— Люди делали и делают свою работу. Хорошо делают. Не надо им мешать. Если захочешь их отблагодарить, то лучше пробей их пожарной части финансирование на ремонт помещений или новую современную технику, оснащение, какие-то бытовые удобства, типа дополнительной душевой или закрывающихся вместительных шкафчиков в раздевалке… да мало ли? Если неохота заморачиваться, то просто: премию каждому выпиши, личную какую-нибудь Княжескую. Поверь, таким вещам люди будут гораздо больше рады… хотя, личный визит члена Княжеского Рода у них точно на всю оставшуюся жизнь в памяти отложится… — задумался уже я. И даже голову вверх поднял, поглаживая подбородок, развернувшись на лавке полубоком к своему собеседнику. Глаза тоже поднял.
И тут заметил что-то на краю поля зрения. Что-то очень знакомое… до боли во всём теле знакомое. Увидел и услышал.
Думать, как, зачем и откуда здесь, в мирной Москве мог взяться FPV-дрон камикадзе с прикреплённой к нему взведённой кумулятивной противотанковой гранатой от РПГ, было некогда. Точнее, можно было бы и подумать. И даже, наверное, нужно подумать. Но тело действовало само: схватить брата за плечи, навалиться всем весом, всем телом и сбросить его на землю, падая вместе с ним. Оттолкнувшись от земли ногами, в том месте, где сидел, как можно сильнее. Так, чтобы упасть, как можно дальше от этой скамейки, в которую невозможный, невероятный в окружающих условиях дрон летел на полной своей скорости. А эти гадостные машинки до семидесяти километров в час развивать могут! Помнится, в одной недавней… сильно весёлой о… таким образом снаряжёнными дронами танки сжигали. И хрен чем от них защитишься — маленькие, незаметные, быстрые… дешёвые. Подавители против них есть, но ты ещё успей среагировать и навести на него этот подавитель. Да и, даже, если наведёшь: дрон и с отключившимся управлением, по инерции лететь продолжает ещё десятки метров. А гранате, предварительно слегка «модернизированной» «сапёром» из состава расчёта операторов, надо только легонечко тюкнуться своим носом обо что-нибудь, чтобы сработать. Опытный оператор так его направит и наведёт, что б он, даже отрубившийся в ноль, в цель всё равно попал…
Все эти мысли в голове проносились с бешеной скоростью, пока мы с братом летели в траву, пока водитель его оборачивался, привлечённый нашим движением и шумом падающих тел. Я даже успел дать себе мысленную пощёчину, решив, что зря поднял панику, и мне просто привиделось… когда громкий хлопок взрыва где-то в стороне сообщил мне, что ни хрена! Не ошибся я.
Почему в стороне? Дрон проскочил чуть выше скамейки и, по инерции, полетел дальше, врезавшись в борт фонтана, где граната и сдетонировала, подняв тучу брызг и обдав мою спину каменной шрапнелью и этими брызгами.
Повезло, что это была именно противотанковая граната, а не фугасная, иначе, меня бы не камешками по спине постучало, а нафаршировало осколками. Противотанковая — она же сконструирована так, чтобы при взрыве производить «кумулятивную струю», которой прожигать броню танка, создавая дыру, в которую, после этого, влетит остаток гранаты со вторым зарядом, наносящим основной урон уже внутри танка. А там большой мощности не требуется. То есть, весь основной поражающий эффект ушёл вперёд, доставшись фонтану, нас зацепило лишь самым «краешком». Но, блин, и этого хватило, чтобы садануть по ушам и по мозгам, заставив череп гудеть потревоженным колоколом, отрубив на время слух, заменив его противным звоном и гудением с небольшой примесью шуршания.
Пока я хватался за голову, Матвей уже змеёй вывернулся из-под меня, вскочил и был готов кого-то бить. При этом, по его ногам вверх, от земли, быстро полз мелкий песок, камешки, куски земли и крошки от тротуарной плитки.
— Дурак! Прячься! — сам себя не слыша, прокричал я, заставил себя двигаться, оттолкнуться от земли, вскочить, прыгнуть к брату, схватить его за воротник, пригнуть ему и себе голову и потащить его за шкирку в сторону, ближайшей канавы, ожидая начала «прилётов» либо мин, либо артиллерийских снарядов, либо, хуже всего, ракет…
Канав рядом не было. Зато был разбитый фонтан. Каменный, глубокий, с высоким уцелевшим бортиком, из которого наружу, через оставленную снарядом дыру в этом бортике, хлестала вода.
Опять, блин, вода… Плевать!
Я потащил растерявшегося под моими действиями брата к этому фонтану, закинул его в фонтан, а потом и сам прыгнул сверху.
«Прилётов» всё ещё не было. Секунду, две, три, десять… Двадцать.
Я осторожно выглянул через край бортика, чуть приподнявшись… и тут же нырнул обратно. «Прилётов» не было. Зато прямо на стоящего посреди площади водителя Матвея нёсся на полной скорости бензовоз. И пофиг ему было, что тут пешеходная зона, пешеходные дорожки, бордюры газоны. КАМАЗу пофиг! Он нёсся. Прямо на таран.
