– Извините, но мы будем говорить по делу? – раздраженно дёрнул я плечом. – Или так и будем переливать из пустого в порожнее?
– Что это такое? – указал он пальцем на яму в земле.
– Как вы мне надоели… – простонал я, подняв голову к небу и прося небеса дать мне сил.
– Не забывайтесь, молодой человек! – строго выговорил мне жуликоватого вида клерк из нашей, сибирской, канцелярии.
Там все такие тупые, или это только мне повезло?
– Это вы забываетесь, – хмуро посмотрел я на него. – Ваше дело выслушать меня, удостовериться, что люди, которых я пленил, живы, и договориться с ханом Утямыш-Гиреем о моих условиях их выдачи. Всё! И не указывайте мне, как я должен обращаться с пленными, напавшими на меня и угрожающими смертью мне и моей жене, – поставил я наглого клерка на место. – Мы поняли друг друга, Аверьян Филиппович? Или, может, хотите посидеть в яме так с рьяно защищаемыми вами людьми? Так я это быстро устрою.
– Я сообщу хану, как обращаются с его сыном, – чопорно поджал он губы. – Уж поверьте.
– Верю, верю. Сообщайте, – отмахнулся я, разрешая. – Меня это не интересует. Главное – донесите до него весть, что его сынок с ближниками у меня и что я хочу за них взамен.
– И что же вы хотите за покалеченного Ильхама, сына самого казанского хана, лишенного языка? – с сарказмом спросил он, посмотрев в яму и на людей, находящихся там. – За бека Абая и мурзу Галляма, подвергнутых пыткам и высеченных на конюшне? – нагнетал он обстановку, пытаясь давить на меня. – За уважаемого эмира Бухару, лишившегося руки?
– Тут он сам виноват, – пожал я плечами. – Попытался сбежать и был наказан за свою глупость.
– А где Гончаров? – Внимательно осмотрел людей в яме Аверьян Филиппович, не найдя того. – Убит? – Потёр он ладошки, явно надеясь на положительный ответ, собака такая.
– А откуда вы знаете, что он участвовал в нападении на меня вместе с этими? – ответил я вопросом на вопрос. – Об этом я не сообщал вам.
– Канцелярия императора знает всё, – высокопарно ответил тот, заюлив при этом. Крыса.
– Ясно, – отвернулся я от этого продажного чинуши, посмотрев на свой новенький дирижабль, принайтованный к одной из уже достроенных башен моей усадьбы. – Этот наркоша гадит под себя и ссытся, так что «уважаемые» мной татары внизу, – кивнул я на них головой, – разозлились и чуть его не удушили. Пришлось Гончарова спасать и отселять, поскольку они обещали утопить его в его же дерьме.
– Эм-му-мэ-эээ, – замычал что-то Ильхам.
Ни я, ни переговорщик не обратили на это внимания.
– Могу я его увидеть? – взял себя в руки чинуша, не слишком старательно пытаясь скрыть разочарование на лице.
– Можете его забрать, – великодушно разрешил я. – Мне это дерьмо не нужно. Как не нужно ничего и от его отца.
– Разумно с вашей стороны.
– Перейдём к делу, – лишь поморщился я на его слова. – Передайте хану, что он получит сына и его дружков за сущий пустяк.
– И что же это за пустяк? – осторожно спросил Аверьян Филиппович, чувствуя подвох.
– Извинения.
– Извинения?
– Да. Я хочу, чтобы он извинился за своего сына.
– Он не будет этого делать, – фыркнув, покачал головой клерк. – Попросите что-нибудь другое.
– Сроку ему три дня. На четвёртый день я их казню, – развернулся я и ушел, не обращая внимания на его крики в спину.
Алиса, когда узнала, что я пленил Ильхама, вся разом увяла, поникла. Стала сама не своя. Юлиана пыталась утешить маму, не понимая, что с ней, но получалось у неё плохо. Я не мог на это смотреть, вот и решил попросить хана сделать то, что, казалось бы, ничего ему не будет стоить, но что он не сделает ни при каких обстоятельствах, а потом с чистой совестью казнить пленников. Дружбе с Казанью всё равно уже не быть. А так ещё побарахтаемся.
Алиса ждала меня у колодца.
– Вы закончили? – Обернулась она при моём подходе, делая вид, что ей не интересно, чем всё дело обернулось. – И что ты попросил?
– Пока рано об этом говорить. Узнаем через три дня, – обнял я её, чувствуя, как она вся дрожит. – Лучше скажи, как тебе дирижабль? Нравится?
– Большой, дорогой и неповоротливый, – изобразила она недовольную моську. – Тебе явно продали какое-то старьё, муж мой.
– И ничего не старьё, – возмутился я. – Это военный десантный дирижабль постройки прошлой большой войны. Нет вооружения, да, но броня хороша. И скорость приемлемая. Не говоря уже о возможности разместить в нём до тысячи человек, – с гордостью рассматривал я парящего в двух десятков метров над землёй стального гиганта, по которому ползали мои работники, изучая новинку и заделывая дыры. Всё-таки купил я его со склада старого хлама (армейского запасника). За взятку, и немалую кстати.
– Эх, – только тяжело выдохнула она, посмотрев на меня, как может смотреть только жена. – Может, лучше подскажешь, как нам выпутаться из всей этой ситуации? Или ты считаешь себя достаточно сильным, чтобы бодаться с настоящей дружиной какого-нибудь рода, а не этой пародией, которую вы разбомбили к чертям?
