– Княже, как же так? Мы-то чем тебя разгневали?
–Мы же всем обчеством слухали. Княже, смилуйся!
– Это что же деется браты? Господине к нам, как к деткам своим малым, а мы смуту затеяли?! Эх-ма.
Глоток по-голливудски ярких, эмоциональных и зажигательных историй настолько им пришелся по вкусу, что в какой-то момент и полусотника и купца решили выкинуть за борт.
– … Хотят обиды друг другу чинить, так пусть водичкой охлоняться! В воду их, братцы, в воду!
– Да, тумаков им дать, чтобы не повадно боле было. Разойдись, щас врежу!
– Верно, верно! Аркашка, вона искупался в студеной водице, сразу шелковым стал!
Алчущие вновь приобщиться к искусству, люди уже было схватили обоих виновников, как я вскинул руку вверх, призывая к вниманию. Уже было ясно, что и первый и второй спорщики прониклись угрозой наказания и были готовы пойти на мировую. По крайней мере, я был уверен в этом, что почти сразу же подтвердилось.
– Надумали мириться? – толпа усадила обоих обратно на бочки. – Хорошо. Поклянитесь тогда, что не будете больше обиды друг другу чинить. Что рожи-то кривим? Вот вам крест. Или не православные?
Оба тут же негодующе забурчали и полезли за своими крестами. К целованию креста при заключении договора здесь относились очень серьезно.
– Клянусь, – буркнул один, облобызав крест.
– Клянусь, – следом произнес второй.
«Ну вот и знатно». Улыбаясь я оглядел людей, стоявших вокруг меня, и буквально кожей почувствовал расползающееся в воздухе ожидание и нетерпение. «Ждут, черти! Очень ждут! Надо вдарить им чем-то таким, сильным…». Если честно, я думал недолго, какое литературное произведение выбрать в качестве истории для местных. «Граф Монте Кристо! Только про старину Дантеса! Это должна быть бомба! Взрыв мозга! Ха, когда я прочел графа первый раз, у меня и случился этот самый взрыв…».
– А поведаю я вам, брате, одну удивительную историю, что случилась почти сотню лет назад где-то на юге русских земель, в одном небольшом княжестве, соседями которого были своенравные ляхи, – начал я тихим голосом. – Нес службу при дворе князя один сын боярский по прозванию Василий. С русой головушкой, с карими ясными очами да конопушками на лице. Был он добрый малый, ни работы, ни отдыха не чуравший. И вина мог отведать, и песню поддержать. Была у него любушка одна...
Широкими мазками я рисовал им жизнь точно такого же человека, как и они. В нем не было ничего сверхъестественного. У него не было крыльев или рогов или хвоста. И пусть здесь моряк Эдмон Дантес стал сыном боярским Василием, а прекрасная Мерседес превратилась в русоволосую Аленку, суть истории осталась неизменной. Это история о всепобеждающей любви к жизни, о бескорыстной дружбе, о страшном предательстве…
Рассказывая о предательстве лучшего друга, подкинувшего Василию подметные письма, я, как и остальные, в ярости сжимал кулаки. Вместе с остальными я с трудом сдерживал слезы, когда убитая горем Аленка без сил свалилась на пороге своего дома. И также, как и они, плакал, описывая всеми брошенного и умирающего от голода отца Василия. «Боже, да они, как дети! Не понимают, что большая часть моих рассказов это выдуманные истории, в которых нет ничего правдивого и реального»
– … Так прошло шесть долгих лет, в течение которых Василия, как запертый в клетке пардус, бился о каменные стены темницы. От его былой стати уже давно ничего не осталось, – пропускаемые через себя эмоции уже давали о себе знать; я стал делать больше пауз, чуть задыхаться. – Он высох аки древний старец, руки и ноги его покрылись струпьями. От одежды остались лишь одни лохмотья. Но страшнее всего, что он окончательно отчаялся. Ему казалось, что у него вообще больше ничего не осталось. Ни любимой, ни свободы, ни даже надежды...
Наконец, я почувствовал, что устал окончательно и бесповоротно. У меня просто не было больше моральных и физических сил рассказывать дальше. И, тяжело вздохнув, я замолчал и опустился на стоявший у мачты бочонок.
В этот момент, когда я охрипший и уставшей от напряжения, облокотился на мачту, до меня вдруг донесся до боли знакомый голос:
– А что, молодший брате, дале-то было? – это был тихо появившийся на нашем судне Иван Васильевич и судя по лицу, его терзало просто жгучее любопытство. – Уж больно узнать мне хочется, удалось ли сыну боярскому, Василию, вырваться али нет? Нежто сгинул там, сердечный?! А отомстил ли он врагам своим?
Пока я отходил от такой неожиданности, Ваня продолжал, правда, уже явно обиженным голосом.
– Я тут к тебе в гости заглянул... Хм, а почто ты и нам такие истории не рассказывал? Бают, что ты уж седмицу тут народ потешаешь, – народ быстро расступился перед идущим царем и двоими его рындами. – Нежто я обидел тебя когда? Нежто обделил милостями своими, что не вспомнил ты об своем брате?
Я тут же вскочил со своего места и подошел к царю. Расположение и неприязнь Ивана Васильевича было такой ветреной особой, что относиться к ней следовало с особым почтением.
– Не со зла, Великий Государь. Прости дурака, не со зла это я, – и ведь ни капли лжи не было в моих словах; я ведь, действительно, эти дни просто развлекался, просто пытался себя занимать во время вынужденного безделья. – Лишь хотел сначала честь по чести научиться рассказывать, а потом и к тебе с наилучшими историями прийти. Ведь негоже Великому государю с плохими дарами идти.
Едва выслушав, Ваня просиял и порывисто меня обнял. Видимо, понравились мои слова.
