го знакомства и, надеюсь, нашей прочной дружбы.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
Батый задержал Александра Невского ровно на три дня. Уже в первый день начались послеполуденные пиры, на которых перед князем непременнейшим образом ставили серебряный кувшин с вином, но Невский столь же непременнейшим образом поднимал первую чашу с кумысом, желая здоровья и благополучия хозяевам, и лишь после этого переходил к вину. Поступал он так не из лести, а из желания убедить Батыя в своем искреннем уважении к обычаям грозных владык степей, которым вынужден был, равно как и его отец, платить обременительную десятину с дыма и стад, с лесов и рек. Но твердо решил ни о чем не просить, отлично понимая, что просящий всегда сгибает спину. Он ждал деловых переговоров, на которых вполне могла бы появиться возможность намекнуть на трудности разоренных земель, вынужденных вести тяжелую войну с могучим Ливонским орденом. Но вместо переговоров шли беседы о битвах и воинском мастерстве, о русских и татарских обычаях, об оружии и лошадях, о степях и лесах.
На вторую ночь ударил ощутимый мороз: гроза, которую пережидали в походном шатре Александр со Сбыславом, оказалась прощальной. На степь надвигалась зима, первый ночной морозец положил травы, и Сартак с разрешения Бату-хана пригласил Невского на охоту.
– Не целься в молодых птиц, – предупредил Сбыслав.
Он и темник Неврюй – как выяснилось, друг детства Сартака – были приглашены тоже, но ехали чуть позади князя и царевича, соблюдая дворцовый этикет. За ними на почтительном расстоянии следовали ловчие, слуги и небольшая отборная охрана.
В отличие от молчаливого отца Сартак был весьма разговорчив, а главное, на редкость искренен. Ему чрезвычайно нравился Невский – ровесник, добившийся похвалы самого Субедей-багатура! – а потому он болтал, расписывая красоты прижатой морозом степи. Александр понимал лишь отдельные слова, которые его заставил вызубрить Сбыслав. Это ставило князя в зависимое положение, чего он совершенно не выносил, а потому и спросил вдруг разболтавшегося царевича:
– Ты говоришь по-кыпчакски?
Он имел в виду половецкий язык, но сознательно назвал половцев их родовым, а не русским именем (русские называли этих пришлых степняков половцами за цвет их волос, напоминающий полову), чтобы не поминать монгольских врагов всуе.
– Говорю! – с радостным удивлением сказал Сартак. – Его понимают все татары, а мне приходится отдавать им повеления.
– Вот и давай беседовать на их языке.
– Откуда ты его знаешь, князь Александр?
– Моей бабкой была половчанка. В наших землях шла тогда большая смута, каждый князь воевал только за себя и за свой удел. Потому-то и брали в жены половчанок, чтобы заручиться поддержкой сильных половецких ханов.
– И вера во Всемогущего Бога не препятствовала этому? – спросил, помолчав, Сартак.
Невский сразу уловил тон, каким царевич произнес эти слова: в нем прозвучало христианское почтение. И не удержался от удивленного взгляда. Сартак поймал его, положил руку на колено Александра, сказал приглушенно:
– Я – сторонник несторианского учения. Мы считаем православных еретиками, но тебя, Александр, это не касается. Ты – пример для меня не только потому, что так сказал мой отец.
– Постараюсь оправдать, царевич…
– Никаких царевичей и никаких князей! – решительно перебил Сартак. – Я – Сартак, ты – Александр. Мы – ровесники и друзья.
И поскакал вперед, застеснявшись внезапного взрыва искренности. Невский догнал его, некоторое время ехали молча.
– В Ясе твоего великого прадеда сказано об уважении ко всем богам. А наши церкви и монастыри обложены десятиной.
– Я – чингисид и чту Ясу превыше Библии. Эта досадная ошибка будет исправлена. Церкви, монастыри и все священнослужители будут освобождены от всех налогов.
Сартак говорил, строго глядя перед собой и ни разу не назвав князя просто Александром. Невский понял, что он все еще ощущает досаду от своего искреннего порыва. А может быть, не досаду, а сожаление? Как бы там ни было, а пока следовало помолчать, предоставив царевича собственным размышлениям.
Но молча ехать, по счастью, пришлось недолго. То ли Сартак чересчур углубился в собственные думы, то ли князь оказался более внимательным, но именно он первым заметил тяжелый взлет двух взрослых, откормленных дроф. И требовательно протянул руку:
– Лук! Лук и стрелу!
Несколько обескураженный царевич безропотно исполнил просьбу. Александр наложил стрелу, вскинул лук, прицелился и натянул лук по-монгольски…
– Отец! – восторженно закричал Сартак, вбегая в шатер. – Александр Невский умеет стрелять по-нашему! Он одной стрелой поразил дрофу!..
В шатре в ожидании молодежи сидели Бату и Субедей-багатур. Радостно взволнованный царевич умчался снимать охотничье снаряжение и готовиться к пиру.
– Ты был прав, учитель, посоветовав поближе познакомиться с Невским, – сказал Бату, теплой улыбкой проводив сына. – Каждый день мы открываем в нем новые и весьма приятные черты.
