– Могу, – спокойно ответил он. – Веремуд на тебя не осерчает?
– А я уйду от него! – Десятник рубанул рукой воздух. – К тебе. Если возьмешь.
– Возьму.
Причина, по которой Евтим решил сменить вождя, выяснилась в тот же вечер. Оказывается, Веремуд не только не похвалил десятника за разгром разбойничьей шайки, но, напротив, сделал ему выговор. За то, что недоглядел. Причем недоглядел за своими подчиненными: дал положить двух дружинников в смешной драке с разбойниками. А теперь родня их на Веремуда в обиде.
– Зря он не сказал, что поганцы с татями воедино были, – заметил Милош.
– Сказал бы – с него бы за убийство виру потребовали, – резонно заметил Дёрруд. – Убил-то он. Не князь.
Они вчетвером, Сергей, Убийца, Милош и Машег, сидели в отведенной Сергею горнице. Только что разобрались с завтрашним рейдом и вспомнили о Евтиме.
– Правильно он сделал! – заявил Машег. – Веремуд этот их бы отпустил.
– Даже не сомневаюсь, – сказал Сергей. – Взял бы сам с родни выкуп.
– Повезло гридню, что ты его взял, княжич, – заметил Милош. – От Веремуда ему все равно уйти пришлось бы.
– Почему все равно? – спросил Машег.
– Не оставили бы его в покое родичи тех тварей, – пояснил Сергей. – А когда узнали бы, что это Евтим их за Кромку отправил, пришлось бы десятнику туго.
– А откуда они бы узнали? – возразил хузарин. – Кто кроме нас видел, как Евтим их убил?
– Тати видели, – ответил Сергей. – Те, что у Веремуда в подполе сидят. Может, уже рассказали. А еще, я уверен, они рассказали, что кое-кто из родичей тех отроков у разбойников добычу брал. И я что-то не заметил, чтобы Веремуд кого-то из сообщников под стражу взял. И какой из этого вывод?
– Евтим нам пригодится, – пробасил Дёрруд.
– А семью ему надо в Новый город отправить, – сказал Милош. – Не то им мстить будут.
– А там не будут? – уточнил Машег.
– В Новгороде у полоцких власти нет, – ответил Сергей. – А самого Евтима, если варягом станет, моим варягом, даже Веремуд тронуть не рискнет.
Тянуть с походом мщения не стали. Собираться не требовалось, все уже собрано, так что сразу и выступили. Конно. Двумя десятками, потому что хороших коней на большее не хватило. И на этот раз не отроки, а лучшая гридь. Любимый Сергеем состав: стрелки и тяжелая пехота. Хотя такое разделение относительно. Лучники вроде Жаворонка, если потребуется, и в строю стоят не хуже прочих нурманов.
Минус: ночью снежок выпал. Неглубокий, но лошадям все же помеха. Так что Сергей пустил вперед лыжников. Пятеро бегут проворно, уплотняют зимник, остальные – верхами. Через полчаса – смена. Система проверенная, так что темп сразу набрали приличный. До вечера в охотку одолели те самые сорок километров до места схватки.
Место указал Евтим, иначе не нашли бы. Заснежило.
– Тут все останавливаются, – пояснил теперь уже бывший полоцкий десятник. – Можем и мы встать.
Они и встали. Удобно. Место ровное, камни для очагов сложены, шесты для шатров к деревьям прислонены. Пришлось только прорубь новую бить. В старую, судя по следам, латгалы убитых скинули.
В итоге еще и время выиграли на обустройство лагеря. Конечно, можно и в темноте идти… Но не нужно. Дальше по реке перекаты начинались, кое-где камни из-подо льда торчали. По такому зимнику лучше при свете. Тем более что километрах в десяти, как сказал Евтим, начинались настоящие пороги. Понятно, что там и волок имелся, который в зимнее время превращался просто в дорогу. Только дорога эта была не идеальна. Потому скорость краденого поезда точно упадет километров до двух в час. Против минимум шести у погони.
Так решил Сергей, и знаток трассы Евтим подтвердил. Когда преследователи выйдут на накатанный санным поездом зимник, то кони на рысях пойдут запросто.
Так и вышло. Легко пошли. Жаль, навстречу никто не попался. Не у кого было узнать, что с новгородскими.
Новости появились, когда начался волок. Там, как водится, стоял городок. Староста сообщил: да, были. Латгалы. С челядью. Не останавливались. Прикупили фураж для коней, дичину свежую и сразу дальше. Недавно были. Если варяги поспешат, то догонят к вечеру.
– Как они встанут, так и отобьете обоз, – завершил староста.
– Как догадался? – спросил Сергей.
– Да как, – уклонился от прямого ответа староста. – Я ж не слепой.
Почему сам не перенял, если догадался, Сергей спрашивать не стал. И так понятно. А вот почему сейчас откровенничает?
– Тебе бы не сказал, – честно ответил староста. – А вот его, – кивок в сторону Евтима, – я давно знаю. Так, гридень?
– Так, – подтвердил Евтим. – Как внучок? Растет?
– Не хворает.
– Назад пойдем – погляжу, – пообещал Евтим. – Дочка его от меня родила, – пояснил гридень. – Подрастет, может, и признаю.
Обычное дело. Если Евтим решит, что мальчишка перспективный, выкупит у рода старосты, заберет в свою семью, воспитает воином. А нет, так останется смердом-родовичем от крепкого отца. Тоже неплохо.
