Вопрос: сколько надо мужиков с рогатинами, чтобы завалить, скажем, Нарви? Или Наслава. Ответ: много. Пока не устанет. А устанет он не скоро, потому что выносливость что у варягов, что у скандинавов высокая. Это если речь идет об одиночках. А если хирд… Тогда вопрос формулируется по-другому: сколько нужно волков, чтобы закусать ну, например… танк Т-80У, которым «обкатывали» Сергея в той, самой первой жизни?
А еще слова Дёрруда о том, что лесовиков надо брать живыми, нашли в сердцах дружинников живейший отклик. И бойцы старались.
Получалось не всегда: бой все-таки. Но с большей частью атакующих все обстояло штатно: передние оглушали, задние вязали «добычу» и складировали. Конвейер работал исправно: будущий двуногий товар поступал на обработку равномерно. Ведь те, кто снаружи, не видели того, что происходит внутри. Возы мешали. Да и не рассвело толком.
Сергей в переработке свободных охотников в двуногий товар не участвовал. Наблюдал со спины неоседланного, только прикрытого попоной Мара за процессом, ожидая, когда меряне сообразят, что бой развивается вне их ожиданий. Произошло это минут через двадцать, когда совсем рассвело. К этому времени вне огражденного периметра осталось меньше полусотни лесовиков. Не самых храбрых, потому что самые были либо упакованы, либо мертвы или близко к этому состоянию. Сообразили и начали неорганизованное отступление. То есть с разной скоростью бросились наутек.
Сергей свистнул дважды. Оговоренный сигнал, по которому его бойцы перешли в решительную атаку, а сам он извлек из налуча изготовленный к бою лук.
Бежать с холма легко. Но не по сугробам. И это тот случай, когда догонять проще, чем убегать. Тех немногих, кто сумел встать на лыжи, догнали стрелы. Остальных… Остальные присоединились к большинству соплеменников.
– Чем же мы их кормить будем? – задумчиво проговорил Милош, глядя на увязанных в длинную цепь мерян, бредущих вслед за санным поездом.
– Дичи набьем, рыбки наловим! – Грейп был настроен оптимистически. Поскольку видел сейчас не две с лишним сотни пленников, а огромную кучу серебра.
Да, этим утром они неплохо потрудились. Больше половины нападавших превратились в живое имущество. А остальные…
Сергей был уверен: теперь волки от них отстанут. Жалости к убитым и пленным он не испытывал. Меряне пришли за их кровью и добром, а не пивом угощать.
– Тут нет твоих родичей? – спросил он Какойку.
Тот потряс мохнатой шапкой:
– Моих нет. У нас, господин, много-много родов.
– Это хорошо. Потому что парочку холопов я собираюсь подарить тебе, Какойка, а родню холопить нельзя. Скажи мне еще: они все из одного рода или из разных?
– Думаю, из одного, господин.
Перспектива стать рабовладельцем проводнику явно понравилась.
– Тогда объясни им, – сказал Сергей, – что они теперь наша челядь. И пусть не пытаются сбежать. Кто попытается, того накажут. А если сбежит, то накажут десяток его родных. Нурманы накажут. Знают они, кто такие нурманы?
– Может, и знают, а если не знают, то я им расскажу! – с воодушевлением воскликнул Какойка. – Хорошо расскажу. Я нурманов хорошо знаю, видел многое.
И не обманул. Внушил пленникам должное уважение.
И это было хорошо, потому что пытать десятерых за одного Сергей не собирался. Но кто рискнет заподозрить его во лжи?
Построились. Двинулись. Сергей для разнообразия двигался теперь не в голове поезда, а в арьергарде. Сразу за последним мерянином. За ним только десяток варяжских отроков под прямым руководством Кистра.
Мар выбранным темпом был недоволен. Ему хотелось быстрее. Пленники заметно снизили скорость каравана. Кое-кто ранен, пусть и легко, а большинству пленников вдобавок крепко прилетело по голове, что не поднимало ни скорости, ни настроения.
Настроение Сергея тоже оставляло желать лучшего. И он уже сообразил почему. Всю прошлую жизнь он категорически избегал работорговли. Невзирая на упущенную выгоду и репутационные потери. А теперь – вот. Получается, что, превратившись в Вартислава, он не только избавил тело от груза прожитых лет, но заодно и от моральных принципов освободился?
Это беспокоило. Причем не столько то, что он сейчас гонит на продажу толпу мужчин. Это-то ладно. Не он на них напал. А похолопить всяко лучше, чем всех их перебить. Но сам факт, что он, Сергей Духарев, становится другим, вот это напрягало. Поначалу ведь казалось, что он, теперешний, просто стал моложе и ближе к тому Сереге Духареву из самой первой жизни. А выходит, что он окончательно избавился от морали конца двадцатого века? Что это? Специфика подросткового возраста, когда мозг активно впитывает социальные приоритеты окружения? Что дальше? Нет, не так. Что он может сделать прямо сейчас? Избавиться от пленников? Просто отпустить нельзя. И дружина не поймет, и сами пленники воспримут как слабость. Встряхнутся, соберутся и снова нападут. Продать при первой возможности задешево? Опять-таки свои не поймут.
Хотя есть варианты. Сергей дождался, когда тропа немного расширится, и послал Мара вперед. Конь охотно прибавил. Проворно попер по снегу коротким галопом. Аллюр привычный. Степной. Минут пять, и он уже обходит основную часть дружины.
