Тимофей увидел, как целый пласт черноты вздыбился из-под ног Угрима. Загнулся, словно свежая стружка – чудовищная толстая стружка, снятая с упругого пола Тропы.
Опустился на князя. Захватил, повалил.
Упавший на спину Угрим вскинул ладони. Столкнул с себя часть черного покрывала. Но лишь часть: деготная тьма захлестнула-таки ноги князя и край алого корзно.
«Княже!» – Тимофей бросился на помощь.
Сзади шла битва. Впереди творил волшбу латинянский чародей. А ищерский князь-волхв ворочался на полу, как перевернутый жук. Увязая в бугрящейся тьме, Угрим лежа отбивал атаки Михеля. Отбрасывал потоки огненных искр. Отсекал темные щупальца, тянущиеся с колышущихся сводов.
Ног князя не было видно по колено. Тропа зажевывала полу плаща.
Угрим дергался, будто пленник на дыбе. Однако сам подняться не мог.
Тимофей подхватил князя под плечи.
Рывок…
Князь прикрывал себя и его незримым щитом. А Михель бил, бил, бил…
Еще рывок.
Отлетела золоченая застежка корзно, порвалась добротная ткань цвета крови. Остались в упругой вязкой тьме княжеские сапоги. Но самого Угрима Тимофей все-таки выдернул.
Упершись горбом в зерцало своего воеводы, князь ни на миг не прекращал поединка. Колдовские искры бешеными хороводами кружились между волхвом и магом. Две пары рук, направленные друг на друга, творили боевую волшбу.
Тимофей бросил взгляд назад. Там сеча – в самом разгаре. Дружинники и ополченцы не подпускают рыцарей к чародеям. Но и ищерцы на подмогу сейчас не придут.
А рядом никого. Только стоит за спиной вырвавшийся из мясорубки рыцарский конь без седока. Жеребец ошалело мотал головой, словно не веря в происходящее вокруг. Косил из-под налобника испуганным глазом. Рваная окровавленная попона свисала до самых копыт. В стремени болталась отрубленная нога. Зато седло было целым, и сбруя – на месте.
Решение пришло неожиданно. Отвлечь внимание Михеля на себя. Налететь на мага быстро и стремительно.
Прыжок в седло. Отрубленную ногу – прочь из стремени. Пятками – по мокрым от крови бокам…
Конь ринулся вперед. Тимофей, вопя и не слыша собственного крика, поднял меч. Увы, его намерения предугадали, и его мысли прочли. Слишком быстро.
Михель не отводил рук от Угрима, но, наверное, латинянский маг все же сотворил какую-то волшбу, наверное, было какое-то движения пальцев, которого Тимофей даже не заметил. Конь вдруг встал как вкопанный. Тимофей удержался в седле лишь благодаря высокой передней луке.
Жеребец рвался и не мог сдвинуться с места. Все четыре копыта намертво приросли к Тропе. Ноги Тимофея тоже что-то сильно, до хруста сдавило. Застонав от боли, он глянул вниз.
Крысий потрох! Широкие стремена сплюснулись, охватив обе стопы железными колодками.
Тимофей попытался соскочить с седла. Какое там! Стремена держали ноги, словно клещи. Он попытался выпростать ногу из сапога. Не смог. Сдавленный сапог был тесен, как вторая кожа, малейшее движение причиняло боль. Всадник был столь же беспомощен, как и конь под ним.
А тут еще какая-то тяжесть навалилась на пах, живот и поясницу. Седельные луки! Тимофей в ужасе понял: высокие луки рыцарского седла сжимались, словно пресс. Они стискивали его, грозя раздавить потроха и переломать кости.
Вот так отвлек вражьего чародея! Вот так помог князю!
Бессильная злость, отчаяние и ярость, а отнюдь не трезвый расчет, заставили его сделать это. Превозмогая боль, Тимофей с плеча, со всей дури, швырнул в Михеля обнаженный клинок.
Меч завертелся среди колдовских искр.
Пустое! Сразить врага таким образом почти невозможно. Меч – не сулица и не метательный топор, не для того он кован, чтобы им кидаться в бою. Так врагу не раскроить череп и не проткнуть брюхо. Так противнику трудно нанести сколь-либо серьезную травму. Даже если противник – без доспехов. Это известно любому. Михелю наверняка известно тоже.
И все же об этом забывается, когда прямо на тебя летит, кувыркаясь, тяжелый обоюдоострый латоруб.
Михель забыл.
На краткий миг он все же отвел руки от Угрима. На очень краткий: чародей не сломал, не испепелил и не расплавил клинок Тимофея, он просто смахнул его в сторону. И…
«Молодец!» – одобрительный голос князя прозвучал в голове Тимофея.
И Михель пропустил удар. Одновременный удар двух других клинков. Гораздо более опасных. Угрим взмахнул руками так быстро, что рук волхва не было видно. Незримые магические мечи, являвшиеся продолжением княжеских дланей, на этот раз достали-таки Михеля.
Голова и шея мага вывалились из аккуратного треугольного выреза между ключиц. Кровяной фонтан ударил под своды Темной Тропы. Однако тело с зияющей раной в плечах падать не спешило. И разведенные в стороны руки не дергались в бессмысленной агонии. Руки Михеля творили последнюю волшбу. Голова, лежавшая у ног чародея, смотрела с лютой ненавистью. Бледные губы Михеля слабо шевелились.
