встретитесь. – У Сбыслава вдруг зачастило сердце. – Там все послы будут, никто и внимания не обратит, князь Ярослав.
– Да, да, у ханши Туракины, – Ярослав обрадовался столь простому решению щекотливого вопроса. – Так и скажи толмачу. Там и договоримся, где посылку передать. А сюда нельзя ему, никак нельзя.
Он уже хотел было выгнать Негоя, как выгоняют дурного вестника. Но помедлил, досада прошла, да и давний знакомец рассказывал вещи любопытные.
– Золотых дел мастер из Ростова Кузьма говорил мне, что новый шатер хану Гуюку ставят. Богатый шатер, столбы золотом окованы. Кузьма в нем трон из слоновой кости соорудил.
И трон, и шатер Гуюку понравились. Он милостиво улыбнулся золотых дел мастеру из Ростова, велел Бури щедро отблагодарить его, но домой пока не отпускать.
– Со мной на Русь вернется. Хватит ему на Бату работать.
Этот разговор случился как раз в тот день, когда Негой приходил к князю Ярославу. А когда последние приготовления в коронационном шатре был завершены, Гуюк назначил час великого курултая.
– Допусти к войлоку почета князя Ярослава, мой добрый Орду.
– Он – не монгол.
– Правильно. Но потому-то и допусти. Его одного из немонголов. Единственного. От такой чести он до самой смерти пить из моей ладони будет.
Орду был очень недоволен нарушением древних обычаев. Но спорить с будущим великим ханом не решился, только сопел, вздыхал и гонял приближенных, поскольку отвечал за всю церемонию.
– Скажи князю Ярославу, что Гуюк удостоил его великой чести, – велел он Кирдяшу.
Есаул доложил, и это известие вызвало смятение как у князя, так и у его ближнего боярина. Ярослав едва не лишился речи, а Сбыслава бросило в жар: он понял смысл дерзкого хода Гуюка. Хан вынуждал единственного официального представителя Руси принимать участие в церемониале провозглашения Гуюка великим ханом всей Монгольской империи. Это возмутило бы их русских князей и русскую Церковь, неминуемо раскололо бы все русское общество, внесло смуту и расчистило бы Гуюку путь к окончательному покорению русского народа. «Невскому конец, – с ужасом думал Сбыслав. – Зачем тогда Ледовое побоище? Зачем столько жертв? За что погиб отец?..» Ему стало так плохо, что он бы, вероятно, упал или натворил Бог знает что, если бы не вовремя пришедшая мысль: «Бату и Чогдар предполагали именно это. И поручили мне спасти Русь. А с нею и Золотую Орду. Из двух зол выбирают наименьшее…»
3
Накануне Великого курултая – церемонии провозглашения Гуюка великим ханом Монгольской империи – Сбыслав не сомкнул глаз. Сказать, что он строил планы, о чем-то думал, значило бы не сказать ничего. Он ни о чем не думал. Он не мог думать: перед ним разверзлась бездна, и ничего, кроме черноты, он в ней не видел. Просто метался без сна.
Утром 24 августа тысячи людей в парадных одеждах двинулись к коронационному шатру Гуюка, стоявшему на берегу ручья в горделивом одиночестве. С рассветом началось славословие, перемежаемое хвалебными песнями. Это продолжалось мучительно долго, до полудня, когда все вдруг смолкло, и старый седой шаман повернулся лицом к югу, подняв руки. И тотчас же все монголы, а вслед за ними и остальные присутствующие на церемонии тоже повернулись лицами на юг и тоже воздели руки. Началась длинная заунывная молитва с резкими выкриками шамана и хором голосов, пока верховный шаман вдруг не развернулся лицом к северу, дико выкрикнув:
– Вот он, светлый!
Все повернулись. За их спинами на белом, без единого пятнышка жеребце сидел Гуюк в торжественном ханском наряде.
– Объявляю вам сына своего! – выкрикнула ханша Туракина, поднятая офицерами на золототканом ковре.
Орду, как старший, подошел к Гуюку, подержал стремя и протянул руку, на которую и оперся будущий великий хан, спешиваясь. В полном молчании повел его в шатер, занавеси которого были высоко подняты, где и усадил его на отделанный золотом трон из слоновой кости работы русского мастера Кузьмы Ростовчанина. Следом за ним двинулись остальные приглашенные, но в сам шатер вошли только чингисиды, видные полководцы и – самым последним – князь Ярослав. А войдя, преклонили колени.
– Мы хотим и требуем, чтобы ты повелевал нами! – громко провозгласил Орду и все присутствующие в шатре повторили его слова.
– Желая иметь меня великим ханом, готовы ли вы исполнять мою волю? – спросил Гуюк. – Являться, когда позову вас, идти, куда велю, и предать смерти всякого, кого наименую?
– Готовы! – хором ответили ханы, полководцы и толпа за шатром.
– Слово мое да будет отныне разящей саблей монголов! – выкрикнул Гуюк.
Орду и Бури подошли к трону, помогли Гуюку спуститься вниз и усадили на расстеленный по полу белоснежный войлок Почета. Вельможи, находившиеся в шатре, тотчас же подняли войлок, а с ним вместе и нового великого хана. И князь Ярослав тоже держался за уголок этого белого войлока.