Водитель Матвея успел выхватить пистолет и три раза подряд выстрелить из него в кабину бензовоза, туда, где должен был сидеть водитель. И, насколько я успел заметить, попал. Все три пули влетели в грудь водителю КАМАЗа, заставив того уронить голову на руль, но не нажать на тормоз… и не крутануть этот руль в бок. Бензовоз продолжил нестись на Одарённого, который отбросил бесполезный пистолет и выхватил из ножен не более полезный, по моему мнению, меч и замахнуться им…
А потом рубануть прямо перед собой… А дальше… всё каменное крошево, что было на площадке, и даже вся тротуарная плитка с площади метров сорок квадратных впереди Одарённого, мгновенно собралась перед ним, после чего выстрелила мощнейшим каменным тараном навстречу бензовозу, врезалась в кабину, смяла её, как бумагу, и пошла давить дальше…
Дальше я не видел, так как нырнул обратно в фонтан, заставив нырнуть и начавшего было подниматься брата. Глубже, на самое дно, под поверхность воды, которая там ещё оставалась.
Потом в глаза хлынул яркий жёлтый свет, воспринимаемый даже сквозь зажмуренные веки. А всё тело, вместе с дном фонтана тряхнуло мощным взрывом. Мощным, гораздо мощнее первого.
И свет был долго. Секунд пять. Бензин, когда взрывается, даёт очень красивый огненный столб, в отличии от пороха. Тот самый красивый эффект, какой всегда показывают в Голливудских боевиках.
А, когда взрывается целый бензовоз, столб пламени поднимается до самого неба…
Глава 16
Лёгкость, даже какое-то блаженство, лёгкие покачивания из стороны в сторону. Синяя с белым и жёлто-оранжевым светящаяся, переливающаяся поверхность вверху. Состояние лёгкой прострации. Чувство умиротворённости и ощущение, словно весь мир может подождать. Приятное ощущение. Расслабляющее. Состояние, из которого не хочется выходить… выныривать. Мысли текут вялые и тоже — умиротворённые, неспешные…
Постепенно приходит, точнее, возвращается понимание происходящего. Того, где я, и что я. Понимание того, что я лежу на дне разбитого фонтана, спиной вниз, лицом вверх и смотрю сквозь толщу воды на небо, пребывая в шоке и прострации после ударной волны, прошедшей через моё тело.
Лежу один. И ранее плотно зажмуренные глаза мои открыты. А «голубое с белым и жёлто-оранжевым», это поверхность воды, сквозь которую видно небо с облаками… а оранжевое — это лужицы бензина, расплывшиеся по водной поверхности и горящие даже там, на воде… бензин же водой не тушится.
Матвея рядом нет. Зато дно и толща воды продолжают вздрагивать, сотрясаемые какими-то сильными то ли ударами, то ли взрывами. Оттуда, где я плавал, как снулая «глушанутая» рыба, не было возможности разобрать, что именно.
Мне хорошо, как в утробе матери… Даже дышать пока не хочется. В груди нет никакого пожара и удушья… пока нет. Но, если не заставить себя всплыть и подышать, то обязательно появится. Или не появится, а я, пребывая в том же спокойно-блаженно-созерцательном состоянии, тихо отойду в мир иной. Кто ж доподлинно знает, что чувствует контуженный утопающий, пока утопает? Может, он и не мучается вовсе?
Я заставил себя встряхнуться и начать двигаться. Двигаться вверх, гребком и отталкиванием ото дна, благо глубина тут совсем небольшая — чуть больше, чем по пояс взрослому человеку. Фонтан же — не бассейн и не пруд. Большая глубина не требуется.
Так как жжения в груди не было, то можно было не торопиться. Не рваться наружу бездумно, а подниматься вдумчиво: сначала разорвав и разогнав волнами по сторонам большое пятно горящего бензина, что было прямо надо мной на поверхности. Не сделай я этого перед выныриванием, и весь он попал бы на меня. Попал бы и остался гореть уже не на воде, а на мне… брр! Врагу не пожелаешь таких ощущений… наверное. По крайней мере, я так думал, когда высовывал голову наружу. А следом за головой и тело до пояса, покуда доходила вода.
Воздух… Воздух встретил меня не ласково. Скрутил грудь диким кашлем, а следом за ним и рвотой. Похоже, я выблёвывал, как и в прошлый раз, попавшую в лёгкие и в пищевод воду. Да ещё и едкий запах дыма от горящего бензина, резины и чего-то ещё, покрывавшего всю площадь.
Прокашливался я не долго. Не потому, что не хотелось или состояние было терпимым. Нет, не поэтому. А потому, что было нельзя. Нельзя было терять время. Итак неизвестно, сколько его потратил, пока лежал на дне фонтана (но уж вряд ли больше минуты, иначе уже и не всплыл бы никогда… в смысле, живым). Нельзя терять времени! Ведь, после артподготовки всегда идёт пехота на штурм обстрелянных укреплений… или зачистку. И что-то мне подсказывало, что сегодня это правило нарушено тоже не будет.
Едва удалось хоть как-то взять под контроль бунтующее тело и выглянуть из-за частично уцелевшего бортика фонтана, как я увидел брата, стоявшего над телом Дружинника и державшего перед ними двумя здоровенный непрозрачный щит, собранный из непонятно как и чем удерживаемых вместе песка, камней, земли и прочего мусора. А в щит этот била толстенная струя пламени, идущая от рук какого-то маньячно скалящегося лысого мужика неопределённо-среднего возраста с жутковатым шрамом через половину лица, одетого в… форму хорошо знакомую мне уже форму пожарного⁈