– То, что я тебе сейчас скажу, тебя не обрадует.
Сергей посмотрел на хузарина:
– Говори уже.
– Там Рёрех, – мрачно произнес Машег.
– Точно, не ошибаешься? – Сергей видел сбитую в полукольцо стену щитов, шлемы воинов… Но разглядеть лица… Тут даже глаз орла не хватит.
– Я узнаю шлем. Тот, что он купил у наших в Самкерце. Может, под шлемом сейчас другая голова, но это вряд ли.
Сергей выругался сквозь зубы.
– Мы не пробьемся, – сказал Машег. – Их там под тысячу.
– Предлагаешь бросить? – процедил Сергей.
– Ты старший, тебе решать. – Машег скрипнул зубами. – Но я пути не вижу. Если что придумал, говори.
– Да не знаю я! – Сергей скривился. – Но бросить брата… Так нельзя!
– Если они атакуют, нашим конец.
Сергей разглядывал кучку варягов на берегу. Да, теперь он видел, что это варяги. И даже, как ему показалось, опознал некоторые щиты. Десятка четыре воев. Остальные, надо полагать, на драккаре. И понятно, почему не подходят. Отмель. К берегу не пристать, придется высаживаться на дистанции. И тут-то их печенеги стрелами и закидают. Пары сотен лучников хватит. Копченые, конечно, не белые хузары, но с сотни метров по бегущему навстречу человеку промахиваются нечасто.
Подъехал Дёрруд. Увидел, оценил, выругался. Потом спросил:
– Почему не нападают?
– Либо подманивают тех, кто на корабле, либо ждут, когда у наших силы иссякнут, – ответил Сергей.
– Живьем взять хотят, – подтвердил Машег. – Караулят только вон те, остальные отдыхают.
Логично. Сколько простоит в строю даже выносливый человек? Часов пять-шесть? Да еще солнце шпарит. Пить хочется, а вода – вот она, рядом. Но в камышах наверняка тоже копченые схоронились. Выжидают. Пока варяги стоят полукругом, держа «черепашку», стрелять по ним – только стрелы тратить. Но сколько они так простоят?
А чего ждут сами варяги? Темноты? Так не будет ее. Месяц нынче узенький, но над водой все равно достаточно светло. Рассыплется строй, сразу стрелы полетят. Копченых много. А стрел у них еще больше. Против них такие же стрелки нужны, причем хорошие и много. Чтобы прикрыли, пока будут в лодки грузиться.
– Знаю, что ты думаешь, – сказал Дёрруд. – Если они до ночи дотерпят, с темнотой нам ударить сквозь заслон, похватать, кто уцелел, и дёру.
– Не выйдет, – возразил Машег. – Увидят и встретят. Много их. А десятерых копченых только я один и стою. Даже ему, – кивок на Дёрруда, – троих стрелков с избытком хватит.
– Хвастун, – проворчал Дёрруд.
Сергей смотрел на кучку отгородившихся щитами варягов. Он знал, что они чувствуют. И знал, что бросить их и уйти он не сможет. Не знал только, что теперь делать.
– Жарко-то как. – Асмуд, шестнадцатилетний отрок из природных варягов, перехватил левой рукой перекладину щита. К сожалению, поднятый над головой щит не заслонял солнца. Задень рукой шелом – обожжешься. Обмотал бы тряпкой, было б попрохладнее, да жаль стало сияющую красоту портить. Вот и докрасовался. Подшлемник мокрый насквозь, по лицу пот течет, в глаза лезет, щиплет.
– Терпи, воин. – Княжич Рёрех глядел в щель меж щитов на вертящихся в сотне шагов степняков и думал, почему те не стреляют. Накидать в лоб и навесом тысячу стрел, с десяток дырочку точно отыщет. Устали дружинники, вот-вот пойдет трещинами плотный черепаший панцирь…
Может, печенеги этого и ждут? Чтоб совсем они обессилели? Измученный воин сражаться не сможет. Разве что плохо и недолго. Сколько им еще так до темноты стоять?
План у Рёреха был. Дождаться этой самой темноты и вот так же, под щитами, уйти в воду. Отойти по отмели сколько получится, а когда вода под горло подойдет, скинуть брони, шлемы, уложить самое ценное на перевернутые щиты – и вправь к кораблю. Понятно, что печенеги ждать не станут. Сразу стрелами закидают, но кто-то точно уйдет.
Так себе замысел. Но другого не было. О том, чтобы принять предложение степняка и сдаться, Рёрех даже не задумывался. Может, он сам и уцелеет. Ради выкупа. Но остальные… Он помнил, что говорили в Киеве: лучше нурманам в лапы угодить, чем копченым.
Рёрех сдержал вздох. Нельзя показать людям, что ты в печали. Сила вождя – в крепости воинов. Сила воинов – в крепости вождя. Тем более ему легче, чем другим. Родовая сила помогает унять боль в мышцах и выносливости прибавляет изрядно. Избор говорит: постигший себя может хоть целый день на одной ноге простоять, держа меч над головой. Целый день – это вряд ли. Но отстоял так Рёрех в свое время немало. И силу эту ощутил ясно. Потому щит держал крепко, и рука не дрожала, как у многих. Дружине тяжелее. Рёрех слышал, как многие бормочут вполголоса. Богов зовут. Перуна, Волоха или еще кого, если не природные варяги, а принятые. Таких у Рёреха в дружине тоже немало. А здесь, на берегу, семеро. Из тридцати четырех, с которыми княжич сошел на берег, на разведку…
– Машег, – повернулся Сергей к хузарину. – У тебя особая молитва на случай будущей смерти имеется?
– Господь всеведущ. Потому нет такого случая, чтобы подходящая молитва не нашлась, – отозвался хузарин.
