– Все же, Федор Василич, – говорил он, обращаясь к Басёнку, – помянем еще раз, как войска у нас расположены, нет ли огрешки в чем-либо.
– Все исполнено, государь, – ответил Басёнок, – как тобе угодно было. От Коломны до Каширы конные дозоры наши, в Кашире полк наших воев, от Каширы до Серпухова конные дозоры, а в Серпухове воевода с заставой, а от Серпухова до Тарусы конные полки князя Юрия, брата твоего, и дозоры до Алексина.
– Тут спокоен яз, – медленно заметил Иван, – за Юрьем да за тобой, Федор Василич, как за каменной стеной. За Рязань страшусь, не ведаю добре яз заставы рязанской, и в воеводу веры у меня нету.
– Ништо, – вмешался воевода князь Стрига-Оболенский, – ежели воевода замешкается, то царевич Касим подоспеет.
– Касим-то везде поспеет, – подхватил Басёнок, – как птица летает.
– Опричь того, – продолжал Стрига-Оболенский, – у нас конные дозоры до Бела-омута, а там рязанские. За Рязанью же рязанские дозоры по Оке до Усть-Пары, а от Пары до Касимова-градка – касимовы татары.
– Яз, воеводы, до сего часа не сказывал вам, – снова заговорил Иван, – от брата Юрия весть мне была. Он одобряет мой замысел, а опричь того, сам придумал манить татар на Коломну.
– Татары, татары! – увидев пыль за Окой и заглушив слова государя, закричали кругом.
Затрубили трубы, поднялись и заплескались знамена, а конные и пешие воины начали строиться. В пыли показались конники и скачут все ближе и ближе, хотя разобрать, чьи это воины, еще нельзя.
– Дать знать полкам у переправ и бродов, – крикнул Иван, – дабы упредить от бою, ежели сии конники князя Юрия!
Помчались разом вестники от холма во все стороны отдавать воеводам и начальникам воинским приказ государя. Ближе и ближе конники, и видно уже, как плещут на древках их московские стяги. С полного хода пошли у переправ конники вброд и вплавь через Оку. Выходят на берег, тут же разворачиваются боевым строем и становятся плечо о плечо с другими московскими полками. Вдруг громкое «ура!» загремело по всему берегу – воины узнали князя Юрия, спешившего к ставке великого князя Ивана.
Обнялись братья и облобызались, и Юрий говорит торопливо:
– Все сделано, что мной было придумано и тобой, государь, одобрено. Заманил яз татар на Коломну. Часу не пройдет – тут будут. Яртаул же их мы почти весь посекли. Отпусти меня ныне, государь, к полкам моим. Чаю, они по приказу моему уж у Каширы стоят. Велел им, как с тобой решено, от Тарусы и Алексина сюда пригнать.
– С Богом, Юрьюшка, с Богом, – ласково молвил Иван, не отрывая глаз от степей заокских, где далеко-далеко, еле видно, словно дым, опять заклубилась пыль.
Татары напали стремительно, и вдоль всего берега, и справа и слева от Коломны, завязались ожесточенные бои у всех переправ через Оку. Татары прут неудержимо через броды, плывут на конях и, будучи отбиты, но подгоняемые следующей волной степной конницы, снова стремятся к речным переправам. Из степи же мчатся непрерывно конные полки с гиком и криком, с неистовыми воплями и бросаются к реке. Все же бой идет в перестрелках и кое-где только в недолгих рукопашных схватках мелких отрядов.
Снова волнуется Иван от нетерпения, ждет вестников от Юрия из Каширы и от царевича Касима из Рязани, где тот соединился с рязанским воеводой. Уж пятый час как подошли татары и бьются у переправ. Хмуриться и волноваться начал и сам Федор Васильевич Басёнок, а князь Стрига-Оболенский не выдержал и сказал Ивану:
– Государь, не пора ли нам обход поганых начать справа от Каширы, а слева от Бела-омута? Жмут они нас в лоб у Коломны, прорвать могут.
– В обход, говоришь? – медленно ответил Иван, бледнея. – А как обходить-то – со лба или с тыла?
– С тыла бы лучше, – усмехнулся Басёнок, – да ведь мы-то с ними лоб ко лбу бьемся.
– Пождем еще половину часа, а там как Бог даст и как вы, воеводы, решите.
– Вестник от князя Юрия к государю! – крикнул начальник княжой стражи Ефим Ефремович, подскакав к ставке с конником князя Юрия.
– Будь здрав, государь! – быстро и враз начал вестник. – Князь Юрий повестует: «Последние полки Седи-Ахматовы прошли на Коломну. Съединились мы с царевичем и воеводой рязанским возле Зарайска, как ты нам указал. Полкам же своим повелел яз, перейдя реку у Каширы, правым берегом идти до Усть-Осетра и к Зарайску. Воевода же рязанский гонит с конными полками к Белу-омуту. Мы ж с царевичем Касимом прямо в тыл татарам…»
– С Богом в обход, воеводы! – перекрестясь, громко крикнул Иван. – Сей часец можно и со лба начинать. Навстречу князю Юрию и рязанским…
– Будь здрав, государь! – крикнули разом оба воеводы и помчались каждый к полкам своим.
Оставшись в ставке с одним Иваном Юрьевичем, братом своим двоюродным, Иван напряженно следил за кровавой борьбой у переправ…
– Государь, – обратился к нему молодой воевода, – дозволь мне с полками своими, дабы сбить в кучу поганых теснее, в лоб им от Коломны ударить…
– Прав ты, прав! – радостно отозвался Иван, поняв его мысль. – Сие укрепит наших воев, и сим исхитрим у татар немало: отвлечем их от обходов.
