Взбудораженное воображение услужливо рисовало картину, описываемую князем. Возникающие в голове образы живо дополняли недосказанное Угримом. Тимофей словно видел отражение былого в темных очах горбатого князя-волхва. И видел, и слышал. Как шесть человеческих фигур, окутанных колдовским сиянием, стоят, вскинув руки, на равном удалении друг от друга. Как под монотонный речитатив заклинаний в воздухе начинает гудеть и вибрировать что-то еще. Как нарастает и силится иной, чужой и чуждый звук. Как трясется земля, как яростный вихрь рвет одеяния Шестерых. И как между чародеями, упершимися ногами в содрогающуюся твердь, открывается… разверзается…
– Они получили, что хотели, – рассказывал Угрим. – Из нижнего пекельного царства навь выплеснула вызываемую силу, но вместе с ней в явь вступил и ее носитель, который сам давно рвался за навьи границы.
– Кощей? – сорвался с уст Тимофей ненужный вопрос. Ответ на который он уже знал.
– Кощ-щ-щей, – негромко, по-змеиному прошипел князь. – Таково лишь одно из имен навьей твари. О нем известно мало. Но кое-что все же известно. Средоточие его силы таилось в нем самом, в его бессмертной плоти. И силы этой хватило, чтобы проложить самую первую Темную Тропу. Кощеева Тропа шла в обход Алатырь-камня, привалившего вход в пекельное царство, и мимо Калинова моста через Смородину-реку, что отделяет навьи чертоги от яви. Тропа дотянулась до центра чародейского шестиугольника, смешав навь с явью, порушив незыблемую правь.
Открылось… Разверзлось… У Тимофея аж дух перехватило, когда он попытался представить, каково это… каково было… каково могло быть!
Угрим продолжал:
– Наверное, сами по себе ни Обряд Шестерых, ни Кощеева Тропа не смогли бы сотворить такое. Но колдовская мощь неосторожных кудесников и сила Кощея устремились навстречу друг другу. Поэтому Кощей и сумел подняться из мертвой нави в светлую явь.
– И? – затаив дыхание, с трудом вымолвил Тимофей. – И что? Что было после?
Перед его внутренним взором пылало темное пламя. Пламя, вырвавшееся из земли, фонтаном ударившее в небо, разметавшее магический шестиугольник, смахнувшее могущественных чаротворцев древности, словно былинки. Вмиг лишившее чувств всех Шестерых. Поглотившее, подмявшее под себя их хваленую мощь и неразумную силу. Именно так Тимофей представлял себе пришествие Кощея. И ничего иного не мог рассмотреть сквозь сплошную бушующую тьму. Простому смертному не дано даже вообразить, как навь мешается с явью.
– Он стал властителем этого мира, – глухо донесся до Тимофея голос Угрима. – Кощей Черный, Кощей Страшный, Кощей Всевеликий, Кощей Неупокоеваемый, Кощей Неуязвимый, Кощей Непобедимый, Кощей Несокрушимый. Кощей-Губитель… Его власть и его жестокость были безграничны, как бесконечна была его жизнь. В те несчастные времена люди, оказавшиеся игрушками в руках Кощея, прозывали его Чернобогом. Но он не был богом – ни белым, ни черным, хотя постоянно требовал жертвенной крови. Кощей был просто бессмертным созданием, несущим смерть и ею же живущим.
«Ничего себе “просто”!» – пронеслось в голове Тимофея.
– С покоренных народов он брал дань человеческими жизнями, а противившихся его воле истреблял под корень. От Кощеева гнева не укрывали ни крепости, ни леса, ни болота. Он проходил Темными Тропами всюду и проникал везде. Он не щадил никого, и только Шестеро, открывших ему путь, вместо искомой власти обрели его милость. Шестеро вынуждены были служить Кощею, оберегая свои жизни. Все прочие мерли, как мухи.
– Но разве никто… – Тимофей облизнул сухие губы. – Неужели никто не посмел…
– Ну почему же никто? – усмехнулся Угрим, не дав ему закончить фразы. – Осмелившихся было много. Особенно в первое время. С Кощеем сражались опытные маги, отважные витязи и могущественные князья, но все они лишь забавляли его и гибли без проку, ибо убить бессмертного невозможно. Копья протыкали навью тварь, но ее раны затягивались. Мечи и топоры рубили Кощееву плоть, но отсеченные куски прирастали вновь, не успев упасть наземь. Раздробленные ослопами кости заново обретали крепость, а вязкая, как мед, кровь склеивала разваливающееся тело. Отравленные стрелы тоже не причиняли Кощею вреда, и даже огонь отступал от его неуязвимой плоти.
И все же Кощей недооценил людей. Его сгубила не отвага безрассудных смельчаков, а коварство и хитрость ближайших слуг. Шестеро кудесников долго и внимательно наблюдали за своим повелителем. По крупицам собирали сведения о нем, о его возможностях и об источнике его могущества. Прислуживая, они учились. Преклоняясь и унижаясь, Шестеро по-прежнему мечтали обрести хотя бы малую часть запретной навьей силы.
– Так они все-таки убили Кощея? – спросил Тимофей.
Угрим покачал головой:
– Убить Кощея в привычном тебе и мне смысле этого слова Шестеро не могли, зато сумели пленить так, что полон оказался сродни смерти, а сам Кощей из властителя стал слугой своих слуг.
– И как же они его одолели?
