Тут, на моих глазах, один из рабов славянской внешности оступился.
– Ай! Братцы, помогите! Братцы! – выкрикнул он, поскользнувшись на каменистом дне реки, и, захлёбываясь, погрузился в воду с головой.
Китайцы, стоявшие на берегу, что-то закричали, но тот так и не всплыл. Слишком быстро было течение, слишком он устал. Рассмеялись они, показывая на то место, где он пропал, пальцем.
– Твари! – выплюнул я, зло осматривая бандитов на берегу.
Да, за эти месяцы в походе я видел и не такое, но каждый раз для меня словно ножом по сердцу. Ненавижу тех, кто творит такое ради сраных денег. Всей душой ненавижу.
Я начал отползать, всё ещё находясь под маскировкой, накинутой на себя. Заметить меня было сложно. Следов я не оставлял, шума не издавал. Жизнь заставила научиться. Так же незаметно, как и появился, убрался я из зоны их внимания, пройдя почти под носом у патрулей и скрытых землянками огневых точек, засыпанных начавшим таять снегом.
– Как там? – ждали меня мои люди за пределами лагеря работорговцев. – Есть что нового?
Помню, первые разы, отпуская меня одного на разведку, Жук чуть все волосы на себе не выдрал, но потом подуспокоился, доказал я ему, что уже не мальчик и рисковать понапрасну не буду. Вырос из детского возраста. Слишком быстро вырос…
Ребята меня хорошо натаскали, показав, как правильно ходить и дышать. С какой стороны подбираться к врагу и на что обращать внимание. Ну а формы вроде «маскировки» и «заметания следов» делали меня незаменимым в разведке. Вычислить можно только с помощью спецприборов, вроде тепловизора, которого, понятное дело, у работорговцев не было.
– Стандартный лагерь, – начал я докладывать, показывая на карте места засад и нычек, в которых прячутся часовые. – Здесь, здесь и здесь, – расставил я камешки на бумаге. – У всех автоматы и не меньше чем по две обоймы на брата. Ходят тройками. В самом лагере стоят две палатки, замаскированные ветками и корягами. Ничего интересного.
– Общая численность? – начали задавать мне уточняющие вопросы мужики, строя планы по быстрому и бескровному для нас захвату стоянки.
Задумавшись на секунду, я ответил:
– Тридцать шесть человек в патрулях. Следят за рабами и наблюдают за округой. Девять сидят в сторожках. Ну и человек пять вечно в палатке. Показываются редко.
– Приближённые и главарь, – кивнул Жук. – Женщины? – Посмотрел он на меня.
– Слышал какие-то писки и смех. Думаю, да, – задумчиво кивнул я.
Работали мы не первый день, так что знали, что главари отрядов старателей не желали себя ограничивать, а потому, только устраиваясь на точке, тут же искали себе развлечений, крали они женщин из затерянных в лесу деревень, что по неосторожности забредали за околицу. За хворостом и по другой нужде.
Егеря же, что знали тут всё как свои пять пальцев, заметали следы, приплачивали им за это сверху. И все довольны. Нет, не зря я уже казнил больше десятка этих тварей и не жалею.
Бывало, конечно, опытные охотники, отцы, братья и мужья похищенных, находили пропажу. Выходили на след. И тогда всё заканчивалось плачевно… Поняв, с кем они имеют дело, те докладывали куда надо, имела каждая деревня по спутниковому телефону, вот они и запрашивали помощь в ближайшем городе – Сибирске. Только вот там всё тоже было схвачено. После звонка такие деревни выжигали дотла те же самые работорговцы, что напортачили и раскрыли себя.
Так я и узнал, что стоит за всем этим боярский род Гончаровых, что уже не один десяток лет прикрывает старателей, получая свой кусок пирога. Слуцкие в своё время что-то пронюхали об этом и попытались собрать доказательства, но не получилось, объявили им по надуманному поводу вой ну Гончаровы, уничтожив под корень. Только Маша и осталась.
Встала у меня в голове вся мозаика воедино.
– Работаем, – махнул рукой Михаил, и все разошлись, уже зная, кто что делает. Не в первый раз, присоединился я к группе, что должна ждать сигнала, подобравшись к лагерю с запада.
Пш, пш, пш – приглушенно щелкнула три раза рация, и, переглянувшись со своим отрядом, мы поползли вперёд.
Сигнал же означал, что засевшие в сторожках китайцы мертвы и всё идёт по плану.
Заняв позицию, указанную нам Жуком, мы стали ждать, выбрав каждый свою цель, наведя автомат.
Руки, как и в первый раз, подрагивали, глубоко вдохнул и выдохнул я, успокаиваясь.
Пш – один раз шикнула рация, и одновременно, с разных концов лагеря прозвучали выстрелы, вспорхнули с деревьев перепуганные птицы.
– А-а-а! – завизжали те, в кого не смогли точно попасть с одного выстрела, быстро навёл я мушку на такого подранка и нажал спусковой крючок, ударил меня приклад в плечо, и мужик затих.
Из палатки же начали выбегать те, кого мы ждали. В отличие от остальных, их как раз таки старались не убить, а ранить. На допрос. Полегли они, подвывая и крича.
Глянув в сторону, я посмотрел на рабов, что замерли в реке, не зная, что делать, побросали они промывочные лотки и лопаты, подняв руки. Сдаваясь.
