и достоверных данных о том, что управляющий факторией, захватывая мои поселки, действовал незаконно. Во всяком случае, белые джентльмены дали мне в этом свое слово.
Дав всем пленникам скопом два года административного надзора, я распределил бывших белых господ по всем своим поселкам и городкам, кроме Северного Замка, предоставив их своей судьбе, одновременно установив право каждого из осужденных выкупиться из плена досрочно, при условии погашения неких убытков, понесенных казной княжества. Индусы мгновенно сколотили бригады, и нанялись на работу на шахты и в пищевое производство, которое развивалось в Верном. А господа помыкались, пока не поняли, что устроиться к индусам или местным аборигенам на роль руководителя у них не получается. Вот и пришлось бывшим клеркам и менеджерам наниматься на должности кочегаров, упаковщиков или приказчиков, тяжким трудом зарабатывать хлеб свой несущий. Поэтому, поглядывают господа на меня с плохо скрываемой злобой, прячась за вежливыми поклонами и неискренними улыбками…
Окрестности Верного.
Через два часа мы с женой и небольшим конвоем выехали в сторону поселка Свободный. Ехали в двух крытых экипажах, в одном мы с женой, во втором — ее прислуга, в сопровождении десятка верховых. На велосипедах сейчас по степи не поездишь — стальные колеса плохо взаимодействовали с обледенёлой поверхностью степи, но моей пехоте отсидеться в казармах зимой не получится — в специальных мастерских сейчас строгали лыжи, на которые я поставлю стрелков, как только на землю ляжет снежный покров. А пока двигаемся на лошадях, к которым я, по-прежнему, относился с подозрением.
— Олег, а это кто и что они там делают? — жена показала на десяток людей, копошившихся в отдалении.
— Рабочая бригада, в оврагах запруды делают.
— Зачем? — Дочь степи недоумённо округлила глаза.
— Воду задерживать, чтобы не утекала, возможно рыбу буду разводить… Весной будем деревья сажать. — я достал саквояж с документами и сделал вид, что с головой погрузился в работу. Я в школе успевал далеко не по всем предметам, но о существовании Сталинского плана преобразования природы я знал. К сожалению, кроме того, что надо сажать деревья, многие тысячи деревьев, я больше ничего не помнил. Вот несколько бригад из числа пленных у меня и занимались этим «преобразованием природы». Пока земля не схватилась морозом, сооружали запруды в крупных оврагах, ну а весной, с первыми пароходами, по Иртышу, должны мне привезти несколько тысяч саженцев сосны и прочих лиственниц, вот тогда и начнут рабочие тянуть вдоль берегов многочисленных речушек лесополосы. Ну не нравился мне местный климат, и ветра местные, особенно зимой, когда уши можно обморозить за пол=часа, совершенно не нравятся. И количество распаханных полей возле города Верный мне не нравятся, потому как продавать продуктов я могу в десятки раз больше…
Я осторожно поднял взгляд от бумаги — Гюлер сидела, не отрывая взгляд от окна, надув губы, всем своим видом демонстрируя, насколько она обиделась.
— Ну хорошо, хорошо… — я схватил взвизгнувшую от неожиданности княгиню под попку, и посадил себе на колени, заботливо запахнув длинный подол шубы:
— Просто это очень долго рассказывать…
— А мы куда-то торопимся? — поддела меня жена: — Просто ты себя иногда ведешь так, как будто я какая-то кукла безмозглая.
— Всё, договорились, ты не кукла и я буду рассказывать тебе всё, что тебе интересно. — я посадил свою ношу поудобнее: — Если кратко, то я хочу, чтобы вокруг Верного полей огородов и садов было в десять раз больше. И чтобы караваны с нашей мукой, зерном, овощами и сухофруктами ходили в Китай и Сибирь. А для этого надо, чтобы ветра из степей не уносили слой плодородной земли. Лучшее средство для этого — это полосы деревьев, высаженных поперек направления ветра, через, скажем, каждые пятьсот шагов, а также вдоль дорог и ручейков и речек…
— Но если вдоль дороги будут расти деревья, там могут спрятаться чужие воины…- рассудительно заметила дочь своего народа.
— Ну, полосы будут узкими, там много всадников не спрячешь, а во-вторых, я хочу быть самым страшным хищником в местных раскладах, чтобы окрестные правители даже смотреть в мою сторону боялись. Но ты всё равно молодец, на важный момент обратила внимание. — я притянул княгиню к себе и со вкусом поцеловал в губы.
Глава 5
Сказать, что население столичного города Покровска с восторгом встречало своего повелителя и его супругу — будет слишком приукрасить реальность. Горожане, что встретились по дороге от железнодорожной станции до княжеской резиденции, в основном молча пялились на нас, особенно на едущую рядом со мной, верхом, Гюлер, разве что пальцами в нас не тыкали. И это после моей блистательной победы над британцами⁈ Люди, что с вами происходит?
В общем, так сказать, к порогу отчего дома я приехал в крайней степени раздражения, соскочил с лошади и даже не удивился, когда, стоящий на часах у дверей княжеского дворца, стрелок вскинул к плечу винтовку… Уже «на автомате» упал на колено, активируя защитный экран и пальнул в злодея из револьвера, после чего ткнул дымящимся стволом в сторону замершего поодаль начальника контрразведки — «Ты, когда с этими заговорщиками разберешься?», ухватил за руку, напуганную Гюлер и шагнул в тепло дворца. Так, с оружием в руке, таща ошеломлённую жену за руку, как ледокол баржу, и дошёл до покоев на втором этаже, где мне навстречу шагнула девица Ухтомская, Ванда Гамаюновна, по случаю встречи с владетелем, облачённая в бальное платье с открытыми плечами и почти открытой грудью.
