Ладно, тем более нам подали для прогулки три лошади и несколько повозок, добраться свите до Решта.
Пан Якуб и Пахом составили мне компанию верхом, а дюжина смешанной дружины сопровождает нас на повозках.
Поданные лошадки порадовали красивым экстерьером. Местная персидская порода родственна арабским скакунам. Пан Якуб просто с ума сошёл от счастья, прокатится на таких красавицах. Вот только нам пришлось двигаться челночным способом, чтобы не отдалятся от сопровождения.
Приняли нас неплохо, знакомый мне дастархан ломился от яств. Настоящий жирный плов из баранины, много мяса и дичи. Не хватало только пару бутылок моего волшебного напитка. Но его на этот раз я принципиально не взял с собой, к мусульманам попали. Так, держал бутылку в лечебных целях.
Само собой, нас оставили ночевать и мне выделили отдельную комнату. Я не сразу понял хозяина, но уразумев, согласно кивнул.
Мой организм, измученный долгим воздержанием, выдал волшебную картинку:
«Гарем, сераль, восточные крутобокие одалиски. Прелести, скрытые под тонкой газовой тканью. Колдовские карие очи, тонкий стан и запах благовоний». Это видение заставило меня дать себя уговорить. Перед сном под служка притащил мне тазик помыться. Получилось с трудом, лучше я бы окунулся в ручеёк, текущий через поместье, но боюсь – не поймут. Пришлось довольствоваться этим.
Освежившись, переоделся и бухнулся на низкий топчан.
Одалиска не заставила долго ждать. При неверном свете светильника с любопытством наблюдаю, как тихо поскреблись в дверь и через секунду в комнату скользнула невысокая девушка. Она покрыта лёгкой тканью и почему-то зависла в дальнем углу.
- Хм, - я прочистил горло, прокашлявшись и приглашающе махнул рукой этому застывшему изваянию.
Три робких шажка, и она опять остановилась.
Нет, ну я так не играю. Что это за детский сад? Моё воображение заставило представить желанное тело и подробности следующего часа. Мои лёгкие исподние штаны вспучились возбуждённым органом, и я подошёл к прелестнице. Сначала полетела на пол нательная рубаха, затем не нужны стали порты. Я предстал перед местной дивой в чём мать родила. Только эрегированный член гордо покачивается между цифрами 10 и 2.
Пришлось взять ситуацию в свои руки, я поднял платок, открыв красоту юницы.
- Ой, мамочка, - девица закрыла лицо обеими руками, увидев меня во всей красе. Я погладил её по нежному животу, пока до меня не дошло.
- Ты говоришь по-русски, ты славянка?
Девица неожиданно разревелась, некрасиво выпятив губки.
Да что же это за подарок такой. Мой приятель жалобно сник, мне пришлось нагибаться и одевать штаны.
Зажёг светильник, наконец рассмотрел, кого мне подсунули.
Девица далеко уже не девочка, ей хорошо за двадцать. Фигурку я успел рассмотреть, миниатюрная и стройная, кожа нежная. Лицо скорее славянское, красавицей трудно назвать. Нос картошечкой, щёки усыпаны веснушками, форма лица круглая. Глаза светлые, может серые или голубые, при этом свете не понятно. Волосы рыжие и очень короткие, больше подошли бы парню. В целом впечатление скорее приятное, если бы не слёзы.
Я потянул девушку за руку, заставляя сесть. Ба, да её бьёт дрожь. Пришлось сорвать покрывало и накрыть, постепенно она успокоилась.
- Да, я русская. А Вы кто?
Хм, вот и ответ, она моя землячка. Но дальнейшее меня повергло в шок. Рассказ девицы просто заставил крепко задуматься. Я разбудил своего служку и послал на кухню принести нам что-нибудь перекусить. Не знаю уж, как мой Ванятка там договаривался, без знания языка, но притащил целое блюдо с мясом, лепешками и овощами. К этому шёл освежающий напиток.
- Составишь мне компанию?
Девушка, замотанная в покрывала, робко улыбнулась и кивнула. Проговорили мы до утра, и только когда загоношились птицы, улеглись спать. Встали поздно, девица ушла, а я пошёл к ожидающим меня друзьям. Нам накрыли обильный стол, время то уже обеденное.
Глава 17
17
Пока ел, думал о том, что делать с Людмилой. Ночную гостью величают Людмилой Афанасьевной, и она не совсем местная. Как и я, девушка попала сюда из будущего. Только из 1919 года. Выросла в семье столичного купца второй гильдии. Благополучное обеспеченное детство и юность. Частные учителя и соответствующее обучение. Папенька даже отдал дочь учиться на высших женских Бестужевских курсах. Проучиться удалось три года из четырёх, потом грянула революция, сначала одна, затем ещё более безжалостная и кровавая. Отец выжидал, думая, что всё успокоится. Когда ВЧК начала зачищать классовых врагов, убивая и грабя всех неугодных, отец решил бежать на юг, в Крым к Деникину. Там собирались те, кто не хотел сидеть и ждать стука в дверь. Семья из четырёх человек, включавшая её маменьку и младшую сестру Анну, сумели бежать из революционного Петрограда. Поезд, идущий на юг несколько раз грабили, потом его вообще остановили, пассажиры пошли пешком до следующей станции. Это путешествие слилось у девушки в череду неприятностей. Под конец они добрались до Воронежа, но там их поместили в тифозные бараки. Сначала в дороге заболела Аннушка, потом остальные. Людмила металась в бреду, пришла в себя через две недели, худая как щепочка и остриженная налысо. Беды буквально преследовали её. С трудом нашла отца в соседнем бараке, тот медленно выздоравливал. А вот маменьку и сестру так и не отыскала, сказали, что обе умерли через четыре дня. Их тела вывезли за город, засыпали хлоркой и похоронили вместе с другими в братской могиле.