Шли легко. День хороший, солнечный, тропа накатанная. Разок попались навстречу несколько саней из ближней деревеньки. Варяги купили у них пару мешков зерна для коней, узнали, что захваченный латгалами поезд замедлился. Сразу две лошади захромали. Латгалы хотели коней у местных прикупить, и те были не против, но потом латгалы передумали. Не глянулись коники.
К полудню след посвежел. Это нетрудно было определить по отходам лошадиной жизнедеятельности. Случись такое не на тропе-волоке, а на реке, Сергей бы обязательно сбавил, чтобы не показаться преследуемым раньше времени. Но здесь, в петляющей щели, прорезанной в массиве заснеженного леса, их вряд ли заметят. Тем более впереди всегда лыжный дозор.
Так и вышло. Дозорные первыми заметили хвост поезда и предусмотрительно притормозили.
– Сразу ударим или пусть встанут? – уточнил Дёрруд.
– Евтим, это еще полоцкие земли или уже латгальские?
– Считай, ничьи, – ответил бывший десятник. – Как раз посередке. До латгальского городка меньше поприща.
– Тогда пусть сначала остановятся, – решил Сергей. – Побить-то мы их побьём, но надо, чтоб никто не ушел.
– Не уйдут, – пообещал Грейп. – Как нерп обложим. Повеселимся, хёвдинг!
Ну да. Никого не убил – день потерян.
– Они меня убьют… – бормотал Гузыня. – Обязательно убьют. Я более не могу. Нога огнем горит! Зачем, зачем ты отдал нас этим татям?
– Нишкни, – буркнул Стрилад, еще недавно уважаемый новгородский купец, а ныне бесправный раб.
Ему тоже было нелегко. В короткой и бесславной схватке ему крепко прилетело по голове, Стрилада мутило, и в глазах двоилось, но он терпел все. И нытье племянника, который всего лишь подвернул ногу, пытаясь удрать, а теперь ныл, будто его копьем продырявили. Одно слово – Гузыня.
Правда, бежать на лыжах его не заставляли. Да он и не мог. Падал. И не прирезали его только потому, что надеялись взять за него выкуп. Причем не стесняясь обсуждали это при нем, Стриладе, и прикидывали, как бы так и выкуп взять, и Стрилада не отдать, чтобы еще раз за него стребовать. Не знали, волки, что Стрилад по-латгальски понимает.
Нет, не отпустят его латгалы. Ничего они не боятся. Слава богам, что так. Не то не отпустили бы сына с вестью. Не опасаются, значит, что Веремуд сподобится помощь послать. Да он и не прислал. Завтра они уже в латгальских землях будут. Там Веремудовым дружинникам только и останется, что у местного князя справедливости просить. А какова она, справедливость латгальская, Стрилад уже видел. Их законы – только для своих. Потому Стрилад и решил латгалов в охрану взять и друга Большея уговорил. А теперь нет Большея, а труп его по велению латгалов в реку скинули. И будет теперь Большеев дух вечно меж Навью и Явью странствовать. Ну хоть сынок, Чупшак, жив остался.
Стрилад почерпнул горстью снег – приложить к больной голове…
И не донес.
В ближних кустах, там, где осыпался снег, Стрилад увидел глаза. Только глаза, остальное черным-черно. И один глаз подмигнул Стриладу.
Стрилад не заорал только потому, что голова взорвалась болью.
А потом завыли волки. Совсем близко. И много.
Испугаться Стрилад не успел. Отовсюду – из кустов, из-за деревьев, через сани с товаром – начали прыгать люди. Один даже через перепуганного Гузыню перескочил. Вот Гузыня и заорал. Как свинья, которую режет неумеха. Хотя Гузыню никто не резал. Резали латгалов. Резали, рубили, вязали. И все так быстро. Стрилад и до ста досчитать не успел бы, а свободных живых латгалов не осталось. Только плененные и мертвые.
А потом к Стриладу подошел огромный нурман с рожей, расчерченной сажными полосами, и, ухватив за ворот, поставил на ноги.
Голова снова взорвалась болью, пустой желудок свело спазмом, и рот наполнился желчью.
– Глянь, новгородец, все ли тати здесь? – прорычал нурман. – Никто не сбежал?
Стрилада скрутило приступом, желчь брызнула на снег.
– Я, я скажу! – услышал он сквозь туман вопль Гузыни. – Все скажу, не убивайте.
Нурман уронил Стрилада на снег.
– Чего орешь? Дурной, что ли? – спросил он у племянника. – Или не узнал?
Тут Стрилада отпустило, и он облегченно ушел в беспамятство. Облегченно, потому что узнал голос.
Два латгала все же попытались удрать. Кинулись в лес. Глупая затея. Снег по пояс. Борозда за ними – метровой ширины. Лыжники догнали беглецов, тонущих в сугробах, в считаные минуты.
Восемь латгалов. Живых. И шесть покойников.
Живых допросили. На всякий случай. Ничего интересного. Захват каравана был их собственной инициативой.
Четырнадцать мертвых латгалов были раздеты донага наименее пострадавшими новгородцами и ими же оттащены подальше в лес. Именно что подальше. У волков нынче праздник, и нечего лошадок пугать.
– Товар мы отбили, и он теперь наш, – сообщил Сергей, присев на корточки рядом с уцелевшим купчиной с гордым именем Стрилад.
Второго, с еще более гордым именем Большей (с ним Сергей вел переговоры в Новгороде), в числе спасенных не оказалось. Убили.