилась сильнее, хлынула горячим пульсирующим потоком. Судорожно сжались цепляющиеся за кольчугу пальцы. Захлебываясь и жадно хватая ртом воздух, гречанка пыталась что-то сказать.
Тимофей прислушался. Он даже сумел кое-что разобрать сквозь хрип и бульканье.
– Кристалл… Саркофаг… Спаси… Поднеси… Меня… К нему… Он поможет… Может…
Голос Арины быстро слабел, но Тимофей уже понял, о чем его просили. Гречанка надеется, что, прикоснувшись к источнику навьей силы, она сможет вернуться в явь. Или хотя бы задержаться в ней. Глупая надежда. Тимофей в такое не верил. Но даже если бы это и было возможно…
Он хорошо помнил все, что было сказано ворожеей. Он знал, к чему она стремится и о чем мечтает.
Тимофей отвел глаза.
– Извини, Арина, – качнул головой.
Во рту было сухо. На душе было горько.
– Я тоже буду по тебе скучать. Правда…
Он не дал соединиться разорванному телу Кощея. И никейской ворожее тоже теперь не позволит дотронуться до магических самоцветов.
Колдунья издала полустон-полурычание. Такими в свой смертный час проклинают злейшего врага. Что ж, пусть… Последнего посмертного проклятья Арины Тимофей не страшился. Арина уже была практически по ту сторону навьей черты.
Он разжал руки.
Слабеющие пальцы не удержали гречанку. Обламывая ногти о кольчужные звенья, царапая нежную грудь о металл боевой брони, пронзенная стрелой колдунья медленно осела на пол.
Никакая магия не способна была снова заставить биться сердце, нанизанное на древко стрелы.
Арина пару раз дернулась у ног Тимофея. Замерла. Глаза ворожеи закатились. Кровь во рту и возле раны перестала пузыриться. Гречанка не дышала.
Тимофей молча смотрел на неподвижное тело. Ворожея, мечтавшая овладеть навьей силой, сама отошла в навь. Что ж, Арине будет, что обсудить там с другими магами и колдунами, боровшимися за Кощеевы Кости и нашедшими в этой борьбе свою смерть.
Подошел и встал рядом Бельгутай. Окинул взглядом мертвую колдунью.
– Я не слышал, о чем вы с ней говорили, Тумфи, – произнес нойон, – но я видел, как она гладила кристалл, на котором сидела, и какими глазами смотрела на другие колдовские камни. Она хотела оставить их себе, да?
– Да, – кивнул Тимофей. – Она хотела.
Бельгутай вздохнул.
– Значит, я правильно выбрал цель для своей стрелы.
Тимофей не ответил. Подумал отстраненно, что у Бельгутая могла быть и другая цель. Он сам.
– Колдунам, магам и шаманам нельзя доверять хранение таких опасных вещей, – вновь заговорил Бельгутай, глядя уже не на Арину, а на самоцветы с кусками Кощеевой плоти. – Такими вещами должен распоряжаться тот, кто не сможет воспользоваться их силой, а значит, сумеет противостоять соблазну.
– И кто знает, какую угрозу они несут, – добавил Тимофей.
– И кто унесет тайну кристаллов с собой в могилу, – закончил Бельгутай.
Они переглянулись.
– Нас только двое, – заметил Тимофей.
– Но двое – это ведь лучше, чем один.
Да, это лучше. Гораздо. С этим не поспоришь.
– Раньше было шесть кристаллов, теперь – три, – задумчиво пробормотал Тимофей. – Собрать их воедино будет легче.
– Значит, нужно их лучше спрятать, – пожал плечами Бельгутай.
И опять – кто бы спорил. Вот только…
– Если их снова начнут искать чародеи…
Если еще не все маги, посвященные в тайну Черных Костей, перебили друг друга. Очень хотелось верить, что это не так, но кто мог поручиться? Кто мог сказать наверняка?
– Их не должны найти, – сказал Бельгутай.
– Не должны, – согласился Тимофей. – Никто. Никогда.
Они с нойоном подняли прозрачные саркофаги наверх. Все три кристалла. Оставлять хотя бы один из артефактов во вскрытой тронной зале было бы глупо. Теперь его тут не спрячешь. Теперь это слишком приметное место для любого колдуна. Слишком долго магические токи напитывали стены и своды подземелья. И слишком много волшбы было сотворено в самом Острожце и под его стенами.