– Дёрруд!
– Хёвдинг.
– От трэлей надо избавляться, – заявил Сергей. – Этак мы до Белозера не скоро доберемся.
– А мы разве спешим? – флегматично поинтересовался Убийца.
– Он по дому соскучился, – влез Машег. – А особенно по домашним! – И хихикнул.
– Вообще-то моей жене скоро рожать, – сказал Сергей.
– Так ей, а не тебе, – резонно возразил Дёрруд. – Ты не беспокойся, хёвдинг. Этот Как… как-его сказал: скоро к гарду выйдем. Там саней еще купим, лошадок. Еды купим. Тех трэлей, что сейчас ходят плохо, на санях повезем, пока не окрепнут. А кто совсем плох, там и продадим. О важном думай, а это пустяки.
Глава 24Цена неуважения
Городок оказался не просто острогом, а именно городком. Частокол, за которым десятка три дворов, посад, внизу – вмерзшая в лед пристань.
При виде выползающего из леса каравана городские среагировали правильно: заперлись в городе.
Сергей тоже повел себя правильно: выехал вперед вдвоем с Наславом, который нес его знамя с привязанной в знак мирных намерений сосновой веткой. Какойку тоже взял. Проводник утверждал, что в городе его знают.
Подъехали. Остановились метрах в семидесяти.
Минут через пять ворота приоткрылись и выпустили переговорщиков. Тоже троих.
– Я княжич белозерский Вартислав, – сообщил Сергей. – Иду с караваном домой. Нужны провизия, фураж, и хорошо бы поспать под крышей.
– Я – боярин князя Хрекши Сожич, – с достоинством сообщил пегобородый муж в лисьей шубе и бронзовом шлеме с лисьим же хвостом вместо бармицы. – Не слыхал, чтобы у князя Стемида был сын Вартислав.
– Я родич по браку, – пояснил Сергей. – Мы с Рёрехом на родных сестрах женаты. Стемид на моей свадьбе посаженным отцом был.
– Ага, ага…
Поверил или нет? Трудно сказать.
– А полон у вас чей?
– Меряне, – не стал скрывать Сергей. – Напали на нас ночью. По глупости.
– Ага, ага… А от нас чего хотите?
– Я сказал. Фураж для коней. Еда. Может, еще лошадок и сани прикупим. Среди полона битых много. С бою их брали.
– Ага, ага. Что ж… – И решительно: – В город не пустим! Князь Хрекша так сказал. Не пустим. И силой не возьмете, даже не надейтесь. Много нас, и все вои опытные.
– Слышь, Сожич, а когда ты боярином стал? – вдруг влез Какойка. – Тот год же простым десятником был!
– А для тебя, смерд, и десятник не прост! – внезапно окрысился переговорщик. – Тебе и с десятником говорить, шапку снявши!
И шагнул вперед с явным намерением поучить Какойку вежеству.
А вот это он зря.
Сергей подал Мара вперед, и тот, обрадованный, сунулся к переговорщику оскаленной мордой.
Сожич шарахнулся. Бронзовый шлем съехал на глаза. Сожич закричал, замахал руками…
Сергей подождал, пока один из спутников лжебоярина поправит ему шлем, потом процедил высокомерно:
– Ты солгал мне, радимич. Но ты переговорщик и говоришь не своим языком, а голосом своего князя. Получается, твой князь солгал мне. Мне, варягу. Ты! – Сергей указал плетью на одного из сопровождающих. – Иди к своему князю и скажи ему, что его переговорщик меня оскорбил. И я жду извинений. Если я их не получу, то сожгу этот город, а тех, кто в нем, отдам своим нурманам. Бегом! – рявкнул он, и парень сорвался с места. И второй тоже.
А вот Сожича Сергей не отпустил. Наехал, отрезал от города:
– Я тебя не отпускал, червь! – И Наславу: – Давай к нашим! Пусть подходят. – И по-нурмански: – Надо здешних пугануть! Не понимают по-доброму!
– Ты! Тебя! Да как! – «Десятник-боярин» никак не мог решить: то ли ему бояться, то ли яриться.
Потом решил все же: яриться. И потащил мечуган.
Неправильный выбор.
– Можно, – шепнул Сергей, и Мар, получив разрешение, хватанул Сожича зубами за шкирку. Подбросить не смог: все же не собака, покрупнее. Тяжеловат. Но повозить как следует, потрясти, уронить в снег и приложить копытом сверху – тоже для потерпевшего приятного мало.
– Лежи, не рыпайся… боярин! – приказал Сергей. – Вякнешь – голым зайцем по снегу поскачешь.
– Мой князь тебя накажет!
И – вставать.
Непонятно, как он до своих лет дожил, вояка.
– Наслав, помоги дурню лечь.
Варяг спешился, подсек радимича, наступил на горло. Сожич тут же вцепился обеими руками в его ногу… Перун! Если у них такие десятники, то каковы же рядовые?
Подъехали остальные.
– Не договорились? – весело поинтересовался Дёрруд. – Повеселимся?
– Похоже на то, – согласился Сергей. – Этого раздеть догола, обувку оставьте только, и пусть бежит. А мы с тобой, Сигтрюггсон, поедем поговорим. Машег, прикройте нас. Если начнут стрелять, дайте им сначала стрельнуть. Чтобы они начали, а не мы.
– А смысл? – удивился Дёрруд. – Что могут сказать мертвецы?