Но, опять же: не сказал бы, что это такая уж необычная система. В том же мире писателя, подобное разделение существует сплошь и рядом, делением учеников по корпусам в рамках недавно отгремевших «укрупнения и оптимизации» там никого не удивишь. Вот и здесь, я не сразу такое обстоятельство заметил.
«Линейка» закончилась. Классные руководители развели нас по классным комнатам, где начался «организационный момент».
Сначала, рассадка по рабочим местам… И, какое же место выпало мне? Есть догадки? Ха! Естественно — «место Главного Героя»! То есть, задняя парта возле окна. Кто бы ещё сомневался-то!
С другой стороны, а как могло быть иначе? Самый высокий мальчик в классе. С хорошим зрением. С относительно тихим и спокойным поведением. Куда ещё меня сажать, как не на последний ряд? Вперёд? Чтобы своей «широкой спиной» и долговязой фигурой перекрывал обзор другим ученикам?
Другое дело, что за одну со мной парту угодила и Алина. Та самая Алина, что участвовала в давешнем разговоре и ещё подмигнула мне тогда. Но, опять же: не придерёшься — одна из самых высоких девочек в классе. И тоже с отменным зрением и спокойным поведением. Так что выбор места учителем для неё формально обоснован.
Алина Ивановна Милютина… Которая обмолвилась про «наш банк», в Правлении которого не помешал бы свой Долгорукий. Ещё бы узнать, что там за банк такой… Но, без наличия телефона с доступом к Всесети под рукой, последнее не представлялось возможным. Однако, по возвращении домой, обязательно стоит исправить это вот упущение и разузнать всё, что возможно о моих одноклассниках. Очень уж проскочивший разговор красноречиво намекал на то, что детишки в этой вот «СОШ» совсем не простые. Да и не только разговор. Про само КПП ведь я уже упоминал. А вот про то, что большую часть детей к этому КПП подвозили совсем недешёвые по внешнему виду тонированные легковые автомобили — говорю сейчас. Для них, для этих автомобилей, даже специальная парковка рядом с воротами была выделена. А личный автотранспорт в Москве, напомню — редкость. И редкость статусная.
Потом, после рассадки по своим местам, новым и новым-старым — далеко не всех пересаживали, настало время следующего вопроса: выборы «актива класса». То есть: Старосты, заместителя Старосты и ещё каких-то уже более номинальных должностей, вроде «физорга» или «редколлегии». Я, слава великому Писателю, ни на одно из этих «геморных» местечек не угодил.
Потом была раздача расписания, обсуждение учебников, списка ближайших школьных мероприятий, дежурства в классе, работы кружков (а тут и таковые, оказывается, имелись), ни и, собственно, конкретного завтрашнего учебного дня: времени прибытия, количества уроков, времени обеда и прочих важных, но малоинтересных вещей. Вроде того, во сколько и через какую дверь нашему классу рекомендуется заходить завтра на территорию школы.
И… всё. Первый школьный день на этом заканчивался. А значит, можно было идти домой.
И я пошёл. Собрал свои вещи и пошёл. Я ведь та ещё антисоциальная личность. В отличие от других, ни в одном школьном кружке ведь не состою. Такое, правилами школы запрещено не было. Однако, и не приветствовалось. Остальные, по крайней мере, большая их часть, внеурочной деятельностью в школе, в той или иной форме, в том или ином объёме занимались. И сегодня кружки уже работали.
Вот только, далеко уйти не успел. Не дальше двери из класса, как был остановлен учительницей, напомнившей, что дежурство по классной комнате, в этом году, начинается как раз с нашей с Алиной парты. Тем более, что ни у меня, ни у неё, сегодня кружков нет. И приниматься за уборку класса можно уже сейчас, сразу, как разойдутся по своим делам все остальные.
И об этом, на «классном часу» говорилось. Просто я, пребывая в своих мыслях, этот момент прослушал. От того и стоял теперь с таким растерянным видом.
Не долго стоял. Секунд пять. Потом пожал плечами, вернулся к своей парте, положил на неё портфель, засучил рукава и, подхватив ведро, спокойно двинулся к туалетным комнатам за водой… Под гробовое удивлённое молчание всего класса. И их же недоуменные взгляды.
Почему на меня так смотрели, я понял только через пару минут, когда уже довольно далеко отошёл от класса. Понял, что поступил не так, как поступил бы до каникул. Как и поступал в таких случаях раньше всегда: просто ушёл бы домой, не став ничего убирать или с кем-то спорить. Помнится, в прошлом году у меня даже несколько воспитательных бесед по этому поводу с классным руководителем было, где она пыталась достучаться до моей сознательности. Не смогла. Так как не было у меня никакой сознательности. И плевать мне было на школу с её правилами. И на одноклассников.
Те, кстати, пару раз пытались мне как-то высказать своё коллективное «Фи!» по этому поводу, но мне было точно так же «накласть» и на одноклассников. Я их и за людей-то не считал — так, статисты и декорации. Бездари и простолюдины.