– Льстивым подарком. Заговорщики преподнесли в дар Кощею трон, взращенный из земной тверди и выложенный крупными самоцветами. Но под драгоценными каменьями скрывалась губительная магия и хитроумный механизм. В подлокотниках, ножках и спинке были спрятаны адамантовые клещи с прочными кристаллами-зубьями и такие же ножи – острее бритвы, крепче стали, смазанные к тому же зельем разрыв-травы.
Когда Кощей сел на новый трон, тот обратился в дыбу и плаху одновременно. Алмазные кандалы-самохваты в одно мгновение сковали и растянули навью тварь. Потаенные ножи ударили быстрее и сильнее, чем рубит в сече самый ловкий воин. Адамантовые лезвия отсекли руки, ноги и голову. Заговоренная машина-трон разорвала Кощеево тело на шесть частей. Тулово осталось сидеть, прикованное к трону, все остальное было отброшено в стороны еще до того, как пролилась кровь. А когда кровь хлынула, обезглавленный и четвертованный Кощей уже не мог воссоединить себя. Шестеро встали над его плотью в алмазных оковах, и каждый произнес запечатывающее заклинание, из нее же, из навьей плоти, черпая силу. Смешанная магия яви и нави сплавила Кощееву кровь и адамантовые клещи в однородную массу.
– Яйцо-кристалл? – догадался Тимофей. – То, в которое вмурована Кость?
– Да, – кивнул Угрим. – Отсеченные члены навьей твари были навеки заключены в оковы-саркофаги, которые не страшатся воды, не горят в огне и не крошатся под булатом. Таких саркофагов шесть, и сила Кощея живет в них по сию пору, ибо сам Кощей не может умереть, даже будучи разорванным на части.
Ишь ты! Вот оно как получается! Тимофей потер раззудевшийся лоб.
– Значит, это… – он покосился на суму бесермена. Там, в прозрачном яйцевидном коконе, покоилась костлявая рука – черная, высохшая, не больше руки малого дитяти. – Это Кощеева десница? Так, княже?
– Верно, – ответил Угрим. – Это правая рука навьей твари.
– Тогда… – Тимофей нервно усмехнулся, – тогда не столь уж велика была тварь.
Князь-волхв качнул головой:
– Просто идет время, Тимофей. Кудесники, чернокнижники и маги разных народов век за веком черпают силу из Черной Кости. Вот Кощеева Кость и усыхает. А с ней вместе сжимается и колдовская оправа. Причем это происходит со всеми шестью саркофагами: они по-прежнему связаны между собой, хотя и не являются более частями целого. Когда из одной Черной Кости забирают силу, ее отдают и другие Кости.
– Погоди-погоди, княже, – Тимофей тряхнул головой. – Что значит «кудесники, чернокнижники и маги разных народов»? А как же те Шестеро, что одолели Кощея?
Угрим усмехнулся:
– Вот они-то и разнесли останки навьей твари по свету, не сумев договориться между собой. Победители Кощея не справились с собственной алчностью. Каждый из Шестерых, обретя с Черной Костью частицу навьего могущества, возжелал большего. Каждый претендовал на добычу другого, дабы присовокупить ее к своей. И каждый втайне желал получить все части растерзанного Кощеева тела.
– Зачем? – вырвалось у Тимофея.
Угрим вздохнул. Как показалось Тимофею – мечтательно.
– Тот, кто соберет все Кости, получит полную власть над навьими силами. Власть, не уступающую Кощеевой. Власть, которая, помимо прочего, дает человеку главное. Бессмертие.
– Главное? – переспросил Тимофей. – Это – главное?
– Разумеется. Человеческая жизнь слишком коротка, а тот, кто чувствует в себе силу изменить мир по своему усмотрению, всегда хочет иметь для этого достаточно времени.
Князь вздохнул еще раз:
– Правда, никому еще не удалось собрать Черные Кости воедино. Шестеро провели остаток своей жизни воюя друг с другом. Все они прожили лишь тот недолгий срок, какой отпущен человеку, живущему от битвы к битве и ради битв. Они гибли в сражениях за растерзанное тело навьей твари, сами отходя в навь. В войнах сгинули их дети и внуки, в войнах стерлись и рассеялись их колена.
– И что было потом? – Тимофей не отводил глаз от князя-волхва.
– Потом Черные Кости переходили из рук в руки, терялись где-то и откуда-то появлялись вновь. А посвященные в их тайну чародеи снова и снова охотились за Кощеевыми мощами и вечной жизнью.
«Вечная жизнь»? Тимофей задумался. Многому он мог бы поверить безоговорочно, но это… Возможно ли такое? Наверное, в его глазах отразилось невысказанное сомнение. И, наверное, Угрим заметил.
– Тебя что-то смущает? – свел брови князь.
– Вообще-то да, княже, – потупил взор Тимофей. – Способен ли на самом деле смертный обрести бессмертие? Можно ли полностью доверять старым волховским преданиям?
– Об этом говорят не предания, – сухо ответил Угрим. – Об этом говорит сама Кощеева Кость.
– Как это? – изумился Тимофей.
– Достань ее, – повелел Угрим. – И посмотри.
Тимофей поднял с пола бесерменскую суму, вынул округлый яйцевидный кристалл, с недоумением покрутил его в руках…
– Что ты видишь? – спросил Угрим.
Что он видел? Да то же, что и прежде. Толстую прозрачную оболочку, похожую на огромную застывшую слезу. Под ней – черную костлявую ру