– Не забыл, значит, не забыл, – хлопал он меня по груди. – А ты все–таки расскажи, как дальше судьба Василия приключилась..
«Вот заладил, как попка, расскажи и расскажи. Тут в горле все высохло, как в Сахаре. Спину в добавок ломит...». Однако, делать было нечего, приходилось переступать через себя. Здесь и сейчас царю не принято было отказывать. «Придется, походу, добивать местного графа Монте Кристо... Хм! А это что за тип такой? Что-то я раньше его и не видел или просто не замечал. Худенький, узкоплечий, с курчавой бородкой. Сразу видно, книжная душонка! Одет хорошо, по богатому. В добавок около царя держится». Не знаю, почему, но взгляд этого субтильного человека мне сразу не понравился. Было в нем что-то такое или оценивающее, или прицеливающее. Примерно так, смотрит человек на необычную букашку, раздумывая наступить ли на нее ногой или нет. «Надо бы потом спросить, что это за кадр. Да, не забыть бы...».
– Раз ты просишь, государь, то поведу рассказ дальше, – я развел руками и вновь сел на ту самую бочку у мачты, что приготовили для меня. – И когда потерял Василий всякую надежду и решил жизни себя лишить, услышал он звук один. Будто сорок сорок мышек серых копошились у него под лежанкой. Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш! Вскочил он с нее и увидел, как землица поднимается, а из поднее, весь в черной землице и сам ликом черен...
От нарастающего напряжение даже кто-то приглушенно вскрикнул, но его тут же угомонили его соседи, которым не терпелось услышать продолжение.
– Старик с седыми космами вылез и начал лить горючие слезы. Мол, брат он родной самого правителя, в темницу им посаженный уже двадцать с лишком годков назад. Ход целых пять годков на волю копал, а попал снова в темницу...
К сожалению, окончание истории у меня растянулось чуть не час, после которого я уже и не вспомнил об этом странном человеке.
Глава 9
Отступление 15
Поучение Великого Государя Иоанна Васильевича сыновцам как окормляти царство / под ред. Е. В. Демина. М: ОлмаМедиаГруппПросвещение, 2004. Серия «Подарочные издания» [отрывок].
«Я смиренный, отцом своим Василием, благословенным, славным, нареченный в крещении Иоаном, и матерью своею из рода Глинских, помыслил написати сею грамотку. Не посмейтесь те, кому из детей моих она не будет люба, а примете ее в сердце своем.
... Что надлежало делать слуге моему, то сам делал. Нигде не давая себе покоя. На посадников, целовальников и биричей не полагался, ибо глаз да глаз за всеми нужен. Весь распорядок сам ставил. И у ловцов охотницких, и у воев, и у конюшенных.
… Не тешите свою гордыню и алчность шутихами скоморошьими. Не играйте в богомерзкие игрища с парсунами с ликами людскими и зверными изображенными, ибо от диавола они. Выбирайте же богоугодные игрища, что воинскую доблесть и разумение растят... Играйте в лодейную сшибку, кою многие добрые мореходы хвалят. Читайте с разуменьем добрые книжицы про русских воинов, мореходов, розмыслов умелых, что с особой заботой государству российскому служити».
Отступление 16
Круг игры: Праздник и игра в жизни русского человека (начало XVI – конец XVII вв.). Москва: Издательство «Индрик», 2004 (Российская Императорская академия наук имени Н. Н. Миклухо-Маклая) [отрывок].
«... Если обратиться к источникам, то самое первое упоминание этой оригинальной и несомненно развивающей смекалку и усидчивость русской игры мы находим в одном из самых значимых литературных памятников XVI века – «Поучении Великого Государя Иоанна Васильевича сыновцам как окормляти царство». Позволю привести себя всего лишь одну цитату из указанного документа, что сразу расставит все точки на «и» в нашем споре. «Играйте в лодейную сшибку, кою многие добрые мореходы хвалят». Нет никаких сомнений, что речь здесь идет о неком аналоге морского боя – лодейной сшибке. Если же мы обратимся к другому источнику XVI века, чудом сохранившемуся списку с Ипатьевской летописи, то увидим, что и правила Лодейной сшибки чрезвычайно напоминали правила современного Морского боя. «А было то поле расчерчено, аки кирпичная площадь на части. Вверхе писаны были буковицы – Аз, Буки, Веди, Глаголь, Добро, Ети, Живете, Земля, Иже, Како. Сбоком же идучи знаки – Мечъ, Сабл, Щитъ, Орало...».
… Нельзя не упомянуть и целую серию игр, которые родились во время правления царя Ивана Васильевича и в основе которых отчетливо просматривается воинское начало. Это ножной колобъ, защитник хоругви, лапта, и многие другие игры, в которых принимали участие несколько десятков человек. Несомненно, все эти игры родились из упражнений, являющихся частью физической тренировки русских воинов. Здесь уместно будет провести аналогию с филипинским боевым искусством арнис – искусством молниеностных бросков, захватов и контратак, который долгое столетиями маскировался под национальный танец бедняков. Предположительно, тренировки русских воинов развиваясь и эволюционируя постепенно превратились в элементы увлекательных спортивных игр. Например, рассмотрим игру «ножной колобъ», которая является наиболее характерным примером превращения тренировочных упражнений в игру. В игре принимает участие две команды, каждая из которых пытается, без использования рук, затолкать в специальное место кожаный, надутый воздухом, колобъ. Игра за счет скорости соперников является крайне динамичной и скоростной, требующей особой выносливости. Последние качества особенно важно при тренировке воина, который во время похода испытывает колоссальные физически нагрузки. Не нужно забывать и про то, что ножной колобъ воспитывает чувство коллективизма, товарищества. Члены команды сплачиваются настолько, что нередко понимают друг друга буквально без слов».