— Ваша светлость, что случилось? Я выстрелы слышала.
— Часовой меня решил салютом поприветствовать… — я наконец сунул оружие в кобуру и повернулся к жене: — Дорогая, разреши тебе представить моего министра пропаганды госпожу Ухтомскую Ванду Гамаюновну. Моя жена княгиня Гюлер, дочь хана Бакра.
Девушки раскланялись, имея при этом вид диких кошек, готовых в любой момент кинуться в драку. И я кажется знал, какое платье сегодня наденет моя жена на приём, во всяком случае, плечи и грудь ее были не хуже, чем у моего министра.
— Вы что-то хотели срочно сообщить, Ванда Гамаюновна? — я кивнул на газеты, что держала в руке, как веер, госпожа Ухтомская.
— Олег, если ты не против, я пойду…- Гюлер кивнула на своих служанок, что в сопровождении старшего камердинера, замерли в паре шагов от нас, не смея помешать нашей беседе.
— Нет, останься, послушаем, что хочет мне сообщить госпожа Ухтомская. А вы проходите, занимайтесь своими делами. — я сделал маленький шажочек в сторону и кивнул смуглым девицам, что тащили в наши покои какие-то баулы.
— Ваша светлость, вчера получены газеты из Империи… — Ванда опустила глаза и протянула мне печатные издания: — Известия тревожные, народ в смятении…
Я фыркнул, сунул газеты под мышку и свернул в сторону своего кабинета, кивнув девицам, чтобы следовали за мной. А хорошо они смотрятся, двигаясь рядом, две злые и грациозные красотки.
В кабинете, я посадил девушек в кресла, подальше друг от друга, кинул шубку жены и свой полушубок на стол, и наконец смог ознакомиться с тревожными новостями, вогнавшими в смятение моих подданных.
Не знаю, каким образом новости так быстро долетали до столицы Империи, учитывая, что линии телеграфа еще только тянули по моим владениям, но реакция в столице на мои «подвиги» была молниеносная. Полуофициальное «Русское слово», в редакционной статье на первой странице, не стесняясь в выражениях, описывала меня, как душегуба и разбойника, что разорял мирные городки, захватывал научные экспедиции британского Географического общества, насиловал все без разбора. Описание подвига пяти британских офицеров, что не побоялись выйти навстречу моей банде, и ценой своих жизней обеспечили эвакуацию беззащитных женщин и детей даже у меня вызвало слезы умиления и желание поквитаться с агрессором. Остальные статейки были не столь яркими, а эпитеты в мой адрес — совсем не смачными, поэтому я с досадой отбросил прессу.
— И вы хотите сказать, уважаемая Ванда Гамаюновна, что народ мрачно встретил меня, потому, что все прочитали статью в «Русском слове»?
— Да нет, конечно, ваша светлость. — Девушка изобразила глубокий поклон, на мгновение ослепив меня белизной полушарий, почти не скрываемых корсажем: — Большинство обывателей газет не читают, только город заполнили слухи, что со дня на день из Орлова прибудет карательная экспедиция, у которой стоит задача вас повесить, а всех жителей княжества отправить на каторгу, пожизненно.
— Понятно. — я постучал пальцами по столешнице, после чего крикнул в сторону закрытой двери: — Крас, загляни на минуточку!
— Что угодно, ваша светлость? — из-за двери в кабинет шагнул вестовой Полянкин.
— Будь добр, уведоми дежурного офицера, что на завтра, на девять часов утра назначен строевой смотр. Быть всем частям, что находятся в городе, и лучшим людям города. Прием по поводу нашего возвращения в столицу переносится на завтрашний вечер. Войскам на смотре быть при боевых патронах и пайках в вещевых мешках. После этого можешь быть свободным.
— Ванда Гамаюновна. — я встал из-за стола и подал руку жене: — На этом мы прощаемся до завтра, жду вас на строевом смотре. Заодно там отчитаетесь, насколько блестяще вы выполнили моё предыдущее задание — по вышей поездке в Империю и работе по улучшению имиджа Великого княжества в глазах российского общества и власть предержащих…
По тому, как изменилось личико милой барышне я понял, что докладывать особо нечего, но все разбирательства будут завтра, а сегодня меня ждет тихий вечер в кругу семьи.
Следующее утро.
Площадь перед княжеским дворцом.
Слава богам, наконец то дома, вчера вечером и сегодня утром хоть поел нормально, а не мясо с лепешками и лепешки с мясом, что кормили меня служанки жены, взявшие в походе на себя вопрос питания княжеского семейства.
Сегодня подскочил ни свет, ни заря. С сожалением оторвался от прохладного бедра княгини, которая, не открывая глаз, попыталась меня остановить и не выпустить из-под одеяла, выпил чашку кофе, приличный запас которого был захвачен в британской фактории, после чего облачился уже в привычную форму чиновника таможенного департамента Российской империи и двинулся по делам. До девяти утра, когда на площади перед дворцом выстроилось около пятисот человек личного состава успел побывать на подворье деда Литвина, где старый алкоголик предъявил мне несколько наборов истуканов наших божеств, по одному для каждого поселка Великого княжества, и малых, так сказать, мобильных, для каждого батальона моих войск. Тут же набросал деду инструкции, каким образом устраивать капища, а также меры по их укреплённости и охране, и выписал вексель на получение денег в казначействе. Деньги в княжестве по-прежнему чеканили стальные, но теперь не было смысла шифроваться, поэтому, из ворот закрытого цеха металлургического завода теперь вывозились в казначейских мешках дукаты Великого княжества Семиречья. Не скажу, что мои деньги были очень популярны среди населения, народ старался, всеми правдами и неправдами, получить привычное