Еще не хватало, чтобы вексель на сумму покупки от имени градоначальника подписал какой-то попка из секретарей или делопроизводителей, надо мной же весь Степной край смеяться будет…
— Прекрасный джин…- градоначальник с сожалением отставил стакан: — У нас, к сожалению, в лавках такое не появляется…
— Да, в нашем торговом центре такого тоже нет, трофейный, достался небольшой запас…
Нас прервали — в салон заглянул унтер, который после моего кивка запустил в помещение какого-то городского чиновника, держащего в руках большой конверт.
— Ага. — городской голова ловко достал из конверта бланк векселя, пробежался по заполненным кем-то строкам, удовлетворенно кивнул и старательно вывел подпись, которую и скрепил личной печатью. Вделанной в кольцо на среднем пальце.
— Прошу вас, ваша светлость. — ценная бумага, по которой градоначальник обязался выплатить через месяц оговоренную в векселе сумму в дукатах Семиречья.
Я не зря вел всю торговлю в своих, стальных монетах. Во-первых, мои деньги, волей-неволей, становились средством платежа, имевшим установленный мной курс обмена, да и обмен иностранной валюты на мои дукаты вёлся, в основном, через мои меняльные конторы, с удержанием небольшого процента за «валютную операцию».
— Разрешите пригласить вас и вашу прекрасную супругу на благотворительный вечер, который будет проведен через два дня в моём доме. — улыбнулся градоначальник.
— Весьма польщён, Светозар Богуславович, но вынужден отказаться. У меня на послезавтра поход, примерно на десять дней, намечен, никак не могу отложить.
— Боги с вами, Олег Александрович! Что за нужда в такое время куда-то тащиться? Никто в своем уме до месяца березеня в походы не ходит, по домам сидят.
— Вот именно, Светозар Богуславович, вот именно, все дома сидят, а мне надо кое к кому в гости заглянуть, пока хозяева дома сидят.
— Но все равно, будете в наших краях, не примените заглянуть…
— Через месяц обязательно…- я помахал в воздухе векселем и убрал его в конверт, на что хозяин города ожёг меня неприязненным взглядом и сухо кивнув, вышел из салона, а я дал команду, появившемуся на пороге салона, дежурному унтер –офицеру заканчивать разгрузку и возвращаться домой, в Покровск. Из разговора с мэром Орлова осталось впечатление, что данный имперский чиновник платить мне за поставленное топливо не планирует.
Где-то в степи.
Пешее передвижение по смерзшемуся насту бескрайней степи давалось через боль. Каждый вечер мы с женой забирались в палатку, скрепленную из двух плащей-пончо, закрепленных на лыжных палках, зажигали обогревающую магическую таблетку, торопливо ели саморазогревающиеся консервы из одной банки, поделив содержимое по-братски, на двоих и, после целомудренного поцелуя, залезали в спальные мешки и проваливались в тяжелый, черный, как омут, сон. И хотя я попытался максимально облегчить условия похода для моих солдат. Заранее выдвинув в степь, почти на шестьдесят вёрст вперед, передовую базу с запасами самого необходимого и небольшой охраны, поход на лыжах, под постоянными порывами пронизывающего ветра и ослепляющей белизной снега.
Целью моего похода были три стоянки кочевников, что в холодное время зимовали на речушке с зубодробительным местным названием, которую мои военные на картах переименовали в «Быструю». Вот на этом водоёме, не замерзающем зимой из-за бьющих из глубины земли, ключей.
Визит в стойбища проходил по, одному и тому же, сценарию — на рассвете рота лыжников окружала стоянку, обычно звучало несколько выстрелов в воздух, пару раз пришлось пострелять по свирепым пастушьим собакам, которых нерадивые хозяева не привязали возле юрт. В одном становище нашелся свой шаман, что внезапно ударил по наступающей цепи стрелков россыпью ледяных игл. Но на этом его участие в сражении закончилось. Несколько раненых солдат оттащили в тыл, остальные стрелки залегли и принялись залпами накрывать юрту, где было замечено голубоватое свечение. Шаман оказался слабеньким магом, удержал защиту только до третьего залпа, после чего был убит. Воспользовавшись короткой передышкой, местные мужчины открыли редкий огонь из ружей, после чего, для жителей становища всё закончилось весьма плачевно. Сопротивление было быстро сломлено, так как долго выжить под перекрёстным огнём у степняков не получилось. Отчаянная попытка двух десятков мужчин пробиться к стаду животных, в том числе и коней, что на ночь загнали в близлежащий овраг, успехом не увенчалась, так как бежать в атаку по снегу, при каждом шаге проваливаясь почти по колено, очень неудобно и медленно.
Оставшиеся в живых жители, старики, женщины и дети, были выгнаны из простреленных юрт, после чего там и в крытых загонах для четвероногого молодняка начался тщательный обыск.
Десяток полумертвых белых рабов, а также несколько винтовок из числа пропавших при налёте на Покровск указали на причину отчаянного сопротивления, ведь не зря я, при каждом удобном случае орал, что это злодеяние не останется безнаказанным.
