— Э… Да. Дома ли она?
— А где ж еще ей быть? И домовитая-то она у нас, и домолюбивая такая…
Из сеней на голоса выглянула хозяйка.
— Матушка, это князь Ягдар к нам пожаловал. Тот самый!
— Здравия и долголетия! — сказал Кирилл, склоняя голову и начиная чувствовать некоторое неудобство своего тела.
— Мира и блага! Милости просим, княже.
— А Видана твоя на заднем дворе курочек кормит, — медоточивым голоском уточнила дева — следовало полагать, старшая из Ратиборовых дочерей — и прищурила один глаз.
«Как Видана» — промелькнуло в голове Кирилла.
— Уж такая хозяюшка она у нас, уж такая лапушка! То-то женою кому-то будет — суженому на заглядение непрестанное, всем прочим на зависть таковую же.
— Ярена! — сказала мать укоризненно. — Кликнуть ее, княже, или сам подойдешь?
— Э… Сам, да. Спасибо…
— Тогда в ту сторону пожалуй, — она указала вдоль по вымощенной разноцветным речным окатышем дорожке, которая сворачивала за дом. — Там и встретишь.
Он не успел сделать даже двух шагов, как из-за угла появилась, напевая и размахивая берестяной коробочкой-полотухой, Видана. Увидев его, она пискнула, вскинула руки, уронив берестянку.
— Ягдар, ты! Вернулся… Ой, да как же… Я сейчас, Ягдар, я мигом!
Видана заметалась, прошмыгнула мимо Кирилла в дверь и заверещала уже изнутри:
— Матушка, матушка! Мне что лучше надеть: это или вот это?
— А он и вправду хорош собою, сестрица! — пропела ей вослед старшая. — Ни капельки ты не соврала.
— Ярена, а ну-ка в дом! — прикрикнула мать сердито. — Тебе еще тарелки, что на столе, прополоскать, вытереть насухо да на поставец попереносить.
Стараясь отогнать прочь нарастающее смущение, Кирилл негромко и с большим достоинством кашлянул. Поинтересовался:
— А хозяин здесь ли?
— К вечеру будет. Нужду какую к воеводе имеешь, княже? — обратились на него улыбающиеся глаза.
— Да нет… — окончательно смешался Кирилл. — Почтение положенное выразить хотел… Вежества ради.
— Сейчас выйдет уж, — с ободряющим сочувствием кивнула хозяйка, возвращаясь внутрь. — Потерпи маленько.
Голубой сарафан метнулся в дверном проеме. Видана что-то крикнула напоследок в глубину дома, сбежала по ступенькам и ухватила Кирилла за руку:
— Идем-идем-идем!
— Только не до темноты, дочушка! — понеслось им вдогонку. — Тебя же, княже, особицею попрошу.
Он неуклюже закивал на ходу через плечо.
Над соседскими палисадами и кустами стали появляться лица, исполненные внимания и любознательности. Женский щебет на ручье сменился восторженным кудахтаньем.
— Скорей-скорей-скорей! — маленькие пальцы сжались, нетерпеливо задергали Кириллову ладонь, увлекая за собою. В спину прозвучало что-то веселое и неразборчивое, сопровождаемое дружным смехом. Видана не сдержалась, обернулась на бегу и показала язык.
— Ты чего?
— Да ну их всех… А куда пойдем — по дубраве погуляем или к нашему месту на реке?
— Вот это да! Знаешь, когда я шел сюда мимо него, точно теми же словами и подумал: «наше место».
— Правда?
— Правда. А чего мы бежим? Нас ведь уже никто не видит.
— И то верно.
Видана остановилась, запрыгала и захлопала в ладоши:
— Ой, хорошо-то как!
— А что же именно хорошо?
— Да ну просто всё-всё-всё! Ягдар, а ты когда вернулся? Сегодня?
— Вчера к ночи. Так изломался в седле, что еле-еле смог до постели доковылять.
— Ягдар, а я потом каждый вечер опять звала, звала тебя, а увидеть почему-то никак не удавалось.
— И у меня не получалось, хоть и пытался не единожды.
— Я после того первого раза к Белому Ворону побежала радостью поделиться, а он вдруг словно опечалился. Даже в лице переменился. Как думаешь, отчего?
Кирилл дернул плечом:
— Кто знает? А Ворон меня давеча к себе зазвал.
— Бают, дом Белого Отца в какой-то Диевой Котловине. Даже и не ведаю, где это. А как же ты ко мне поспел так скоро?
— Нет, я был не там. В этой… избушке на курьей ноге, — Кирилл помахал рукой. — Вон в той стороне она. Да ты, я мыслю, и сама знать должна.
— Ага, знаю. Вот это да! Он же в нее никого и никогда не зазывал.
— Тогда выходит, я первый.
— Здорово… А что там внутри? А чего Ворон от тебя хотел?
— Избушка как избушка. А чего Ворон хотел — я, правду сказать, так до конца и не понял. Видана, а я стал дни считать, лишь только мы в путь отправились — семь, шесть, пять, четыре…
— Ягдар, а когда ты уехал, после с отцом ли говорю, с матушкою, делаю ли что, — а предо мною ты стоишь. И смотришь так…
— Как?
— Ну так… — Видана быстро отвернулась и защебетала в сторону:
— Ягдар, гляди: а вон там камушек голубоватый, а на нем рядышком две малюсенькие ящерки на солнышке греются! Не иначе как сестрицы друг дружке.
— Камушек голубоватый… О Господи… — пробормотал Кирилл, начиная судорожно отстегивать на груди отворот кафтана. — Да что ж с головою-то у меня нынче?