Так они остались вдвоём, практически без средств, все деньги и украшения украли. Отец продал золотой крестик, чудом оставшийся незамеченным, и они двинулись в сторону Тифлиса. В дороге мужчина передумал, и они на подводах решили добраться до Баку, где у отца был давний компаньон. В Дербенте им удалось сесть на небольшое судёнышко, идущее в Баку. Ужасный морской шторм опрокинул его, и Людмила с отцом на куске деревяной обшивке добрались до берега, остальные утонули.
Но первые же встречные отнеслись к ним жестоко, просто связали и кинули в повозку. Так оба попали в рабство. Измученных невольников привезли на рабский рынок Решта. Вначале их купил вместе один землевладелец, только отца он отправил в своё загородное поместье, а девушку оставил в городском доме.
И пришлось той хлебнуть всей прелести судьбы невольницы, хозяин в первую же ночь взял её в постель, так она рассталась с невинностью. Но, на её счастье, каноны красоты здесь иные. В девушках местные ценят развитые, женственные формы, а цыплячьи стати новой невольницы и ей тифозная причёска заставили перепродать другому. Так она оказалась в доме у моего знакомого.
И вот я сейчас смотрю на хозяина дома, заставляя нервничать, - господин, вам не понравилась девушка, которую я прислал? Мне казалось, вам будет приятно пообщаться с землячкой.
Мне даже не пришлось притворяться. Подгон подобной девицы довольно сомнителен, учитывая её преклонный возраст, лет в 25 и нестандартную внешность с неразвитыми бёдрами. Попахивает унижением.
Хотя, может он и в самом деле хотел мне услужить? Но заставить хозяина понервничать стоить.
- Скажи-ка мне, уважаемый Аджи. Ты прислал мне её, чтобы разговоры говорить? Нет? Так зачем мне нужна в постели такая?
Хозяин немного проникся, всё-таки он заинтересован в нашем дальнейшем сотрудничестве.
Перс принялся извиняться и заговорил так быстро, что переводчик Захир не успевал мне переводить.
- Ладно, мне в самом деле интересно было узнать от неё кое-что. И знаешь, что я тебе скажу, уважаемый?
Перс настороженно смотрит на меня, вытянув шею и промакивая потное лицо платком, - что, господин?
- Я бы хотел её выкупить, как женщина она меня не интересует, зато умеет рассказывать на ночь увлекательные сказки.
- Сказки, ага, - мужик улыбнулся, - но я отдал за неё приличные деньги.
- Уважаемый Аджи, ты хочешь со мной торговаться?
- Нет, нет, что Вы господин.
- Тогда, если ты привезёшь так же мне её отца, который должен находиться у того, который продал тебе женщину, то возможно, ты получишь вот это, - и я кивнул на пояс.
Ага, проняло, однако. Свой кинжал я показал ранее местным перекупщикам. Они были страшно поражены, что он рубит прутки железа и не остаются даже зарубины на остром лезвии. А ещё его свойства противостоять рже. Сейчас как правило хорошие клинки держат в ножнах. А те покрыты изнутри коротким мехом, пропитанным жиром. Клинок после использования всегда протирают насухо. А вот мой в простых кожаных ножнах и ни пятнышка ржи. Лезвие тщательно изучили и вернули с жадными глазами. На продажу у меня подобного оружия нет. Те несколько единиц я продал с огромной прибылью. А Аджи просто глазами пожирает клинок, уверен расстарается ради возможности получить статусное оружие. При прощании я намекнул, что лучше ему меня не разочаровывать. Девушку с недовольным видом забрал сразу с собой.
Мои скабрезно лыбятся, считают, что купил невольницу для услады в пути. Людмилу мне передали в лёгком одеянии и накидке. Аджи даже притащил вещи, которые были при ней. Это серебряный крестик на кожаном шнурке, простенькую цепочку попёрли, заменив на кожу. А также передали серебряный медальон. Когда девушку посадили в повозку она сразу постаралась закутаться и не показываться на глаза. Тут же в городе я купил ей дорожную одежду, подобающую небогатой, но порядочной девушке. Главное – тёплый плащ и пара смен нательного белья. Несколько юбок, платки и накидка закончили дамский гардероб. Потом сама выберет и купит нужное. На судне я сразу определил даму в единственную каюту, сам же перебрался спать на палубу. Судно груженное и весь экипаж настороже. Ждём только известий от Аджи.
Людмила настолько дезориентирована происходящим, что даже не представляет, где она находится. Надо был видеть её глаза, когда я сообщил ей, что они с отцом находятся не в 20-м ,а 15-м веке. Глаза стали как блюдца и наполнились слезами. Девушка предполагала, что их занесло в дикие племена Кавказа. Но при мысли, что она в глубоком прошлом, на неё напал ступор и мне пришлось выводить активными действиями. Не нашёл ничего лучшего, чем успокаивающе погладить по спине. Когда мои движения стали настойчивыми, она вышла из этого состояния и задумалась о нынешнем моменте. Наверное испугалась, что я закончу начатое той ночью. Убежать невозможно и она просто закрыла глаза, вцепившись пальцами в край одеяла.