– Добро, – решил Сергей. – На рассвете пойдем. Нарисуешь потом, брат, как они встали и что там вокруг. Решим, как их бить будем.
– Ясно как. С удовольствием! – Машег засмеялся. – Сейчас нарисую. Дай-ка бересту…
– Зачем сейчас? – возразил Сергей. – Давай сначала лагерем встанем, поедим…
– А затем, что я сейчас обратно поеду. Погляжу, куда и как они будут караулы ставить. И секреты, если будут.
– Я с тобой, Машег, – заявил подъехавший Милош.
Хузарин поглядел на него внимательно, потом еще более внимательно – на его коня. Но все же кивнул. И уточнил:
– Только ты. Заводного возьми. Есть свежий?
– Есть. Кобылка из степных.
– Сойдет. Сторожить по очереди станем. Поесть-попить с собой соберешь?
– Уж как-нибудь. Княжич? – Милош повернулся к Сергею.
– Езжай, – разрешил тот. – Вдвоем лучше. Будет кого прислать, если что.
Глава 2Храбрость воинов хоревой
Ночь прошла без событий. Еще до света варяги были уже в седлах. Тихо перешли реку и двинулись к вражескому лагерю.
Встретили их загодя.
– Ладно все, – сообщил Милош. – Нас не ждут. Дозоров нет, только пастухов двое при табуне. Было. Думаю, уже нет их. Машег сказал: уберет, когда я к вам отъеду.
Чуть посветлело. Минут двадцать, и небо зарозовеет. Лучшее время для степного налета. Сергею, однако, хотелось успеть взглянуть на лагерь степняков собственными глазами.
– Все сказал? – перебил он своего сотника.
– Все, – подтвердил Милош, но Сергей уловил паузу между вопросом и ответом.
– Ну и?
– Баба с ними, – сказал Милош. – Красивая баба.
– С ними или у них?
– У них.
Сергей вздохнул, покачал головой. Милош понял правильно:
– Нет, вождь, не трогали ее.
Неожиданно.
Было бы неплохо с этой бабой поговорить. Потом. После победы. Если выживет. Что не факт. Копченые вполне могут ее прикончить, если поймут, что для них все оборачивается нехорошим. И от случайной стрелы погибнуть в таком бою – это запросто.
Мар, которому наскучило стоять без дела, игриво толкнул головой кобылу Милоша. Та ухаживаний не приняла: прижала уши и показала зубы. Мар обиженно фыркнул.
– Милош, – Сергей принял решение, – постарайся, чтобы она выжила. Но не рискуй. Ты для нас важнее.
Рядом негромко откашлялся Дёрруд. Ну да. Вождю не положено вести себя так, будто они уже победили. Богам подобная самонадеянность может не понравиться.
Сергей ненадолго задумался: спешивать нурманскую часть отряда или нет? Потом решил: не надо. Сами разберутся.
– Далеко? – спросил он.
– Три стрелища.
– Веди. – И Дёрруду: – Вы за мной, стрелкам рассыпаться.
С полкилометра прошли рысью, а потом трава поднялась лошадям по грудь, и они перешли на шаг.
Проснулись птицы. Засвистели, зачирикали.
– Тот холмик, – указал плетью Милош. – Машег там.
У холма спешились, оставив коней внизу, где уже щипал траву Машегов жеребец. На варягов он не среагировал: узнал своих.
Холмик оказался курганом. На лысоватой макушке – впадина, а в ней что-то вроде жертвенного камня.
У камня, подстелив плащ, расположился хузарин.
На приход Милоша и Сергея он не среагировал, хотя наверняка услышал их, еще когда к холму подъезжали. Доверился интуиции своего коня, надо полагать.
Раннего света не хватало, чтобы разглядеть лагерь печенегов в подробностях. Но степняки любезно не стали тушить костры, рядом с которыми спали. В стороне, ближе к реке, на пойменном лугу, не столько виделся, сколько угадывался табун.
Беспечность копченых удивляла. Непуганые, похоже. Что ж, осторожность приходит с опытом. Хотя Сергей надеялся, что к этим она не придет никогда.
– Я бы с нашей стороны нурманов поставил, а сам со стороны табуна зашел. – Машег присел рядом. – И пусть нурманы первые начнут. А мы табун подымем. Пастухов я снял.
Резонно. Копченые, когда нурманы в их лагерь ворвутся, первым делом к лошадям кинутся. То есть не в степь, а к реке. Если кто и попытается удрать на своих двоих – на здоровье. Пеший печенег в степи не охотник, а добыча.
Простой план. Если что-то пойдет не так, меньше проблем.
– Согласен, – одобрил Сергей. – Поехали к нашим.
– Ага. У тебя пожрать чего есть?
– Есть. Гусятина холодная, вчерашняя.
– Ага. Давай. Милош!
– Все тебе, – сказал Сергей. – Для него у меня еще есть.
Плох тот командир, который не кормит своих людей. Особенно если они – друзья.
Верхами обошли печенежский лагерь по дуге, уложили коней в траву, чтоб не увидели раньше времени. Как раз вовремя успели: небо зарозовело. Лагерь печенежский просыпался вяло, но кто-то уже поил раненых, а с десяток копченых, раздевшись донага, полезли в реку.
Точно непуганные.
– Давай, – бросил Сергей Наславу, и тот завыл. Красиво так. От настоящего волка даже волки не отличат. А лошади – тем более. Свои-то привычны, а вот печенежским варяжский боевой клич в новинку. Так-то табун от одинокого волка бегать не будет, но кто сказал, что волк – один?