– Тогда давай, молись, брат. И прямо сейчас, потому что потом можешь и не успеть.
– Я брежу или это послы? – пробормотал Рёрех, глядя в узкую щель между щитами.
– Всадники… – хрипло выдохнул кто-то. Кажется, Слуд. Слуд Черный, прозванный так за смоляной, редкий у природных варягов цвет волос. – К нам.
– Сдаваться нельзя! – напряженно проговорил кто-то сиплый. – Не о чем нам говорить!
– Поговорить придется, – возразил Жернак, гридень из кривичей, два года назад перешедший в дружину Рёреха от старшего брата. Хороший воин. Толковый. Будь он природным варягом, Рёрех уже поставил бы его полусотником. – Хоть передохнем малость. Выпрямиться хочется больше, чем отлить. Никогда такого не бывало.
– Поговорим, – сказал Рёрех.
И сделал то, о чем мечтал не меньше Жернака. Выпрямился и опустил руку со щитом. Далось непросто. Закостенела рука.
– Дайте-ка пройти.
Щиты раздвинулись, пропуская княжича. И снова сомкнулись. Доверия к печенегам нет. А что Рёрех вышел из-под защиты, так на то он и вождь. Вождю ведь не только первая чаша на пиру и лучшая девка, но и первая вражья стрела тоже.
Рёрех остановился. Обломил древка стрел, торчащих из щита, поставил его на песок, прислонив к ноге.
Три всадника спускались к реке. У одного в руке – зеленая ветка переговорщика. За ними – печенежские сотни.
Рёреху стало очень неуютно. Будто почувствовал, как тело рвут десятки стрел.
Всадники спускались. Двое впереди, третий отстал. Рёрех прищурился. Что-то знакомое… Не разглядеть. Против солнца, и пот в глаза лезет…
Глава 6Голос князя киевского
Печенежский разъезд перехватил их по подходе. Шестеро копченых подъехали без спешки, окружили. Зачем спешить, если добыча не торопится. И не сопротивляется. А добыча знатная. Одни кони чего стоят. На таких и большому хану ездить не зазорно.
– Кто такие! С коней! Оружие на траву! – завопили степняки сразу в несколько голосов.
Вместо ответа Сергей выпростал из-за пазухи серебряную подвеску-полумесяц с выгравированной на ней хищной птичкой. Ту, что подарил когда-то подханок Месигей.
– А хан ваш сказал: с этим знаком мне все цапон друзьями станут!
Зрение у копченых отменное. За сто метров каждое перышко на утке разглядят. А сейчас между ними и десяти шагов нет.
Разглядели.
– С кого снял, рус? – нагло, но не сказать чтобы очень уверенно крикнул один из печенегов.
– Какой храбрый воин, – сказал Сергей, поворачиваясь к Машегу. – Вопросы мне задает. Может, он тоже хан, а в обносках – потому что поиздержался?
– Он не хан, а дурак, – тоже по-печенежски ответил хузарин. – Видит двоих и думает, что может обобрать и никто не узнает.
– Никто и не узнает! – Копченый покосился на остальных. – Мы все братья! Все скажут, что вы на нас напали!
– Если бы я на вас напал, дурачок, вы бы уже на травке лежали! – пренебрежительно бросил Машег. – Туда посмотри!
Он большим пальцем указал за спину.
Позади на холм выезжала дружина Сергея. По уговору они должны были встать так широко, чтобы на взгляд было трудно определить численность.
– Поехали, – сказал Сергей, посылая Мара вперед. – С ханом говорить будем. А ты, хитрец, давай вперед. Пояснишь, кто мы, чтобы мне по пути с каждым болтливым пастухом пререкаться не пришлось.
Хан. Серьезный мужчина. Молодой. Симпатичный. Внешне. Сергей не обманывался. Перед ним печенег. А печенеги считаются только с двумя вещами. С силой. И с выгодой. Но сила все же эффективнее.
– Я знаю Месигея, – сообщил хан, хмурясь. – У нас с ним дружбы нет.
– С большим ханом Гаци тоже?
Возможно, хан хотел бы ответить честно, но не рискнул. Вокруг слишком много свидетелей.
– Гаци-хан, дай ему Небо еще много лет здравия, величайший из нас!
– Несомненно, – согласился Сергей. – Он мудр, потому решил не воевать с русью, а дружить. Странно, что ты, цапон, нарушил его волю.
– Что ты такое говоришь? – возмутился копченый. – Только воля Неба выше воли Гаци-хана! Я могу убить вас за такие твои слова! И тебя, и этого хузарина!
– Можешь, – согласился Сергей.
Он даже не встревожился. Знал, что хан блефует. А у Машега чувство страха то ли атрофировалось в детстве, то ли вообще исключено из генома.
– Можешь. Когда Месигей об этом узнает, он очень расстроится, ведь мы с ним вместе били врагов и пили кумыс, сидя на одной кошме.
– Это ничего, – хищно оскалился хан. – Я же сказал: мы не друзья. И не говори мне, что твоя смерть расстроит Гаци-хана. Я знаю, когда мне лгут!
– Не скажу, – согласился Сергей. – Хотя с большим ханом Гаци мы тоже пили кумыс. Думаю, он запомнил меня. Но печалиться обо мне не станет.
Сергей легко тронул Мара коленями, послав на пару шагов вперед. Теперь между ним и ханом осталось не более двух метров. Сергей улыбнулся. Помолчал. И подумал о том, что ему хватит секунды, чтобы выхватить клинок и разрубить голову хана. И не просто подумал, а так, чтобы эта мысль отразилась на его лице. Ему было нужно, чтобы хан занервничал. Повода жестко среагировать Сергей ему не даст, а показать, что он опасается какого-то безусого руса, будучи в окружении своих воинов, это значит навеки потерять лицо.