Из-за деревьев и оврагов, перебежками и под прикрытием оставшихся на местах товарищей, вышла ударная часть нашего отряда, начали они зачистку, производя контроль; нисколечко не жалел я о тех отбросах, которых добивали мои люди.
Остановившись у палаток, Петро и Васька, наши подрывники, одновременно вытянули чеку из светошумовых гранат и закинули их внутрь, в темноту, прозвучали сразу за этим хлопки, а за ними несколько выстрелов, залегли ребята на землю, пережидая, пока тот, кто остался в палатке, не прекратит палить во все стороны, дырявя её.
– Вперёд!
Они забежали внутрь, тут же выволакивая наружу мелкого мужичка в одних трусах и с татуировками, покрывающими всё его тело.
– Заткнись! – дали ему по морде, не стерпев скулёж. – Шваль поганая!
Вот так и проходили все наши зачистки. Спустились мы вниз, после последней проверки всего лагеря и окрестностей.
– За дело, – раздавал команды Жук, держа за горло одного из подранков. – Дмитро, на тебе яма.
Ушла пятёрка мужиков копать общую могилу.
– Сергей, охранение…
Кивнул молодой паренёк в шрамах по всему лицу и, забрав десяток ребят, ушёл.
– Гена, быт…
Разбрелись ребята Геннадия, занятый каждый своим делом. Собирали хворост, разжигали костры. В общем, подготавливали место под ночёвку.
– Семён.
– Понял, – прошёл я в палатку бандитов, где, как мы и предполагали, было несколько женщин, которые закрылись одеялами и горько плакали, пока мой холоп, Алексей, отучившийся в своё время на психолога, пытался их успокоить.
– Милые. Девоньки. Всё хорошо. Хорошо. Не бойтесь. Свои мы, свои…
– Мама, мамочка, – кусала край одеяла молоденькая девушка, вся в синяках, слыша родную речь и содрогаясь в рыданиях.
Женщины постарше вели себя поспокойней, но слёз было не удержать, жались они друг к другу, с опаской на нас поглядывая.
– Давай по одному, – отдал я приказ Егору, что подвёл ко мне первого из ничего не понимающих рабов и силой уложил его на очищенный и застеленный белой тканью стол.
– Бедолаги, – покачал он головой, пока я осматривал и лечил трясущегося мужика, чьи руки и ноги были уже не синими, а чёрными. Все в язвах и рытвинах, начал он гнить заживо.
Как он ещё работал-то? Ведь не чувствует уже ничего…
– Нормально, выкарабкается, – привычно забормотал я названия нужных форм, чтобы сосредоточиться, и из моих рук полилось тепло, обволакивая заснувшего китайца золотистым светом.
В это же время Жук пытал главаря и его подручных. Никогда не знаешь, какими интересными сведениями те обладают.
– Кто? Кто это может быть?! – ударил кулаком по столу боярин Гончаров Дмитрий Вячеславович, с кровью в глазах смотря на своих подручных, проворонивших чей-то удар по бизнесу его китайских друзей. По его бизнесу!
– Может, Томилины что-нибудь прознали, отец? – отвечая, трясся его сынок, не в силах устоять на месте. Снова под кайфом, гнилое семя, побаивались стоять рядом с неадекватным наследником слуги, стараясь отойти от него подальше.
– Думаешь, они? – посмотрел на своего единственного ребёнка боярин, заскрипев зубами. – С чего ты вообще это взял? – поинтересовался он, закрывая глаза и пытаясь перебороть злость.
– Не понравилось мне, как они смотрели на нас на последнем приёме у наместника, пап. Помнишь, как зыркали? Явно что-то замышляли.
– Да ты. Да ты, – не находил слов боярин, привстав из кресла. – Ты идиот! – заорал он, брызгая слюной. – Забыл уже, как облапал их дочь на том приёме?! – Плюнул он ему прямо в лицо. – Пошел вон отсюда, придурок! – махнул рукой раскрасневшийся барин, и его сынка подхватил ураганный ветер, выкинув сперва за дверь, а потом и за пределы дома. Ойкал тот, ударяясь головой об углы, пока его тащила невиданная сила.
– А вы что скажете? – обратился Гончаров к доверенным людям, не таким тупым, как сын. – Молчите, собаки? – всё больше распалялся боярин.
Слуги же не знали, что и сказать. Они и предположить не могли, что во всех их бедах виноват мальчишка, хозяин дремучей фермы в лесу.
Глава 21
– А-а-а! – заорал я от испуга, провалившись в яму и пролетев не меньше трёх-пяти метров. – Ай, блин! – прошипел я сквозь зубы, держась за рёбра. – Ай-яй-яй, – катался я по удивительно ровному полу в полной темноте, хоть глаз выколи, и ругался. Болело всё. – Чёрт!
– Гав! Гав! – не раздумывая, прыгнул за мной Шарик. – У-у-у, – заскулил он не меньше меня, тоже порядком ударившись. Вот мы везучие.
– Семён? Семён?! – прозвучали встревоженные голоса сверху. – Верёвку мне, быстро!
– Чёрт-те что! «Исцеление, исцеление, исцеление!» – Направил я силу на самого себя и подползшего ко мне Шарика, чувствуя, как рёбра встают на место и сращиваются, жутко захрустело в помещении из-за гулявшего здесь эха.
– Держись там, мы идём! – подбадривали меня мужики, заглядывая в образовавшуюся дыру в земле посреди леса, хоть и практически в нескольких километрах от фермы.