Подкормив освобождённых рабов, которые с наступлением холодов, хозяева переводили на очень строгую диету, я выделил сопровождение в два отделения стрелков, велел бывшим рабам организовать переход остатков кочевого рода в сторону Покровска, где их ждал период ассимиляции. Дети отправлялись в подобие интерната, шефство над которым взяла на себя Гюлер, где им давали начальное образование, у мальчиков с военным уклоном, у девочек — к домоводству. Взрослые члены клана пока поставят свои юрты возле Покровска, а весной мы с ними разберемся. Захотят работать — работой за плату я им обеспечу, а стаду, по большому счету, какая разница, где бродить по заснеженным полям, извлекая из-под снега пожухшую траву. Так как возле Покровска такая-же степь, что и везде. Командиру конвоя я дал команду охранять в движении и на стоянках только себя, раненых, что были отправлены с конвоем, бывших рабов и скотину, местные жители меня не интересовали. Если кто-то из степняков захочет обрести свободу и ночью сбежит — милости просим, холод, бескормица и волки сделают остаток их жизни яркой, но очень короткой.
В двух других стойбищах сопротивления нам не оказали, несмотря на наличие на стоянке и рабов и казенного оружия, поэтому, после обыска, я устроил великокняжеский приём для местных старейшин в самой большой юрте стойбища.
— Уважаемые. — начал я, дождавшись, когда десяток собранных мужчин усядутся на кошмы, напротив меня: — Рядом со мной сидит моя любимая жена, великая княгиня Гюлер, дочь хана Бакра. Это она уговорила меня оставить вам ваши никчемные жизни, хотя все вы обрекли себя на смерть, участвуя летом в нападении на моё княжество. Я решил подарить ваши жизни моей супруге и хочу дать вам возможность начать наши отношения с чистого листа.
Я поднял над головой чистый лист пергамента и продолжил:
— Здесь мы запишем ваши обязанности, как подвластного мне рода, и вы все подпишите и принесете, именем предков, клятвы верности, после этого я уйду, взяв только то, что принадлежит мне. Если кто-то хочет уйти из вашего рода и жить в городе, таких людей я тоже возьму, с собой, дам этим людям службу или работу по силам, с достойной оплатой, а также жилье. Вы же будете жить как жили, но запомните — за нападение на мою землю, мое имущество или моих людей — наказание только одно и это смерть. Если надо, я буду гнать отступников или предателей до самого океана, до тех пор, пока не умрет последний из рода отступника. В середине месяца цветень я буду ждать ваши конные отряды на месте стоянки бывшего рода кикитов, что имели глупость не внемлет моим словам о мире и напасть на меня. Оттуда мы пойдем в поход. Но, я милостивый правитель и если вашему роду будет угрожать опасность, вы можете послать ко мне гонцов за помощью, и она будет оказана. Ну, а теперь тот, кого это не устраивает, может выйти из юрты и убираться отсюда с тем имуществом, что он сможет унести на своих плечах. Решайте, уважаемые, время дорого. Вижу, что никто не хочет отвергнуть моё предложение? Прекрасно.
После того, как под текстом на русском языке племенные старшины поставили свои отпечатки больших пальцев, я дал команду бойцам собираться в обратный путь, чему местные были весьма рады.
Несмотря на усталость, которая, как кажется, поселилась в организме навсегда, лыжи в сторону дома скользили гораздо быстрее, и груз снаряжения, давивший на плечи, уже не так придавливал к земле моих лыжников. Если бы не бывшие рабы, которых, по причине слабости и недокорма, приходилось вести на салазках, обратный путь превратился бы в приятную прогулку, организмы бойцов адаптировались к долгим переходам. А на промежуточной базе нас ждал приятный сюрприз — три десятка саней, на которых с комфортом разместились все мои бойцы и бывшие пленные. А в Покровске нас ждал еще один сюрприз.
Я уже предвкушал помывку в большой медной ванне, куда я запущу много-много обжигающего кипятка, чтобы изгнать из костей, засевший там, прямо в костном мозгу стынь зимней степи, когда на доклад явился начальник контрразведки.
— Олег Александрович, с прибытием. Разрешите доложить — британского шпиона поймали.
Глаза подпоручика Бородаева под стеклышками пенсне блестели, с трудом, скрываемым, торжеством, а обтянутая мундирным сукном грудь так и просила повесить на нее орден.
— Неожиданно. — я жестом пригласил контрразведчика сесть, а сам постарался незаметно надеть под столом уже сброшенные с ног валенки, так как запах несвежих портянок, даже магически обрабатываемых, мог свести с ума любого.
— Докладывайте.
— Ваша светлость, позавчера в торговом центре датчики сработали на молодого человека в партикулярном платье, как на мага. Наши сотрудники предложили ему пройти в специальный зал для лиц, обладающих магическими способностями, на что он, после некоторого колебания, согласился. Так как его поведение не было похоже на привычки наших, российских дворян. мужчина был взят под скрытое наблюдение. Мой агент заметил, что молодой человек, купив в торговом зале фунт копченого судака, зашел за холодный с