Побить меня, правда, так ни разу, за это моё отношение, и не решились — всё ж, я был выше и крупнее, а «масса» всё-таки «решает». Да и, как теперь понимаю, фамилии моей побаивались даже больше, чем «массы». Всё ж, родной сын Князя — мало ли…
А сейчас вот, пожал плечами и пошёл за водой. Достаточно резкое и радикальное изменение в поведении. Примерно такое же радикальное, как и во внешности. Однако, комментариев по этому поводу ни от кого не последовало… пока я ещё мог их слышать. После-то, уверен, мою выходку обсудили все и со всеми. Даже слегка интересно стало, какие именно версии кем выдвигались. Думаю, самыми популярными будут две: что я на каникулах от отца взбучку получил, или, что в Алинку втюрился… Какая будет популярнее, вряд ли мне когда-то доведётся узнать.
Я даже слегка развеселился, гоняя в голове эти мысли, пока промывал и ополаскивал ведро, пока наливал воду, пока шёл назад к классу. Когда вернулся, там уже никого, кроме Алины не было — все разошлись по своим кружкам и занятиям. Даже классная куда-то удалилась, хотя вещи свои на учительском стуле и оставила, что означало, что планирует ещё за ними вернуться.
— Как распределимся, Юр? — спросила меня девочка.
— Протри доску, посмотри цветы и подоконники, а я пол подмету и промою, — снова пожав плечами, предложил вариант я. В принципе, в классе и так было более-менее чисто: первое сентября — считай, ещё лето на дворе. Да и переобуваются все. Для этого даже специальные именные шкафчики, как в тех же японских школах мира писателя, на входе стоят. Бумажек и жвачек вроде бы, за один-то урок, тоже накидать не успели. Но, порядок есть порядок: промести и протереть надо обязательно — не полезна пыль для здоровья.
— Хорошо, — серьёзно кивнула мне в ответ она. — А чего ты так глазами по углам шаришь? — слегка удивлённо добавила она, не удержав любопытства.
— Камеры ищу, — честно признался я, не видя причин скрывать своего интереса.
— Камеры? Какие камеры? Юр, ты о чем? В школе нет камер. В здании и на территории вообще запрещено любое видеонаблюдение, так же, как и несанкционированная видео-фотосъёмка.
— О как? — взлетели мои брови вверх.
— Ты не знал? — снова удивилась девочка.
— Да как-то упустил из внимания… — почесал правой рукой в затылке я. В левой всё ещё было полное воды ведро, которое тяжёлым совершенно не казалось, поэтому и ещё не было поставлено на пол. — А как же, если драки какие? Или порча имущества?
— Ну, школа, как понимаешь, не бедствует, — улыбнулась Алина. — Вопрос порчи имущества здесь вообще не вопрос. А драки… что происходит в школе, то остаётся в школе. Пара синяков и ссадин не идёт ни в какое сравнение с репутационными потерями от случайно или неслучайно «всплывшего» в сети видео безобразной драки детей банкиров, чиновников или промышленников. Никто не хочет рисковать чем-то подобным.
— О как… — снова задумчиво почесал свой затылок я. Какие занимательные подробности я, оказывается, пропустил, пока был «хики-задротом-геймером». Тут же, правда, вспомнилось, что в Кремле, в жилой зоне, камеры тоже полностью отсутствовали. В зоне пищеблоков, обслуживающего персонала и технических помещениях были, на территории были, а вот в жилой зоне не было ни одной. Видимо, поэтому, Княжич и не обращал на подобное же положение вещей в школе внимания. Оно казалось ему естественным и само собой разумеющимся. А я вот вспоминал своего директора с его «идеей-фикс»: поставить, минимум, по камере в каждом кабинете и каждом коридоре, что б просматривалось вообще всё и везде под всеми возможными углами, что б никто и нигде, не дай Бог!..
— Или ещё чего похуже, — с намёком поиграла бровями девочка.
— А тут и похуже бывает⁈ — непроизвольно расширил глаза я, ставя ведро на пол и доставая метлу из предназначенного для её хранения шкафа.
— Ну, тут всякое бывает, — слегка уклончиво ответила Алина. — Здесь ведь дети не самых простых родителей учатся. Некоторые, привыкли… к особому положению и… вседозволенности.
— А школа? Учителя? Администрация? — ещё больше удивился я, тем не менее, принимаясь за прометание пола, начиная с дальнего от дверей угла класса.
— Учителя и администрация… не всемогущи. И предпочитают закрывать на многие вещи глаза. В конце концов, с них спрашивают, в первую очередь за высокий уровень знаний учеников. В клановые, корпоративные и прочие разборки они не сильно хотят влезать.
— И часто тут… эти самые «разборки»?
— Не чаще, чем в обычной жизни за школьными стенами, — пожала плечами девочка, специальной тряпочкой начиная протирать белую доску, предназначенную для письма по ней специальными стираемыми маркерами. — В школе, конечно, стараются сильно не жестить, но…
— Как-то это зловеще прозвучало, — хмыкнул я.
— Испугался? — ухмыльнулась и поиграла бровями Алина.
— Мне-то чего бояться? — пожал я плечами, меланхолично, спокойными, уверенными движениями метлы делая чистый пол ещё чище. — Брать с меня нечего, конфликтовать я ни с кем не конфликтую…
— А ещё ты забыл сказать, что ты — родной сын Князя, и тебя трогать — себе дороже, — хмыкнула она.