Ускакал воевода, и в ставке остался один Иван, и вдруг тревога и страх охватили его. Не за себя страх, а за то, что не все правильно им решено было с воеводами и что уйдут из сетей татары.
Но вот видит он – мчатся полки Ивана Юрьевича, слышит их крики «ура», и гуще летят русские стрелы, и теснят у переправ воины татар, вот и реку переходят на бродах.
– Ур-ра! Урра-а! – гремит всюду, но татары не сдаются.
Гуще и гуще скопляются они у реки, а русские, хоть и бьются крепко, отступать кое-где начинают, татары же кричат и визжат, сверкая кривыми саблями. Отбивают их русские, снова теснят и снова отступают. Больше и яростней разгорелся бой, дрожат руки у Ивана, и словно окаменел он на коне своем, не сводит глаз с битвы. Вся душа его и вся жизнь его дрожит и бьется с каждой переменой в сражении, и все же он слышит, как рядом с ним старик Илейка, когда начинают теснить татары, громко шепчет:
– Господи, помоги! Не погуби, Господи!..
Когда же гнутся татары под ударами московских воинов и бегут, он, не то плача, не то смеясь, кричит:
– Бей, православные! Бей поганых!..
Этот крик и жалостный шепот истерзали всю душу Ивану, и в гневе готов он был накричать на старого дядьку, но вдруг на реке все переменилось.
Будто чудо случилось: отхлынули от реки все татары, а в степи слева и справа заклубилась пыль. Вздрогнул Иван от радости и закричал громким и звучным голосом, подобно отцу своему:
– Наша пора наступила! Вперед на поганых!..
Окруженный стражей, при кликах «ура!» поскакал он к берегу, к переправам, которые уже миновали московские конники, гонясь за бегущими татарами.
С трепещущим сердцем скачет Иван по полю и видит, как наперерез татарам то справа, то слева один за другим вылетают из засад отряды русских конников и, сверкая саблями, врубаются в ряды врагов и секут их без пощады. В смятении великом мечутся татары из стороны в сторону и вдруг, словно обезумев совсем, помчались назад, но, встретив полки, которые за ними гнались из Коломны, закружились в кольце русских со всем полоном своим и с обозами.
Уже полная луна ярко озаряла окрестности, когда окончилась битва.
Иван с воеводами вместе объехал поле, усеянное трупами людей и коней, осмотрел обозы татарские с награбленным имуществом и товарами, мельком оглядел коней татарских и поехал к полону, окруженному теперь уж не татарской, а русской стражей. Догнав его, подскакал на взмыленном коне только что вернувшийся из погони царевич Касим.
– Будь здрав, государь! – крикнул он, прикладывая руку ко лбу, устам и груди. – Живи сто лет, государь!
– Будь здрав и ты, – приветливо ответил Иван. – Много ль ушло ордынцев-то?
– Две сотня бежал. Мой гнал и сек много. Полсот в Орду не пригонит…
– Пущай бегут, не жалей о том, – весело усмехнувшись, сказал Иван, – не своих же нам слать к хану с вестью о победе.
Среди плененных татарами были не одни только русские, но были также черкесы, мордва, камские булгары и прочие. Радостные возгласы и плач женщин услышал Иван в толпе испуганных и измученных людей, узнавших великого князя. Иван круто повернул коня и, отъехав в сторону, сказал взволнованно воеводам, сопровождавшим его:
– Челом вам бью и воям всем нашим за верную службу государям своим и Руси православной. Утре скажет сие князь Юрий от лица государей пред полками. Сей же часец яз с братом поеду в Коломну. – Иван помолчал и добавил: – Как нарядите всё, что надобно, с Юрием в Москву все жалуйте, и ты, царевич Касим, победу праздновать.
Под гул благодарственных и напутственных слов Иван поехал с Юрием в сопровождении стражей. Дорогой братья молчали, но обоим было хорошо и радостно, как в детстве, когда так же вот не раз ездили они вместе и в дни горя и в дни радости, и ездили с ними и Васюк, и этот вот старый Илейка.
В Коломну прискакали они в одиннадцатом часу ночи, но в хоромах воеводы не спали, ожидая государя. На дворе Ивана охватил прелый и мирный дух хлевов и конюшни, а когда он слезал с коня, то ясно так почуял запах конского пота и разогретых ремней конской сбруи.
– А помнишь, Иване, – засмеявшись, спросил вдруг Юрий, – как ночью нас в селе Танинском сонных из возка выводили?
Иван засмеялся тоже и молвил:
– Кашу потом ели и за столом уснули…
Где-то в хлеву сонно прокричал петух, и на его крик стали откликаться один за другим петухи в соседних дворах. Особая ночная тишина и покой родной земли чуются кругом.
– Разгромили поганых мы, Юрьюшко, – говорит Иван, сладостно потягиваясь, – и нет страху. Не грозит никому уж ни смерть, ни пожар, ни полон.
Юрий смотрит на брата, улыбаясь, но глаза его сами закрываются от усталости.
– Спать хочу, Иване, – молвит он вполголоса и длительно позевывает.
Иван тоже позевывает и, вспомнив Марьюшку и Ванюшеньку, глубоко и радостно вздыхает.
– Завтра на рассвете яз в Москву еду, – говорит он, – а ты заверши тут все, что надобно, и возвращайся с полками борзо. Вези и товары. Христиан же всех на волю ослобони. Мы тобя с отцом ждать будем.