– Над тобою Небо и Всевышний, под тобою земля и войлок! – торжественным хором возвестили ханы и полководцы. – Если будешь любить наше благо, уважая ханов и вельмож по их достоинству, то царство Гуюка прославится в мире, земля покорится тебе, и Бог исполнит все желания твоего сердца. Но если обманешь надежду подданных, то будешь презрен и столь беден, что самый войлок, на котором сидишь, обратится в дыру.
Вельможи бережно опустили войлок Почета. Гуюк встал, и все, кто находился в шатре и за его пределами, опустились на колени.
– Прими дары наши, великий хан! – возопило и поле, и шатер, и ритуал был завершен.
Начался пир, всем присутствующим развозили кумыс и варенное без соли мясо. В том числе и вельможам: пир был ритуальным. Князь Ярослав сумел избегнуть чаши с кумысом, но мясо пришлось есть, и он давился от отвращения: несоленая жирная баранина застревала в горле.
– Великий почет Руси оказали, – с торжеством объявил он пробившемуся к нему Сбыславу.
– А как угощение? – холодно спросил Сбыслав.
– Потерпим, потерпим! Во имя Руси…
– Во имя… – вздохнул Сбыслав.
Вечером того же дня великий хан Гуюк принял послов. Он сидел на троне слоновой кости под зонтиком, украшенным драгоценными камнями. Плано Карпини оказался первым европейцем, увидевшим зонтик; этот предмет настолько его поразил, что он трижды упомянул о нем в своих воспоминаниях. Равно как и о пяти сотнях телег, нагруженных золотом, серебром и китайским шелком: Гуюк был едва ли не самым богатым властелином своего времени, что потрясло князя Ярослава.
– Он мир завоюет!
Сбыслав тоже подумал об этом, но от замечаний воздержался. Он был раздавлен пышным днем коронации, потому что ясно осознавал, что судьба не оставила ему иного выхода, кроме того, о котором он до сей поры вспоминал только как о запасном, а потому и почти невероятном.
– Господин позволит ничтожному монаху задать вопрос?
Сбыслав оглянулся. Перед ним в рясе францисканского ордена стоял папский посол Плано Карпини.
– Имя вашего превосходительства Федор Ярунович?
Карпини говорил по-русски. Кое-как, но объясняться можно было без переводчика, и Сбыслав молча поклонился.
– Его высокопревосходительство господин главный советник Бату-хана просил передать вам, господин, свой нижайший поклон.
– Произнесенное вами имя не следует часто поминать в этой земле, господин посол.
– Извините мою ошибку. По просьбе упомянутого лица я привез подарок его сиятельству князю Ярославу.
– Примите мою благодарность, я представлю вас князю. Но не сейчас и не здесь. На приеме у ханши Туракины, если вы не против.
Карпини рассыпался в благодарностях, а Сбыслава опять бросило в жар. Он сделал первый шаг, еще не продумав всего пути, но уже понимая, что это – путь. И как только Карпини отошел, тут же принялся искать Орду: первый шаг – самый трудный – требовал второго. Не менее трудного.
Найти хана Орду было несложно: сложно было увести его для разговора наедине. Самодовольный Орду раздулся от важности, оказавшись главной персоной в окружении великого хана. Тем более что перед тем, как появиться Сбыславу, Гуюк сказал ему с глазу на глаз:
– Знаешь, о чем мечтает сейчас твой великий хан, Орду? О бесценном даре, который ты мне доставил. Я уже повелел разбить для нее шатер.
Это был намек на щедрую награду. А Орду, несмотря на воинский аскетизм и прирожденную доброту, очень был неравнодушен к дорогому оружию. И решил во что бы то ни стало выпросить его у счастливого великого хана.
– Я занят, – с неудовольствием сказал он. – Зачем ты меня тревожишь?
– Ключ иссяк, бел-камень треснул, – сквозь зубы процедил Сбыслав.
– Да, да, – Орду сразу присмирел. – Что я должен делать?
– Исполнять то, что я прикажу. Первое: рассказать Туракине, что князь Ярослав поддерживает связь с католиками через прелата Доменика.
– Великий хан Гуюк не поверил…
– А Туракина должна поверить! Пусть она спросит о Доменике самого Ярослава, когда будет вручать ему ярлык. И пусть обратит внимание, как его будет поздравлять Плано Карпини.
– Я обращу ее внимание.
– Что она сделает, увидев все своими глазами?
– Туракина – сибирячка и сделает то, что скажет ей шаман.
– А что он скажет?
– Не знаю.
– Он должен сказать… – Сбыслав гулко проглотил ком в горле. – Два слова: тихая смерть. Тихая смерть, запомнил? Тихая – значит, без боли. Без боли. Так повелел Бату.
– Без боли, – послушно повторил Орду, привычно не вдумываясь в смысл произносимых слов. – Так повелел Бату.
4
Князь Андрей был в восторге от охоты. Он так много говорил о ней, что Чогдар с усмешкой заметил:
– Он променяет на охотничьи забавы любое княжество.
– Жена не позволит, – буркнул Невский. – Может быть, дать ему волю, Чогдар?
То ли Чогдар услышал в этих словах намек, то ли хотел услышать, а только через несколько дней тот же Неврюй предложил Андрею большую охоту в Кубанских степях. На сайгаков и ланей, волков и пардусов, не считая других объектов. Туда собирался целый караван: охотники, загонщики, ловчие, охрана, челядь, рабы для черной работы и рабыни для утех. И князь Александр с облегчением дал на это свое согласие: они с Чогдаром понимали друг друга без слов.