В сердцах полуоборвав заупрямившийся крючок, сунул руку за пазуху:
— Видана, а это тебе. Вот…
Пальцы разжались — на ладони открылся серебряный перстенек с бирюзовым камушком-глазком.
— Ой, Ягдар…
— Я это… Так задумывал, чтобы и к сарафану твоему лазоревому, и глазам твоим…
Видана завороженно-медленно надела перстенек на палец, опустила веки. Столь же медленно потянулась к Кириллу. Он почувствовал, что его сердце сорвалось вниз и, увлекая за собою разум, стремительно понеслось в бездну.
Видана отпрыгнула, рассмеялась незнакомо. Закружилась-запела, отставив руку да любуясь подарком:
— Мой, мой, мой!
Кирилл осознал, что к нему постепенно возвращаются способности дышать, связно мыслить и владеть собственным лицом.
— Видана…
— Аюшки? Мой, мой, мой!
— А кто именно твой-то? — решился спросить он, несколько вернувшись в себя и поднабравшись храбрости. — Перстенек или я?
— А вот и не скажу. А ты его в дороге купил или там, куда ездил?
— В Белой Кринице, ага. Князь Стерх нас приглашал — как бы это сказать? — суд свой с ним разделить. Ну и еще для некоторых дел своих.
— Суд… Ого. Вон ты какой у меня… И что?
— Да пригодился я, знаешь ли. Можно даже молвить, изрядно пригодился. Там прямо-таки целая история вышла — и со мною, и с перстеньком этим. Хочешь, расскажу?
— А можно, я сама погляжу? — встав на цыпочки, она ухватила Кирилла за плечи, ее глаза приблизились.
— Ну… Да, конечно.
— Ты сам ничего не вспоминай, не надобно, только весь как будто распахнись да растворись предо мною.
— Да знаю я, знаю.
— Голову пониже наклони, а то не дотянуться мне…
Видана опустила веки и коснулась своим лбом чела Кирилла. И тут же рванулась на волю цветастая круговерть, в которой завертелись-замелькали небесная синева, сумрачная зелень леса, белый шатер, звезды в озере, изящные руки и широкополая мягкая шляпа брата Хезекайи, золотые блики на куполах Белой Криницы, ухмыляющийся Держан, хлебосольный стол князя Стерха, райские птицы на богатой ферязи, страх в распахнутых глазах Избора, толстая Малуша, княжна Светава в развилке липовых ветвей, невероятный прыжок брата Иова, маленький голый гильдеец на краю бассейна, пряничный поповский терем, голос в ночи…
Маленькие ладошки внезапно оттолкнули его.
— Ты… Ты держал ее на руках… — прошептала она потрясенно.
— Кого? — пробормотал Кирилл, приходя в себя.
— Ты держал ее на руках! — с отчаянным криком повторила Видана и заколотила кулачками по его груди. — Княжну эту! А она обнимала тебя! Я видела, видела, видела!
— О Боже… Видана, да ты послушай, как получилось-то.
Она спрятала лицо в ладонях, опустилась в траву и заплакала. Кирилл неуклюже затоптался над нею:
— Господи, да что же это… Видана, ну пожалуйста… Видана…
Она заплакала еще горше, судорожно хватая воздух, хлюпая носом и жалобно попискивая.
— Если ты все видела, то и знать должна, как оно на самом деле было.
— А я и знаю! На самом деле ты ей люб и она — княжна! Княжна, княжна, княжна! А кто я такая рядом с нею?
— Видана, да ты…
— Да я-то всего лишь глупая девка-дубравка, уж какая есть! Только вот всё-всё доподлинно разглядела и всё-всё уразумела! Так что отныне ни подарки твои мне не надобны, ни сам ты, князь Ягдар!
Видана вскочила на ноги, сорвала с пальца перстенек. С девичьей неловкостью размахнувшись, изо всех сил забросила его подальше в густые травы поляны. Стремительно развернулась и побежала обратно в деревню.
Кирилл заледенел:
— Видана…
Мягкий сумрак дубравы обратился в ночь.
Белый Ворон стоял посреди тропинки, с непривычной строгостью опершись на посох, и молча ждал. Видана шмыгнула носом, одернула сарафан. Перешла на робкий шаг, постепенно замедляя его. Затем и вовсе остановилась.
— Ближе подойди, девонька. Еще ближе — поздно уже робеть-то. Теперь отвечай: зачем сделала это?
— Что, Белый Отче?
— С Вороном говоришь, не с князем Ягдаром. Почто обидела его?
Видана засопела и потупилась.
— Другому рану нанести, а жалеть себя — ой, как сладостно бывает! Так ли? С неких пор на особой примете ты у меня, ведай о том. Долгих речей вести не стану — разум твой вижу. Немалый разум, замечу. Ему повинуйся, а не страстям своим. А обуздать себя не сможешь иль не захочешь — поможем тебе. И я, и отец твой.
Видана переступила с ноги на ногу, опустила голову еще ниже:
— Отцу только не говорите, Вороне.
— Вот как. Ну-ка в глаза мне посмотри. Не деву строптивую да своенравную вопрошаю я сейчас, а ту Видану, которая прячется в ней. Правда ли, что так лучше для всех будет? И для нее самой? То-то. Голову-то опять подними — не предо мною виниться надобно. Теперь пойдем.
— Куда, Белый Отче?
— Каверзы твои поправлять. И не я это делать буду, а ты сама. Куда подарок бросила? Показывай.
— А вдруг он там еще?
— Князь Ягдар? Нет, ушел уже. Правоту твою на себе ярмом несет.