Наслава поддержало еще десятка два глоток. Сергей тоже с удовольствием присоединился. Пошуметь пошумели, но поднимать коней не торопились. Ждали, когда начнут нурманы.
Ядвара встрепенулась. Села. Волки воют. Вроде бы обычное дело в степи. Да, близко. И опасаться точно нечего – такому-то отряду. Вон даже лошади не встревожились. На большой табун хищники только с большой голодухи сунутся. Так что пусть… Вот только вспомнилось вдруг: варяжский клич – тоже вой волчий. Ее муж был варягом. Потому Ядвару к нему в жены и определили. Дед сказал: надо. Будут, Ядвара, твои сыны варягами. За ними сила. Ну а как иначе, если сами киевские князья – из варягов. Дед говорил, ему тоже предлагали в варяги. Он отказался. Не захотел родового Сварога на Перуна менять. А русью княжьей можно и без варяжских усов оставаться. Это дед и рассказывал: варяги перед боем воют по-волчьи. Да так страшно, что под сердцем пустеет. А муж ничего не рассказывал. Муж вообще с Ядварой почти не говорил. Зачем в жены взял – непонятно. Зачем дед за него Ядвару отдал, это ясно. Только за это лето копченые трижды на острог набегали. И муж Ядвары каждый раз первым из воев был. И сам бился крепко, и других воодушевлял. Много степняков от его руки пало. Ан не уберегло. Не защитил его варяжский бог Перун. И деда Сварог не защитил. И братьев с сестрами.
Пустота под сердцем. Шесть зим назад копченые убили отца. Теперь – всех.
Ядвара встала, отошла к лощинке, чуть приподняла юбки, чтоб не замочить, облегчаясь.
Приглядывавший за пленницей печенег ничего не сказал. Только пялился. Ему было велено присматривать за Ядварой, но та знала, что думает копченый. Не сбежит баба. Одна в степи, без коня, без оружия… А сбежит – догонят. Вот если бы к реке побежала…
Волчий вой не повторялся. Ядвара слышала коней на выпасе, писк какой-то зверюшки в лощинке, тонкий звон комара…
А потом – свирепый множественный рык, и сразу пронзительно завопили копченые. Раньше, чем зазвенело железо.
От этих истошных воплей гибнущих степняков Ядваре должно было стать радостно: месть! Не стало. Ей вдруг нестерпимо захотелось жить. Она пискнула, как только что степной зверек, нырнула в узенькую лощинку, свернулась и зажмурилась: если она не увидит смерти, может, и смерть ее не заметит?
Но смерть – заметила. Не сразу, но не упустила. Ухватила за рубаху, выдернула из щелки в земле и безжалостно швырнула навзничь…
Пешая гридь Сергея подобралась к печенежскому лагерю незамеченной. Табун не встревожишь, он с другой стороны, а подкрадываться к людям северяне умели. Тем более когда вокруг трава по пояс. Вот они и подкрались. И теперь ждали только сигнала для броска, так что тишина была недолгой. Пока в дело не пошло железо.
Сергей поднял Мара, взлетел в седло.
– Махом! – закричал он и погнал к лагерю. Десяток отроков, отделившись от остальных, налетели на печенежский табун, крича и хлеща плетьми по крупам.
Табун, и без того встревоженный, сорвался. Печенежские лошади храбры и верны хозяевам. И свисту повинуются, и голосу. Но паника – она такая. Заразительная.
В лагере тоже паника. В пешем бою печенеги нурманам не ровня. Так же как нурманы им – в конном. Для северян сложилась идеальная ситуация. Четкий, пусть и немного растянутый строй, – и бестолково мечущиеся перед ним степняки. Нурманы, разошедшись дугой, сбивали их в кучу, рубили и гнали к реке… Под стрелы конных варягов.
Лидер копченых был одним из тех, кто решил искупнуться. Вот не зря печенежские обычаи велят не злоупотреблять мытьем. Результат налицо: только окунулся, и уже мечется голый по берегу, машет сабелькой, пытаясь организовать сопротивление. Какое там. В такой тесноте особо не постреляешь, а против бронной пехоты полуголые степняки с легкими копьями и редкими сабельками могли играть только в две игры: «я сдаюсь» или «я умираю».
В основном умирали. И не от избытка храбрости, а потому что нурманы рубили всех, кто недостаточно быстро задирал к небу «пустые» ладони. Тех, кто успевал, не вязали, успеется, лупили плашмя или древками по головам – и дальше резать.
Пытавшихся уйти через обмелевшую реку догоняли стрелами. Кучку отбивавшихся до последнего зажали щитами и повязали.
Легкая победа.
Примерно такая же случилась в самом начале степной карьеры Сергея в прошлой жизни. Только там с такой же легкостью покрошили варягов.
Получилось даже лучше, чем тогда у копченых, поскольку не ушел никто и пленников набрали дюжины две, включая подраненного в руку и ноги лидера. Этого устроили наособицу. Связали и перевязали. Десертом к празднику пойдет.
Тризны, к счастью, не будет. Потерь у варягов не оказалось. Виск и Трюм получили по стреле в ногу. Неглубоко. Ими уже занимались. А Кочень ухитрился сломать палец. Вылетел из седла, когда его конь копытом угодил в сусличью нору. Конь, что приятно, не пострадал. Сергей мог гордиться. Такой бой – увесистый кошель в копилку его славы.