«До чего же сильный колдун!» – в который раз поразился Тимофей.
Седельные луки разжались. Стремена отпустили ноги. Конь выдрал, наконец, копыта из вязкого мрака Тропы. Магия издыхающего чародея была теперь направлена на другое.
Михель все не падал. Михель колдовал. И Тимофей завороженно смотрел, как брызжущая вверх кровь зависала над безголовым телом мага неподвижным багровым облаком. Как бурлила и вскипала под черными сводами. Как напитывалась светом колдовских искр…
«Берегись!» – пронеслось в голове. Это была не мысль Тимофея. Это была мысль-крик, мысль-предупреждение Угрима.
«Все-таки мысль быстрее слов и действий», – отстраненно подумал Тимофей.
А князь уже метнулся вперед. Горб Угрима уткнулся в конскую морду. Князь-волхв раскинул руки и быстрым движением ладоней вычертил в воздухе защитный знак. Слабое мерцание, словно искрящаяся в лунном свете снежная поземка, окутало Угрима, Тимофея и коня, на котором сидел Тимофей.
Это произошло за миг до того, как широкие рукава безголового мага колыхнулись в их сторону. Уже падая, Михель швырнул свою кровь по Темной Тропе.
Ярко-красное облако наткнулось на волховскую защиту, дохнуло горячим и влажным. Тимофей едва удержал перепуганного жеребца.
Вихрь жгучих алых капель обогнул магический щит, как волна огибает скалу. Вихрь устремился дальше. Обрушился на сражающихся латинян и ищерцев, не прикрытых колдовством.
Тимофей оглянулся. Ужаснулся…
Кровяной крап не щадил никого. Густая красная сыпь насквозь прожигала щиты, латы и шлемы, пронзала мягкую податливую плоть.
Все закончилось в считанные мгновения. Беззвучная битва на Тропе прекратилась. Некому потому что стало биться.
Люди и лошади лежали вповалку. Над телами вились тонкие дымные струйки. Разноцветные искры колдовского пути, взбудораженные магическими токами, постепенно успокаивались.
Тимофей покачал головой. Он был жив. Угрим – тоже. Уцелел и конь, оказавшийся под волховской защитой. Дальше, за их спинами, царила смерть: там не выжил никто. Император Феодорлих лишился своих лучших рыцарей. Угрим потерял дружину.
«Что это, княже?! – Тимофей не удержался от едва ли уместного сейчас вопроса. – Что это было?!»
«Последнее проклятье, – услышал он безмолвный ответ. – Проклятье на крови мага. Всех и вся проклятие. Михель поделился своей смертью».
Что ж, латинянский маг был очень щедр.
Тимофей опасливо глянул на обезглавленное тело. Вздохнул с облегчением: чародей мертв. Теперь-то уж точно мертв, теперь – наверняка. Мертвее не бывает.
Однако на князе по-прежнему лежала магическая защита. Вокруг Тимофея и его коня тоже вились колдовские блестки. Наверное, не все чары рассеиваются быстро. А может быть, Угрим не спешил снимать защиту из осторожности. Хотя чего осторожничать? Теперь-то?
Угрим легкой волшбой вырвал увязшие в Тропе сапоги и корзно. Быстро обулся, накинул на плечи смятый плащ. Приложил к ткани оторванную застежку. Беззвучно шевельнул губами, повел рукой. Плащ стал как новенький.
Тимофей направил коня к мечу. Брошенный клинок поблескивал под черной стеной Тропы, возле кристалла, прежде принадлежавшего татарскому шаману.
Угрим двинулся к другой Кости – к той, при помощи которой вершили свое колдовство Михель и Арина. Князю нужно было собрать все трофеи.
Именно в этот момент и шевельнулся мертвый шаман.
Тимофей натянул поводья.
«Княже!»
Нет, это был не шаман. Это Арина спихнула с себя безжизненный труп. Вскочила на ноги…
Татарский шаман был мертв. И Михель был мертв. Арина была жива. Выходит, гречанка попросту притворялась все это время? Выходит, просто таилась под убитым колдуном, выжидая подходящего момента? Подходящего для чего?
Угрим обернулся на зов, вскидывая руки. Но ворожея, с ног до головы измазанная в крови степняка, уже бросилась к Черной Кости. К той, которая ближе, из которой раньше черпал силу ханский шаман.
Арина успела дотянуться до граненого бока кристалла и быстро, крест-накрест, рассекла ладонью воздух. Стены Тропы раздвинулись, открывая новую дорогу. Еще одна Темная Тропа уводила в неизвестность с заваленного трупами колдовского пути.
Однако прихватить магический самоцвет с собой гречанка не смогла: взмах Угримовых рук отшвырнул ее от Кости. Арина ударилась об упругую стену Тропы. Увернулась от второго – добивающего – удара и, даже не пытаясь вступить в схватку, юркнула на новый, только что открывшийся путь.
Исчезла. Сгинула.
«За ней!» – князь с Черной Костью в руке побежал к Тропе Арины. А впрочем, нет, князь спешил за второй Костью – это сейчас было для него важнее. Гречанка же…
«Догони ведьму, Тимофей! Убей ее!»
Что ж… Тимофей саданул пятками по конским бокам. Сорвался с места. Пригнулся в седле, на скаку подхватывая меч с черной бугристой поверхности. Слабое мерцание волховского щита еще не рассеялось. Значит, магическая защита не утратила силы. Возможно, она убережет его от боевой волшбы чародейки.