– Постарайся прожить подольше, хан, – с неожиданной угрюмостью проворчал Субедей-багатур.
– Ты опять заговорил загадками.
– Я всегда говорил тебе правду. И сейчас скажу, хотя эта правда тебе очень не понравится.
– Так говори.
– Невский очень умен, – основательно подумав, сказал Субедей-багатур. – Если бы он был монголом, к его имени непременно добавили бы прозвище сэчэн. Александр-сэчэн.
Советник замолчал. Молчал и Бату: «сэчэн» по-монгольски означало «мудрый», и здесь было, над чем призадуматься.
– Ты еще не закончил разговор, учитель.
– Горячую кость обгладывают неторопливо, хан. Сартак отважен, искренен, порывист, но – простоват. Александр-сэчэн уже объездил его, осталось лишь перехватить поводья. Так что живи подольше, хан Бату.
Бату долго молчал, хмуро сдвинув брови. Сказал, спрятав вздох:
– Я не властен над собственной смертью, учитель. Я властен над жизнью и смертью любого из моих подданных. Если в этом твоя загадка…
– Не в этом! – с неожиданной резкостью перебил старый полководец. – Ты спешишь по проторенной дороге, это легко, но бессмысленно. Тебе нужно искать друзей рядом с собой, пока враги далеко. Да, в твоей власти убить Невского, но я ничего глупее не слышал за всю свою долгую жизнь. За Невского поднимется вся Русь, и ты окажешься меж двух жерновов, которые сотрут тебя в пыль. Ответь мне, кто не смеет выдернуть поводьев из чужих рук?
– Сын у отца, – неуверенно сказал Бату.
– Сын у отца, – подтвердил Субедей-багатур. – Вот загадка, которую придется решать.
– Как?! – выкрикнул Бату, подавшись вперед. – Как, старик, можно решить загадку, которую решить невозможно?
– Невский мудр, но не способен на хитрость, потому что выше любой хитрости. Рассудителен, потому что понимает, куда именно клонит собеседник уже в начале беседы. Благодарен, потому что слишком горд для того, чтобы просить. Исполнен искреннего почтения к старшим, потому что очень силен сам.
Бату настороженно молчал.
– Наконец, он очень любит своего отца.
– Все сыновья любят своих отцов, – проворчал хан. – Это естественно, но какой вывод должен сделать я?
– Оскорбление отца больше личного оскорбления. Благоразумно было бы не унижать князя Ярослава повелением прибыть с изъявлением рабской покорности.
– Мои рабы не должны знать исключений! – резко сказал Бату.
– Сделай вид, что ты про него забыл, – осторожно подсказал Субедей-багатур. – Он удивится, встревожится и приедет на поклон сам.
Бату, размышляя, медленно кивал головой.
2
Вечером был прощальный пир, а на утренней заре Невский выехал домой. Его провожали Сартак с Неврюем и сотней гвардейской стражи Бату-хана. И опять князь с царевичем ехали впереди, опять Сартак болтал ни о чем, а Александр лишь поддерживал беседу, недоумевая, до какого же предела их решили провожать с таким почетом.
Рубежом оказались две новые юрты из серого армейского войлока, расположенные прямо подле дороги. Перед той, что была побогаче и повместительнее, стоял бунчук с соловым конским хвостом. Четыре дня назад, когда Александр проезжал по этим местам, никаких юрт здесь не было, и это его удивило.
– Отец повелел продолжить ямской путь до стольного города великого князя Ярослава, – улыбнулся Сартак. – На каждом перегоне гонцы смогут менять коней, а посольства и торговые караваны укрываться от непогоды. Это еще более сблизит нас, Александр.
– По твоей просьбе, Сартак? Прими мою благодарность.
– Гонец, исполняющий мою просьбу, обгоняет тебя на три перегона, и ты узнаешь о ней по приезде. Мысль о ямской дороге подсказал отцу Субедей-багатур. Такому полководцу, как князь Невский, не следует терять время попусту, сказал он.
– Я воспользуюсь этой дорогой, как только вышвырну ливонских рыцарей из наших земель.
– Буду ждать тебя с победой. – Сартак опять улыбнулся, но на этот раз с некоторым смущением. – Федор научил меня двум русским словам. До свидания, Александр.
Прощальные слова Сартак произнес по-русски с немыслимым акцентом. И Невский повторил их:
– До свидания, Сартак.
На этом они тогда и расстались. Сбыслав получил от Неврюя богато отделанную саблю, а Сартак лично надел князю на безымянный палец дорогой перстень с изумрудом. Это Александра несколько расстроило, потому что оружие он любил несравненно больше драгоценностей, но Сбыслав все объяснил:
– Ты же вручил ему боевой меч, князь.
– Ну и что? Вполне естественно отдарить меня тем же.
– Естественно для нас, но не для монголов. Обмен оружием – начало обряда побратимства.
Обратный путь проделали куда быстрее, потому что не связывал обоз. Пустые телеги плелись, как могли, а князь со Сбыславом, Савкой и небольшой охраной гнали, сколько выдерживали кони, потому что ямской путь еще не достиг Владимира. Здесь уже стояла зима, на поля лег снег, и, въехав в родные места, все придержали коней и торжественно перекрестились.