– Ну, допустим, не у каждого рода есть такая дружина, как у меня… – задумался я.
– Хану служат сотни тысяч людей! В его личной дружине есть минимум два кудесника-четвёрки, а сам он имеет пятый ранг! – закричала она, в смятении. – Он не простит тебе победу над его сыном. Не простит унижения! Как ни оправдывайся. Да даже отпусти ты его сына с извинениями и со мной в придачу – ничего не изменится, – топнула она ножкой.
– Я знаю.
– Да нам хватит даже одного четвёртого ранга! Как ты можешь быть таким бесчувственным чурбаном?! – Застучала она кулачками по моей груди, вся как-то сдуваясь.
– Глупышка, – покрепче обнял я её, несмотря на её взбрыки. – Понимаю я всё, но сделать ничего не могу. Как и убить его просто так не мог, ведь тогда я бы развязал руки Утямыш-Гирею. Кровная месть священна, и он с чистой совестью мог отправить на меня свои войска, а сейчас всё немного по-другому. Границы дозволенного я не перешел, бессмысленного убийства знатных людей не допустил, и ему придётся постараться, чтобы найти причину объявить мне войну по всем правилам, с привлечением высокоранговых кудесников и настоящей армии, а не той пародии на дружину.
– Можно перебраться в новые земли. Там им нас не поймать, – с надеждой посмотрела она на меня. – Или пройти через блуждающие порталы моря Лаптевых.
– Это всё не выход, – улыбнулся я, заправив ей прядь волос за ухо.
– Ты какой-то слишком спокойный, для того, кто попал в такую ситуацию. Другие бы уже все волосы на себе выдрали. Ты что-то знаешь? – подозрительно осведомилась она.
– Надежда умирает последней, – туманно изрёк я.
– Дурак! – вырвалась она из моих объятий. – Я пойду обед готовить, а ты иди к своему дирижаблю, дырки заделывай, мальчишка! – Обиделась она, убежав.
– Сама мальчишка! – крикнул я ей вслед, поймав пару странных взглядов от проходящих мимо людей.
Колодец – место популярное, а уши погреть это милое дело.
Как и посоветовала Алиса, я пошел к дирижаблю, который готовили к его первому выходу. Думаю слетать на нём до весей и деревушек, разбросанных в окрестностях моего посёлка. Посмотреть, как они там выживают, и наладить обмен товарами. Думаю, у них есть, что мне предложить, как и мне им.
– Гвозди тащите!
– Свинец кончился. Нужно ещё расплавить.
– Куда ты прёшься с этими досками? Табань давай, – кричали там наверху, вынуждая меня задирать голову в опасении, что оттуда что-нибудь брякнется.
У дирижабля стояла рабочая суета.
– Посторонись, мальчик, – прошел мимо меня бугай с мешком цемента на плече, став забираться на дирижабль по жёсткой верёвочной лестнице.
Удивительно, но некоторые всё ещё не знали, как выглядит их наниматель, а для кого и их полноправный хозяин. Чудно!
– Семён Андреевич, – заметил меня главный плотник моего поселения, Кузьма. – Вы с инспекцией? – отстал он от группы каторжников, выговаривая им за что-то. Отвлёкся, а те и рады.
– Просто хочу посмотреть, как тут всё. Не волнуйтесь, – успокоил я его.
– Не так плохо, как кажется на первый взгляд, – покивал мне низкорослый мужичок с заткнутым за пояс топором. – Все щели мы сегодня законопатим. Подкрасим где надо. Матрасы в кубриках уже поменяны, так что останется только проветрить помещения, и дирижабль готов к полёту. Хоть сейчас вылетай, – хвалился он проделанной работой.
– Хорошо, работайте. Не буду вам мешать, – кивнул я, проходя мимо него и вставая на подъёмную платформу, стояли там уже пара десятков человек, бочки с водой и провизия.
– Здравствуйте, здравствуйте, – поздоровались со мной мужики.
– Здравствуйте, – кивнул я.
Свист, и лебёдка наверху, поскрипев, подребезжав, заработала, поднимая нас на борт «Семёна I». А чего? Мой дирижабль, как хочу, так и называю.
Капитана корабля, что из холопов, никто о моём прибытии не предупреждал, так что я спокойно, без надзора обошел все палубы, постучал по переборкам, заглянул в моторный отсек, ничего там не понял, мудро покивал на слова механика и пошел дальше.
Каюты солдат, которых должен перевозить дирижабль, удручали. Мелкие каморки с двумя двухъярусными кроватями по бокам и маленьким столиком между ними. Точь-в-точь стандартная плацкарта поезда.
Офицерские кубрики выглядели получше. Жить можно, попрыгал я на продавленном матрасе полуторной кровати с подозрительным пятном на нём и пошел дальше, отметив в уме, что плотник меня обманул и матрасы поменяны не везде.
Заглянул в рубку. Увидев, какая там толчея, переговаривались мои люди, по корабельной связи постоянно отдавая приказы и получая ответы или жалобы на непонятные мне механизмы, я счёл за лучшее им не мешать, и как появился, бесшумно, так и отчалил, покинув борт «Семёна I». Пусть спокойно работают.
– Отличный выбор, – встретил меня внизу патруль дружины во главе с Василем. – Надежная машина, которая послужит вам ещё не один десяток лет.
– Встречали такие раньше? – спросил я.